Из пары отверстий в потолке в нее попадал ровный, рассеянный свет, достигавший даже отдаленных уголков. Вдоль одной стены тянулся отполированный деревянный поручень, вроде тех, что стоят в балетных классах. Над ним висело высокое зеркало и, кроме того, похожая на паутину сеть, служившая для маскировки. На деревянном полу кое-где лежали простые серые маты. Больше в комнате не было ничего.
— Мы будем заниматься здесь? — удивленно спросила Дайна, озираясь вокруг.
— А чего ты ожидала? — чуть насмешливо улыбнулся он. — Наверно, что-то более необычного. Что-то из романов о Джеймсе Бонде.
Она улыбнулась ему в ответ, наконец почувствовав себя посвободнее.
— Ну-ка, подойди сюда, — позвал он, поманив ее к себе жестом. — Давай взглянем на твои руки. Она вытянула ладони перед собой.
— Прежде всего, — заявил он, доставая маникюрные ножницы, — с такими руками у тебя не получится ровным счетом ничего. Он ловко обрезал ей ногти так, что они стали короткими, как у мужчин. Пробежав пальцами по их полукруглым концам, он удовлетворенно кивнул и отступил назад, точно любуясь своей работой.
— Ты понимаешь, зачем ты здесь?
— Да. Джеймс, мой муж по фильму, должен сделать из меня опытного охотника.
— Отлично. — Жан-Карлос говорил быстро, но спокойно, как он сказал, sin ceremonia. — Да, это специальная подготовка к фильму. Однако, я научу тебя за три недели не просто набору трюков и умению надувать зрителей. Это должно быть абсолютно ясно для тебя. Я не шучу. Тебе придется по-настоящему познакомиться с различными видами оружия: научиться различать их, держать и носить их, стрелять из них. Ты узнаешь, как действовать в схватке ножом и собственными руками. И так далее. — Он пожал плечами. — Некоторые режиссеры не слишком заботятся о подобных вещах... Их вполне удовлетворяет, если все выглядит как надо, когда они снимают дубль. С такими людьми я не имею дела. Я посылаю их к кому-нибудь еще. У меня нет возможностей и терпения попусту тратить время. — Он поднял указательный палец. — Марион и я провели не мало приятных вечеров: он знает толк в роме и сахарном тростнике. Мы пили, жевали и болтали. Он знает, чего хочет, и поэтому пришел ко мне. «Это займет больше времени, — сказал я ему. — Но когда твои люди пройдут через мои руки, они будут знать все, что им следует знать».
Он хлопнул в ладони. «Итак, мы начинаем».
Дайна взглянула на него. «Но здесь же нет ничего, кроме матов».
— Pacience, — ответил он. — Здесь есть все, что тебе нужно.
С этими словами он словно фокусник из воздуха вытащил пистолет и бросил девушке. Та неуклюже поймала его.
— Нет, нет, нет, — спокойно заметил он. — Его нужно держать вот так, — и он продемонстрировал ей. — Это — автоматический пистолет, — продолжал Жан-Карлос и, перевернув оружие, показал Дайне нижнюю часть приклада. — Сюда вставляется обойма с патронами. Видишь, на нем нет барабана, — он вновь предостерегающе поднял палец. — Никогда не доверяй свою жизнь автоматике. Она слишком часто дает осечки. Пользуйся револьвером. Вот, — он вновь ниоткуда достал еще один пистолет, — попробуй этот. Его носят полицейские. Как ты можешь убедиться он потяжелей, зато у него есть другие преимущества. Больший калибр и убойная сила, исключительная точность попадания. Все эти факторы важны для тебя, как для охотника.
— Нет, вот так, — его пальцы, умелые пальцы, помогли ей. — Правильно, держи его обеими руками. Тяжеловат? Да? Ничего. — Он вытащил пару утяжеленных ленточек и обернул их вокруг кистей Дайны, предварительно подложив под них кусочки эластичной материи. — Так мы будем заниматься в течение первых двух недель. Потом он будет тебе казаться легче перышка. Тогда ты, как настоящий снайпер, просто забудешь о весе оружия.
Верный своему слову он работал с ней в поте лица, натаскивая ее, пока она не научилась различать с дюжину различных моделей пистолетов и десятка два винтовок, стоя у противоположной стены комнаты, стрелять уверенно и точно, протыкать ножом туловище животного, вонзая его в соединение костей — и все это за три недели, имевшиеся в их распоряжении до отъезда на съемки в Найс. «Дальше будет больше, — сказал ей на прощание Жан-Карлос, — но пока — хватит».
— Привет, Дайна.
Она оглянулась и увидела Рубенса, стоящего возле ее столика. Это был красивый, высокий и широкоплечий мужчина, на дерзком, самоуверенном лице которого горели черные глаза, казавшиеся еще более темными из-за смуглой кожи. Внешность выдавала в нем выходца из Средиземноморья и с равным успехом могла принадлежать уроженцу и Испании, и Греции. Человеку, впервые встречавшемуся с ним, бросались в глаза строго очерченный, решительный рот и довольно длинные волосы, такие же черные как и глаза.
Впрочем, все эти детали были чисто поверхностными.
Стоило ему только войти в комнату, полную народа, как все, бывшие там, тут же ощущали его внушительное присутствие. Он прямо-таки излучал энергию, точно новенький ядерный реактор, и, возможно именно поэтому, слухи и сплетни неизбежно следовали длинной вереницей за ним, как хвост космической пыли за кометой.
Про него говорили, например, что он не потерпел ни единого поражения в нешуточных сражениях, частенько разгоравшихся во время собраний директоров кинокомпаний. При этом он никогда не довольствовался простой победой в споре, стремясь сравнять своих противников с землей.
Рассказывали также, что он развелся с женой — необычайно красивой и талантливой женщиной, — поскольку та отказывалась дотрагиваться до него на публике.
Большой любитель морских путешествий в тропических морях, Рубенс был известен своим пристрастием к мясу акул, и сам старался поддерживать эту репутацию при всяком удобном случае. Последнее обстоятельство вызывало особое восхищение у многочисленных прихлебателей, толпившихся вокруг него и пресмыкавшихся перед ним сверх всякой меры.
— Рубенс, — сказала Дайна, поднимая свой стакан и думая про себя: «Вот человек, которого я хотела бы сейчас видеть меньше всего на свете».
Как раз из-за того, что все вокруг преклонялись перед ним, она, еще до их первой встречи, решила вести себя противоположным образом. Для нее он олицетворял собой холодную и бесчувственную душу Лос-Анджелеса, мишурный лоск высшего света, являвшегося предметом мечтаний всех охотников за дешевой славой. Дайна воспринимала его скорее как символ, нежели человека.
Рубенс положил руку на спинку плетеного стула напротив и спросил: «Ты не возражаешь?»
Она была ужасно напугана и, почувствовав непреодолимую дрожь во всем теле, вцепилась изо всех сил в подол своей юбки. Однако в еще большее смятение ее привело другое, гораздо более сильное, чем страх, чувство, неожиданно проснувшееся в ее душе. Ощущение одиночества ослабило ее волю и теперь, глядя на стоявшего перед ней мужчину, она думала о том, другом, растворившемся в ночи с пятнадцатилетней девчонкой, которая, появившись на мгновение, тут же исчезла из ее жизни, смеясь и бесстыдно сверкнув на прощание своим молодым крепким задом. Она думала о Марке.
Дайна откашлялась, прочищая горло. «Пожалуйста», — пробормотала она не своим голосом.
— Водка с тоником. Франк, — сказал Рубенс метрдотелю, усаживаясь. — Принеси «Столичную».
— Значит «Столичная». Хорошо, сэр. А вы, мисс Уитней? Еще одну «Бакарди»?
— Да, — Дайна подняла пустой стакан. — В самом деле, почему бы и нет?
Франк кивнул, принимая стакан из ее рук. Рубенс сидел молча, дожидаясь пока принесут заказы. Наконец это было сделано, и они опять остались вдвоем. Дайна обвела зал взглядом, на секунду задержав его на стойке бара, где собралась небольшая, но шумная кучка пьяниц; их хрипловатый пронзительный смех находился в странном противоречии с тщательно контролируемыми движениями рук и голов. Эти люди как две капли воды проходили на своих собратьев, которых можно встретить в любом баре в любой части света.
— Я не сказал ничего такого?
— Что?
— Я имею в виду твое настроение.
Дайна отхлебнула из стакана. При других обстоятельствах она, возможно, приняла бы вызов, но сегодня...
— Просто неудачный день, — ответила она.
— Все в порядке на съемках?
В ней уже вспыхнула подозрительность.
— Ты прекрасно знаешь, как идут съемки. Там все нормально. К чему ты клонишь?
Он развел руками.
— Ни к чему. Я просто подхожу к столику, вижу это выражение на твоем лице... — Он сделал глоток из своего стакана. — Я не хочу, чтобы мои звезды выглядели несчастными. Я думал, что могу чем-то помочь.
— Ну да. Помочь мне очутиться в твоей постели, — эти слова вырвались у нее сами собой. Она подумала:
«О, господи, я сказала это».
— Пожалуй, я пойду, — Рубенс протянул руку к стакану.
Она следила за выражением на его лице, чувствуя, как ее мысли разбегаются в разные стороны. «Даже, если ты — законченный негодяй, — думала она, — то это все, что у меня есть на сегодня. Мне везет».
— Не надо, не уходи, — попросила она, наполовину искренне. — Я просто в отвратительном настроении. Это не имеет к тебе никакого отношения.
Он уже успел подняться и теперь горько усмехнулся в ответ на ее слова.
— Боюсь, это имеет ко мне непосредственное отношение. Ты вправе говорить со мной так, — он снова развел руками. — Это правда, ты знаешь. Мне хотелось переспать с тобой с того самого дня, когда мы познакомились полтора года назад. Но ты встретила этого сумасшедшего черного режиссера — как его имя? Марк...
— Нэсситер, — торопливо сказала Дайна. Рубенс щелкнул пальцами.
— Ну да, верно. Нэсситер. — Он молча пожевал губами и пожал плечами. — Впрочем, кто здесь хранит верность. — Он заговорщицки огляделся вокруг. — Каждый спит с каждым. Вот я и думал...
— Я не делаю этого, — принужденно ответила она.
— Да, — согласился он. — Ты этого не делаешь. — Ей показалось, что он выглядит слегка погрустневшим. — К несчастью мне потребовалось восемнадцать месяцев, чтобы понять, — он поднял стакан, точно объявляя тост в ее честь. — Ну что ж, пока.
Внезапно Дайне пришло в голову, что, возможно, она не совсем права на его счет ибо судила о нем точно о персонаже из фильма, видя его лишь с одной стороны. Она составила свое мнение о нем на основании чужих слов, вернее на основании сплетен, передаваемых из уст в уста возбужденным шепотом, вызывавших у нее естественное отвращение.
Дайна едва не рассмеялась, подумав, какую серьезную дуру разыгрывала из себя, роясь в каждой его фразе в поисках скрытых мотивов.
Но в тот же миг она осознала куда более глубокую и мрачную причину, из-за которой отталкивала его от себя. Она слышала, как разные люди один за другим называли Рубенса безжалостным, жестоким человеком, чье сердце тверже алмаза. К тому же он обладал властью; он являлся символом Лос-Анджелеса. Не потому ли ее так сильно тянуло к нему? Кем он мог бы стать для нее? Дайна знала, что он опасен, и это знание тревожило и мучило ее. И вот теперь она вдруг увидела, как события предыдущей жизни вели ее прямиком к этому моменту. Да, травма зафиксировалась в ее сознании еще до того, как она сегодня покинула свой дом. И все же в ней крепла уверенность, что, не случись этого, произошло бы что-нибудь другое, но результат в любом случае был бы тот же самый.
Медленным жестом она протянула вперед руку и положила свою ладонь на его и, глядя ему прямо в лицо, произнесла одно лишь слово.
— Оставайся.
Прикоснувшись к его сильным, мозолистым пальцам, Дайна невольно вспомнила о Жане-Карлосе. Она подумала, что Рубенс обладает той же грубой животной привлекательностью, необычной, тщательно замаскированной силой. Дайне даже казалось, что его кожа искрится.
В первый раз с момента их знакомства Рубенс проявлял нерешительность. Заметив это, она сказала:
— Перестань. Ты был скотиной, а я — стервой. Это вовсе не значит, что мы не можем провести вместе пару часов. Возможно, мы просто не понимали друг друга.
Рубенс уселся вновь. Дайна отпустила его пальцы и заметила, что он пристально изучает ее лицо.
— Что ты там разглядываешь?
— Знаешь, ты самая необычная и красивая женщина, которую я...
— О, господи, Рубенс!
— Нет, нет, — он поднял ладонь, точно защищаясь. — Я говорю серьезно. Это звучит странно, но мне кажется, я никогда не видел тебя раньше по-настоящему. Ты была просто новой девушкой....
— Добычей.
— Каюсь, виноват, — однако в его словах звучало мало раскаяния. — Меа culpa. Это как конвейер: к нему так легко привыкнуть. Наша жизнь ничем не отличается от обыкновенной фабрики, разве только вместо сырья мы имеем дело с человеческой плотью, — он махнул рукой, точно отгоняя нарисованную им самим картину. — В любом случае, через некоторое время это становится чем-то вроде наркотика. Женщины появляются и исчезают..., говоря словами Микеланджело, — он рассмеялся, и Дайна вслед за ним, заинтригованная его цитатой из Элиота. — Это так легко, чертовски легко, что иногда просто хочется кричать.
Она состроила презрительную и недоверчивую гримасу.
— Ты хочешь сказать, что не таков рай в представлении любого мужчины?
— Я скажу тебе кое-что, — произнес он серьезным тоном, наклонившись вперед. — Рай — это нечто пригодное только для несбыточных грез. Он не подходит к реальному миру. И знаешь почему? В раю нет места опасности. Мы, — он обвел залу широким жестом, — все мы нуждаемся в опасности, чтобы выжить. Чтобы жить и делать... свое дело, взбираясь с каждым годом на все более высокий уровень. — Он внимательно следил за выражением ее лица. — Ты полагаешь, что отличаешься чем-то от всех нас. Дайна? — он покачал головой. — Нет, ты сама знаешь, что это не так. — Рубенс отодвинул в сторону стакан, так что между ними на столе образовалось пустое пространство.
— Возьми, например, «Хэтер Дуэлл». Будешь ли ты счастлива, если картина не наделает шуму и не окажется супербоевиком, каким мы все ее считаем? Разумеется, нет. Ты не успокоишься, пока не станешь первой. Но без этой энергии и уверенности в собственных силах тебе просто не выжить здесь... или где бы то ни было еще.
— В тебе, — продолжал он, — однако, есть нечто, чему я не могу найти объяснения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93