один — блондин с молочной кожей, если и старше Оливера, то на самую малость, второй — пятидесятилетний, коротконогий и толстый, в пиджаке, застегнутом на все три пуговицы.
И сигарный дым, клубы дыма! Невероятный, невозможный сигарный дым! И непривычные пепельницы на столе для совещаний среди разложенных на нем документов! И нет для Оливера в кабинете отца ничего более знаменательного, даже братья Орловы не столь поразили его, как этот ненавистный, проклятый на веки веков сигарный дым, неспешно плывущий в очищенном воздухе святилища, чтобы собраться в грибовидное облако над аккуратно причесанной головой отца, «жесточайшего врага табака», как охарактеризовал его журнал «Вог». Тайгер ненавидит табак больше, чем неудачу или возражения. Каждый год перед подачей налоговой декларации он жертвует немалые суммы из налогооблагаемого дохода на борьбу с курением. Но сегодня на буфете стоит новенький, инкрустированный серебром ящичек для сигар из «Асприз», что на Нью-Бонд-стрит, в котором лежат «самые дорогие сигары Вселенной». Курят Евгений и порученец, застегнутый на три пуговицы. Именно сигарный дым убеждает Оливера в беспрецедентной значимости события.
Тайгер начинает с подтрунивания, но Оливер уже привык к тому, что подтрунивание — неизменный элемент крепнущих отношений с отцом. Если даже в ботинках на высоких каблуках от «Лобба» твою макушку отделяют от пола пять футов и три дюйма, а в твоем сыне добрых шесть футов, вполне естественным представляется желание подровнять рост сына со своим в присутствии остальных. И задача у Оливера тут простая — подыгрывать отцу.
— Святой боже, что так задержало тебя? — насмешливо-серьезно негодует Тайгер. — Полагаю, эту ночь ты не ночевал дома? Кто она? Надеюсь, она не выставит меня на круглую сумму?
Оливер и не думает выходить из предложенной ему роли.
— Она богата, отец. Если уж на то пошло, даже более чем богата.
— Правда? Приятно слышать, клянусь богом! Может, на этот раз даже удастся что-то получить, а не потратить. Так?
С этим «так» — хитрый взгляд, брошенный на Евгения Орлова, сопровождаемый поднятием и опусканием маленькой ладошки Тайгера, до того мирно лежавшей на массивном плече Евгения. Взгляд, показывающий гостям при содействии Оливера, что молодой человек живет в свое удовольствие, спасибо необыкновенной щедрости его снисходительного отца. Но Оливер к этому привык. Такие сценки они разыгрывали с самого детства. Будь на то желание Тайгера, он бы достаточно убедительно сымитировал и Маргарет Тэтчер, и Хэмфри Богарта из «Касабланки», и рассказал бы анекдот о двух русских, писающих в снег. Но Тайгер этого не требует в это утро, поэтому Оливер лишь улыбается и приглаживает волосы, пока Тайгер запоздало знакомит его с гостями.
— Оливер, позволь мне представить тебе одного из самых умных, самых бесстрашных, умеющих заглянуть вперед первопроходцев новой России, человека, который, как и я, голыми руками боролся за достойную жизнь и победил. Боюсь, такие люди нынче редкость… — Пауза, дабы Рэнди Массингхэм, бывший сотрудник Форин оффис, мог перевести слова Тайгера на русский. — Оливер, я хочу, чтобы ты познакомился с мистером Евгением Ивановичем Орловым и его уважаемым братом Михаилом. Евгений, это мой сын Оливер, который доставляет мне больше радостей, чем огорчений, юрист, представительный мужчина, как вы видите сами, умный, интеллигентный, с большим будущим. Спортсмен он никакой, это правда. На лошадях ездить не умеет, танцует, как слон… — театральный изгиб брови показывает, что подтрунивание продолжается… — но совокупляется, по слухам, как воин! — Радостный гогот Массингхэма и порученцев подсказывает Оливеру, что эта тема затрагивалась до его появления в кабинете.
— Опыта у него, конечно, пока маловато, этической стороне дела он придает слишком уж большое значение, но разве мы не были такими же в его возрасте? Однако специалист он первоклассный, ему по силам представлять наш юридический департамент вместо отсутствующего в связи с отъездом за границу нашего достопочтенного коллеги доктора Альфреда Уинзера. — «Бедфордшир за границей? — мысленно удивляется Оливер, которого по-прежнему забавляют маленькие хитрости Тайгера. — И с чего это Уинзер вдруг стал доктором?» — Оливер, я хочу, чтобы ты внимательно выслушал итоги нашей утренней работы. Евгений пришел к нам с очень насущными, очень созидательными, очень оригинальными предложениями, которые отражают — и я полагаю, это главный положительный момент — перемены, происходящие в новой России мистера Горбачева.
Но сначала рукопожатия с гостями. Ладони Оливера касается крепкая рука Евгения Орлова, глаза, обрамленные густыми ресницами, весело поблескивают. Потом приходит очередь шершавых пальцев брата Михаила. Наконец, пухлая ладонь порученца, застегнутого на три пуговицы и с сигарой в другой руке. Его зовут Шалва, он прилетел из Тбилиси. Адвокат, как и Оливер. Впервые произносится слово Грузия, и Оливер, который в этот день держит нос по ветру, сразу же отмечает, что оно — ключевое: Грузия, и плечи чуть расправляются, Грузия, и королевские войска готовы к бою.
— Вы бывали в Грузии, мистер Оливер? — спрашивает Шалва. Благоговение в голосе подсказывает, что, по его разумению, лучшей страны в мире не отыскать.
— К сожалению, нет, — признается Оливер. — Но я слышал, что там очень красиво.
— Грузия прекрасна, — подтверждает Шалва, знающий истину в последней инстанции.
— Georgia very beautiful, — вдруг произносит то же самое на английском Евгений, энергично кивая.
Кивает и Михаил, тут он полностью согласен с братом.
И наконец Оливер обменивается рукопожатием со своим бледнокожим ровесником, мистером Аликсом Хобэном, по внешности которого не скажешь, грузин он или нет. Но что-то в нем тревожит Оливера, заставляет выделить для него в голове отдельный закуток. Что-то холодное, безжалостное, не терпящее возражений, воинственное. Что-то предупреждающее: «Если ты еще раз наступишь мне на ногу…» Но эти мысли для последующего анализа. Теперь, когда Оливера приняли в компанию, Тайгер предлагает всем сесть, уже не за стол для переговоров, а в удобные, обитые зеленой кожей кресла, предназначенные для обсуждения трех, по его словам, очень созидательных и оригинальных предложений Евгения, символизирующих перемены в Советской России. Поскольку Орловы не владеют английским или не хотят показывать, что владеют, а Массингхэм входит не в их команду, предложения представляет загадочный мистер Аликс Хобэн. И выговор у него не тот, какого мог бы ожидать Оливер. Не Москва и не Филадельфия, а некая смесь обеих культур. Резкость голоса даже заставляет задуматься, а не подключен ли мистер Хобэн к усилителю. Лающие, отрывистые, не допускающие возражений фразы наводят на мысль о том, что говорит он от лица кого-то очень могущественного, и так оно и есть. Лишь изредка в речи проскальзывает его индивидуальность, словно кинжал, выхваченный на пиру и тут же убранный в ножны.
— Мистер Евгений и мистер Михаил Орловы имеют в Советском Союзе прекрасные связи. Понятно? — пренебрежительно обращается он к Оливеру, как к новичку в их компании. «Понятно?» ответа не требует. Хобэн продолжает: — Благодаря своим коллегам в армии и на государственной службе, а также контактам в Грузии мистер Евгений Иванович имеет выход на самый высокий уровень. В настоящее время он занимает уникальную позицию, позволяющую приступить к практической реализации трех проектов с выплатой соответствующих комиссионных за пределами Советского Союза. Ясно? — резко спрашивает он. Оливеру все ясно. — Эти комиссионные — результат прошедших переговоров на самом высоком уровне. Разрешение получено. Вы улавливаете, к чему я клоню?
Оливер улавливает. После трех месяцев пребывания в «Хауз оф Сингл» он знает, что выход на высочайший уровень в Советском Союзе стоит недешево.
— И о каких комиссионных идет речь? — спрашивает он, демонстрируя искушенность, которой нет и в помине.
Ответ уже ждет Хобэна на пальцах левой руки, которые он хватает один за другим.
— Половина выплачивается авансом перед началом реализации каждого предложенного проекта. Далее платежи идут через оговоренные интервалы, зависящие от успехов в реализации проекта. Величина комиссионных — пять процентов от первого миллиарда, три процента от последующих сумм — не обсуждается.
— Мы говорим о долларах США? — Оливер пытается показать, что миллиарды не производят на него впечатления.
— А вы думали, мы говорим о лирах?
Братья Орловы и Шалва-адвокат гогочут, когда Массингхэм переводит остроту на русский, а Хобэн на своем псевдоамериканском уже представляет, по его терминологии, Специальный проект номер раз.
— Собственность Советского государства может распродаваться только государством, понимаете? Это аксиома. Вопрос. Кому принадлежит сегодня государственная собственность Советского Союза?
— Советскому Союзу. Очевидно, — отвечает Оливер, лучший ученик своего выпуска.
— Второй вопрос. Кто продает сегодня собственность Советского государства в соответствии с новой экономической политикой?
— Советское государство… — Неприязнь к Хобэну все нарастает.
— Третий вопрос. Кто сегодня вправе продавать государственную собственность? Даю ответ — новое Советское государство. Только новое государство может продавать собственность старого государства. Это аксиома, — повторяет он, нравится ему это слово. — Понятно?
И вот тут, к удивлению Оливера, Хобэн достает платиновые портсигар и зажигалку, вынимает толстую желтую сигарету, которая, кажется, пролежала в портсигаре лет десять, защелкивает его, постукивает по нему сигаретой, прежде чем добавить дыма к уже имеющимся клубам.
— В последние десятилетия в советской экономике господствовала командно-административная система, так? — продолжает Хобэн. — Оборудование, заводы, арсеналы, энергетические станции, трубопроводы, железные дороги, грузовой автотранспорт, локомотивы, турбины, генераторы, печатные машины — все принадлежало государству. А если материальные ценности становились старыми, даже очень старыми, никого это не волновало. В последние десятилетия переработкой Советский Союз не занимался. Евгений Иванович располагает самыми точными расчетами запасов этих материалов, сделанными на самом высоком уровне. Согласно этим расчетам, в Советском Союзе скопился один миллиард тонн лома черных металлов хорошего качества. Лом этот практически готов для отправки потенциальным покупателям. Во всем мире лом черных металлов пользуется повышенным спросом. Следуете за мной?
— Особенно в Юго-Восточной Азии, — радостно вставляет Оливер, который совсем недавно читал статью на эту тему в каком-то техническом журнале.
И, произнося эти слова, ловит на себе взгляд Евгения, уже не первый за время выступления Хобэна, и поражается доверительности этого взгляда. Словно старику как-то не по себе в этой компании и этими взглядами он предупреждает Оливера, тоже новичка, что в таком окружении ухо надо держать востро.
— В Юго-Восточной Азии спрос на металлический лом высокого качества очень велик, — соглашается Хобэн. — Возможно, мы и будем продавать его в Юго-Восточную Азию. Возможно, это будет удобно. Сейчас всем насрать. — Хобэн чихает, фыркает, откашливается, прежде чем продолжить. — Начальные инвестиции по специальному проекту, связанному с металлоломом, составят двадцать миллионов долларов наличными, которые должны быть выплачены по подписании государственного контракта о выдаче фирме, указанной Евгением Ивановичем, эксклюзивной лицензии на сбор и вывоз всего металлолома на территории бывшего Советского Союза, независимо от его местонахождения и состояния. Это условие не обсуждается.
Голова у Оливера идет кругом. Он знает о таких комиссионных, но лишь понаслышке.
— И какая фирма получит такую лицензию?
— С этим мы еще определимся. Какая разница. Фирма будет выбираться Евгением Ивановичем. В любом случае это будет наша фирма.
Тайгер со своего трона осаживает сына: «Оливер! Бестолковых нам не надо».
Хобэн двигается дальше.
— Двадцать миллионов долларов наличными будут положены на счет в оговоренный западный банк. Назначенная фирма возьмет на себя расходы по сбору и вывозу металлолома. Она также должна обеспечить аренду или покупку участка отгрузки в порту площадью минимум в сорок гектаров. Еще один нюанс. Необходимо, чтобы назначенная фирма покупала этот участок на себя. Организация Евгения Ивановича может помочь назначенной фирме с приобретением необходимого участка. — У Оливера возникли подозрения, что эта организация — сам Хобэн. — Советское государство не может поставить оборудование для резки и разделки металлолома. Эта задача тоже ложится на назначенную фирму. Если у государства есть такое оборудование, то оно наверняка говняное. Его проще тоже сдать в металлолом.
Губы Хобэна изгибаются в лишенной веселья улыбке, он кладет одну бумажку и берет другую. Паузу заполняет мелодичный голос Тайгера:
— Если мы будем покупать участок в порту, мы, очевидно, должны припасти несколько бусин для местных племенных вождей. Я думаю, Рэнди уже упоминал об этом, не так ли, Рэнди? Нет нужды ссориться с местной властью.
— Это и так понятно, — бесстрастно отвечает Хобэн. — Говорить тут не о чем. Такие вопросы «Хауз оф Сингл» решит на месте при содействии Евгения Ивановича и его организации.
— Так это мы — назначенная фирма! — восклицает Оливер, до которого наконец-то доходит смысл происходящего.
— Оливер, какой ты у нас догадливый, — шепчет Тайгер.
Специальный проект номер два Хобэна — нефть. Азербайджанская нефть, кавказская, каспийская, казахстанская. Больше нефти, небрежно отмечает Хобэн, чем в Кувейте и Иране, вместе взятых.
— Новый Клондайк, — с периферии мурлычет Массингхэм.
— Эта нефть — тоже государственная собственность, — объясняет Хобэн. — Понятно? Многие жаждущие обивали пороги высочайшего уровня власти в надежде получить концессию, — говорит он, — делались интересные предложения, связанные с переработкой нефти, строительством трубопроводов, портовых мощностей, продажей странам, не входившим в социалистический блок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47