Он потерял бы единственный мир, который его принимал.Оками сделал обманное движение вправо, а сам бросился налево, соскочив со стола. В полете он расставил широко ноги, нанес мечом удар вправо, где стоял третий стражник, рассек ему грудь, распоров не только кожу, но и мышцы. Из безжизненной руки стражника вывалился его катана.Когда Оками опустился на пол, он почувствовал на мгновение онемелость в теле. Он быстро повернулся к четвертому охраннику. Его пронзила острая боль, в он понял, что ранен. Он преодолел чувство боли, отразил второй удар охранника и, ударив ботинком по его коленке, использовал паузу, чтобы пробиться через его защиту. Он оглушил его, ударив рукояткой меча в правое ухо, и сделал выпад. Кончик его меча вошел и вышел из тела противника. Четвертых стражник свалился на пол лицом вперед.Так Микио Оками стал оябуном клана Оками. Прежде чем покинуть помещение, Оками нашел в себе силы поднять за мокрые волосы отрубленную голову своего дяди, которая затем в течение шести недель висела на кожаном ремне во дворике дома Оками. Каждых, кого он вызывал в то время — старшие его клана, а также оябун других семейств в Токио, были вынуждены проходить мимо этой головы, чтобы встретиться с ним.Последним, кого вызвал Оками, был оябун Сейдзо Ямаучи. Это был человек с бычьими плечами, длинным, постоянно недовольным лицом и видом праведника. Он постоянно осуждал новых рекрутов в рядах якудза за утрату ими традиционных ценностей. Он был также отличным ростовщиком, который прижимал стариков на своей территории, вынужденных все чаще обращаться к нему за помощью по мере того, как призрак войны распространялся по стране и уходили в армию их сыновья. Те два кобуна, чье хвастовство подслушал Оками в баре, принадлежали к клану Ямаучи.Когда Сейдзо Ямаучи проходил по двору, он долго и пристально вглядывался в сморщившуюся, покрывшуюся коростой голову дяди Оками. Он осуждающе качал головой, как если бы видел дело рук какого-то анархиста.— Отвратительное время, — обратился он к Оками, когда были исполнены ритуальные приветствия.— Полностью согласен с вами, — ответил Оками, наклонившись над хибачи, чтобы приготовить чай для гостя. Он чувствовал, что старик напрягся, как при перепаде давления в быстро спускающемся лифте, и сделал все возможное, чтобы успокоиться самому. Предстоял долгий разговор, и его могли поджидать неприятные сюрпризы.Никто из них не произнес больше ни слова, пока не были положены на дно чашек нарезанные листья, налита сверху горячая вода, вынута мешалочка, сбившая на чашках бледно-зеленую пену. Оками подождал, когда Ямаучи поднесет чашку к губам, и только тогда он взял свой чай. Ямаучи кивнул, довольный манерами более молодого, чем он, человека.— Вот почему я позвал вас на эту встречу, — сказал Оками самым приятным голосом. — Теперь, когда с предателем клана Оками покончено, я хотел бы установить альянс с Ямаучи. — Он приготовил новые порции чая для себя и гостя. — Время сейчас, действительно, отвратительное. Приближается война. Я чувствую ее так же, как старик чувствует приближение дождя — своими костями. Теперь, как никогда раньше, нам необходимо держаться вместе, отбросить наши территориальные распри, забыть про месть. За выживание, Ямаучи-сан.Он поставил свою чашку.— И есть еще одна причина, если вы позволите говорить откровенно.Старый человек кивнул головой, несколько успокоившись.— Я еще молод. Несомненно, как говорят некоторые, я еще не созрел, чтобы стать оябуном такого большого семейства, как мое. Но я просто поступаю в соответствии с обстоятельствами, так что, вероятно, меня можно простить за внезапное... повышение в ранге. Однако я отдаю себе отчет в ненадежности своего положения и, обдумав это, пришел к выводу, что в моих интересах было бы иметь ментора, человека более пожилого и более мудрого, к кому бы я мог обращаться за пенными советами и консультацией. За такой расход времени и усилий я готов поделиться богатством семьи Оками. Как вам показалась эта моя идея, Ямаучи-сан?Ямаучи сделал вид, что обдумывает предложение. Но Оками чувствовал, что настроение у него стало приподнятым, как если бы вдруг из-за облаков на небе выглянуло солнышко.Выдержав паузу, Ямаучи сказал:— Ваше предложение заслуживает внимания. Оно показывает мне, что вопреки опрометчивости молодых, которую осуждают некоторые оябуны, вы обладаете мудростью, которой не хватает другим в вашем клане. — Он кивнул головой. — Я принимаю ваше предложение!— Замечательно, — откликнулся Оками. — И чтобы поставить печать на наше соглашение, я прошу только, чтобы вы нашли виновников убийства моего отца и предали их смерти своей собственной рукой.Ямаучи долго молчал. Он не двигался, не дотрагивался до оставшегося в его чашке остывавшего чая. Затем медленно произнес:— Хватит чая. Пожалуйста, принесите бутылку коньяка «Наполеон», чтобы мы могли в интимной обстановке отпраздновать этот исторический союз семейства Ямаучи и семейства Оками. * * * Спустя три дня Оками встретился с Митсуба Ямаучи в задней комнате ночного бара, который служил полковнику местом тайных встреч. Митсуба был одним из главарей семейства Сейдзо и одним из его двух главных помощников. Он приходился ему племянником.Митсуба был насторожен, как был бы и сам Оками на его месте. Это был худой человек, почти без бедер, с длинными ногами, как у паука. У него была нервная привычка поглаживать подбородок большим пальцем. Лицо его было плоским, как доска, на нем резко выступал рот с толстыми губами, которые он складывал в добродушную улыбку, одинаковую как для друзей, так и для врагов.После традиционных приветствий Митсуба расстегнул пиджак и спокойно уселся по другую от Оками сторону маленького стола. Когда он это делал, Оками заметил за поясом его брюк рукоятку пистолета тридцать восьмого калибра. В главной комнате бара слонялась пара стражников Митсуба, готовых к немедленным действиям, как охотничьи собаки, которым дали понюхать запах дичи. Оками преднамеренно был один.Минут тридцать собеседники пили хорошее шотландское виски, приобретенное хозяином на черном рынке, и обменивались любезностями. До них доносились приглушенные звуки из передней комнаты бара. По радио исполняли веселенькую американскую популярную песенку, несколько подвыпивших людей фальшиво подпевали. Наконец Оками спросил:— Как вы относитесь к предполагаемому слиянию моей и вашей семей?— У вас любопытная манера говорить о том, что стало уже фактом.Оками склонил голову с мудрым, но несколько опечаленным видом.— Я тоже считал, что это так. До сегодняшнего дня, когда мне принесли вот это.Он встал, прошел в конец комнаты и включил шестнадцатимиллиметровый кинопроектор.— Я попрошу вас просмотреть этот фильм до конца, Митсуба-сан, а затем высказать свое мнение.На экране уже появилось изображение, когда Оками проскользнул обратно на свое место. Краем глаза он наблюдал за реакцией Митсуба на то, что содержалось на крупнозернистых, но совершенно четких, сделанных профессионально, черно-белых снимках. На экране была картина того, как Сейдзо Ямаучи убивает двух членов своего клана. Это были солдаты, убившие отца Оками.Захватывающий дыхание фильм кончился. Оками на секунду оставил Митсуба, чтобы выключить проектор. Он наполнил виски оба стакана.— Где... — Митсуба остановился, чтобы прочистить горло. Прежде чем продолжать, он проглотил половину виски. — Где вы достали этот материал?— От одного из моих источников информации в Токио.Это была известная «полиция умов», могущественная настолько, что ее боялись даже якудза.— Получается, что у полиции уже имеются эти свидетельства против Сейдзо-сан?Оками отметил, что он не использовал слов «мой дядя». Он не сказал ни слова, желая посмотреть, в каком направлении подскочит Митсуба от укола в ягодицу.— Это вызовет хаос в наших рядах, — произнес Митсуба почти про себя. — Когда уйдет Сейдзо-сан... — Он уставился на Оками. — Могу я признаться вам кое в чем, Оками-сан? Некоторое время назад я разочаровался в долгосрочных планах Сейдзо-сан... Фактически я был решительно против некоторых решений, которые он принял недавно.Он смотрел прямо в глаза Оками, и оба они понимали, что Митсуба имел в виду директиву убить отца Оками.— Я ценю ваши слова, — сказал Оками. — Возможно, удастся еще спасти кое-что от союза между нашими семьями.Он поднялся, дав понять, что разговор окончен.Через час тот же сценарий был разыгран с Катсуодо Кодзо, хрупким чванливым человеком, который был вторым главным помощником Сейдзо. У Кодзо был твердый, вспыльчивый характер, что делало многих его врагами, но еще больше у него было почитателей, которых привлекал его ясный, логически мыслящий ум. В отличие от Митсуба, он пришел один.Он спокойно и безмолвно просмотрел весь фильм, прослушал без комментариев слова Оками. Когда тот замолчал, он сказал:— Вы знаете, эти два парня, которых пристрелил Сейдзо-сан, и убили вашего отца.— Они были орудиями убийства, это правда, — отреагировал Оками. — Но рука Сейдзо-сан наводила на цель это оружие.Кодзо обдумывал некоторое время его слова.— Я не думаю, что Сейдзо-сан стал бы делать это, если бы таким не было одно из условий соглашения.— Старые долги должны быть оплачены, — сказал Оками, — прежде чем могут быть установлены новые связи.Кодзо сложил пальцы рук в пирамидку и напряженно смотрел на них.— Кажется, Сейдзо-сан серьезно просчитался. — Он сделал легкое движение. — Я не могу говорить за Митсуба, но, что касается меня, то я полагаю, что для семейства Ямаучи лучше будет, если оно пойдет своим путем, параллельным семье Оками.«Хорошо сказано», — подумал Оками. — В семействе Ямаучи в ближайшие недели следует ожидать немалой суматохи, — обратился он к Кодзо. — Там есть люди, которые совершенно не приемлют вашей философии. Эта суматоха может перекинуться и на другие семейства. Могут даже появиться разговоры среди оябунов о необходимости вмешаться таким путем, который был бы им выгоден. Так что я не думаю, что это лучший путь для семейства Ямаучи. И он может, без сомнения, оказаться опасным для любого, кто захочет занять господствующее положение.Оками нагнулся и наполнил стаканы.— Семья Ямаучи сбилась со своего пути. Мне хотелось бы, чтобы она вернула стабильность, которой обладала раньше. Нынешнее ее положение, я полагаю, представляет опасность не только для семьи Оками, но для всех других семейств. Можете не сомневаться, я сделаю все, что в моей власти, чтобы эта стабильность была восстановлена и сохранена.Оками видел, что Кодзо точно понял, что он ему предлагает. Он поднял свой стакан, как это делают люди с Запада, чтобы произнести тост.— За стабильность, — сказал он, слегка улыбнувшись. * * * Через неделю полиция, получив анонимное сообщение, обнаружила тела Сейдзо Ямаучи и его племянника Митсуба в гостиной резиденции Митсуба. По положению тел, характеру ран в обоих телах становилось ясно, что два якудза поссорились и дело дошло до применения ими смертельного оружия друг против друга. И если и имелись одна или две детали, которые не соответствовали этому заключению, полиция сочла за лучшее не замечать их. В конце концов главным было то, что стало на два якудза меньше и о них уже не надо было беспокоиться. Может быть, они все перережут друг друга, и тогда исполнится мечта полицейских.В последующие недели были найдены еще несколько тел солдат и старшин семейства Ямаучи. Теперь Катсуодо Кодзо избавился от врагов и укрепил свою власть. Кед и предсказывал Оками, масштабы кровопролития вызвали беспокойство среди оябунов и они стали поговаривать о том, чтобы совместно вмешаться и навести порядок в семействе Ямаучи. Верный своему слову, Оками сохранил мир с Кодзо, удержав от каких-либо действий других оябунов, пока Кодзо не установил там свой контроль.В результате не только выросло влияние Кодзо в уголовном мире, но окрепли и позиции самого Оками. Теперь на него стали во все большей степени смотреть как на пророка, который может провести семейства через трудные времена.Это было началом возвышения Оками до положения Кайсё, мистического Командира, оябун всех оябунов. * * * У генерала Виллоугби был адъютант, которым заинтересовались люди Оками. Это произошло по той причине, что тот увлекался молодыми мужчинами, а криминальный мир, в который он должен был войти, чтобы удовлетворять свои похотливые желания, находился на территории, где господствовало семейство Оками.Адъютанта звали Жак Донноуг. Это был молодой человек довольно привлекательной наружности, с песочного цвета волосами, высоким лбом, зелеными глазами и тонкими губами. На работе он был полон энергии, а во время его ночных похождений, по сведениям из источников Оками, дело обстояло совсем по-другому.Оками ехал по улицам ночного Токио, когда ему пришла в голову мысль, что он может использовать Донноуга. Он велел шоферу изменить направление и двинулся в район Синдзюку, где заведений по торговле водой, как красочно называют публичные дома японцы, развелось, как грибов в лесу.Хозяйка «Железных ворот» провела его внутрь дома, кланяясь так часто и так низко, что у нее должна была пойти кругом голова. Это была маленькая женщина в черном с оранжевым кимоно. Ее волосы были аккуратно уложены в стиле старой гейши. Громадные черепаховые булавки не давали волосам рассыпаться. Ее лицо, несмотря на морщины, было элегантным напоминанием о времени, когда она была прекрасной и желанной.Как бы между прочим она сказала Оками, что Жак Донноуг действительно «вспахивает ароматное поле», и указала на комнату в задней части верхнего этажа. Оками находил странным, что американцы строго запрещают сексуальные связи между мужчинами. В Японии это была признанная форма отношений в течение столетий.Хозяйка заметила, что Донноуг настаивал именно на этой комнате, но она не могла понять почему. Обойдя по периметру здание, Оками разгадал загадку. Окно места встреч Донноуга выходило в угловую темную улочку, где было легко затеряться в случае полицейской проверки или какой-либо другой опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81