— Ну вот и все, — заключил он, когда они подошли к очереди на прохождение иммиграционного и контроля безопасности. Он смотрел на Сэйко, стоящую поодаль, такую красивую и одинокую. Он почувствовал сердцем ее боль, хотел что-то сказать, но она приложила указательный палец к губам.— Никаких прощаний, — попросила Сэйко. — Мы увидимся снова.Перед самым выходом на летное поле Николас выкроил пару минут, чтобы позвонить Жюстине. После девятого гудка он положил трубку — никто не отвечал. Сейчас он сожалел, что не провел последние часы перед отлетом вместе с ней, и явственно ощущал реальность физического расставания. Ему хотелось поговорить с женой, сказать, как он страдает, попросить прощения. Однако, направляясь на посадку, он уговорил себя, что подобные разговоры лучше вести с глазу на глаз и у него будет для этого масса времени после возвращения.Тандзан Нанги как раз диктовал письма своей секретарше Уми, когда в его офис зашла Сэйко. Он оторвался от своего занятия и молча поднял на нее глаза. Затем спросил:— Какие у тебя новости?— Не очень хорошие, — ответила Сэйко. Она раскрыла пайку и протянула Нанги несколько отпечатанных на машинке листов. — Только сейчас получили. Это официальный запрос сената Соединенных Штатов. Линнер-сан обязан предстать перед Комиссией по экономическому надзору, чтобы ответить на вопросы относительно объединения «Томкин индастриз» и «Сато интернэшнл».— Час от часу не легче. Это уже попахивает очередной охотой на ведьм, — заметил Нанги, просматривая бумаги. — Я читал комментарии, посвященные этому сенатору Бэйну. В последнее время он стал притчей во языцех всей мировой прессы. Видел его и по телевизору — он давал интервью компании Си-эн-эн, даже «Тайм» на прошлой неделе поместил большую статью о нем. Этот запрос пришел по почте?— Нет, сэр, — с тревогой в голосе ответила Сэйко. — Его принесли из американского посольства. Мне сообщили, что он пришел сегодня утром по дипломатическим каналам.Нанги аккуратно сложил бумаги и вернул их Сэйко.— Ну что ж, поскольку мы не знаем, где находится Николас, следовательно, и требование это мы выполнить не сможем. Сэйко, подготовь черновой вариант ответа и не скупись на слова, обрисовывая наше нынешнее положение. Не тебе объяснять, как это делается, дескать, Линнер-сан уехал по срочным делам, находится где-то в Европе, связи с ним у нас нет, ну и дальше в таком духе.— Сделаю, сэр.После того как она ушла, Нанги, казалось, забыл о своих деловых письмах, которые он диктовал до ее появления. Его мысли переключились на сенатора Бэйна и на его Комиссию. По мере того как этот деятель укреплял свои позиции, Нанги испытывал все больший страх. Кто-то ведь должен стать объектом его «праведного гнева», и Нанги осознавал, что «Томкин-Сато» — вполне логичный выбор.Дело осложнялось еще и тем, что положение Николаса было очень шатким. Он был чужаком, лишь по завещанию своего тестя, после того как Томкин скоропостижно скончался, Николас вступил во владение компанией. Нанги полагал, что Бэйну не составит труда состряпать дело против Николаса, обвинив его в чрезмерной зависимости от японского участия в деятельности корпорации и, тем самым, в причинении ущерба Штатам. Проклятье, выругался про себя Нанги, это же элементарно; ему и самому ничего бы не стоило обвинить Николаса в этом — достаточно взглянуть, где он жил последние восемь лет. Ведь не в Нью-Йорке же, а в Токио.Нанги остро почувствовал свою вину. Ведь именно он отговаривал Николаса от возвращения в Нью-Йорк, когда тот порывался поехать туда, чтобы именно в Штатах отстаивать интересы их корпорации. Нанги клял себя за свою эгоистичность, которую проявил в сфере бизнеса, где участие Николаса способствовало неслыханным результатам как в производстве, так и в научных изысканиях, а также за то, что Николас всегда был его лучшим другом.Что я наделал? — молча спрашивал себя Нанги. В своем стремлении всегда иметь его под рукой я обрек его — и всех нас — на забвение. Марко-Айленд — Венеция — Токио — Марин-Он-Санта-Клауд, Миннесота Лью Кроукер прищурился от слепящего глаза тропического солнца и, вздохнув, негромко выругался. На горизонте, в дымном мареве, возник катер морской пограничной службы, держащий курс прямо на его судно.Лью стоял на борту великолепно приспособленной для спортивного рыболовства яхты «Капитан Сумо». Он зафрахтовал ее за непомерную цену, ибо лучшего судна не было на всем западном побережье Флориды. Он не часто выходил так далеко в море, сейчас же ему хотелось не только избавиться от неприятных воспоминаний недавнего прошлого, но и побыть одному в мире и покое. Подходя к рубке управления, он с раздражением думал о том, что меньше всего ему сейчас хочется в очередной раз принимать этих полуофициальных визитеров из пограничной службы.Когда-то он служил детективом в полицейском департаменте Нью-Йорка. После того как он подал в отставку, они жили вместе с Эликс Логан, бывшей фотомоделью, которая, к его вящему удивлению и восхищению, влюбилась в него. Недавно она сбежала от него, вновь вознесясь в сферы блестящей светской жизни, стремление витать в которых оказалось сильнее ее любви к нему. Где она сейчас? В Нью-Йорке... или в Париже? Этот ее поступок расшатал нервы Кроукера, и, хотя она регулярно звонила ему, он не питал иллюзий относительно ее преданности и неизменной вечной любви. Перед ней всегда витали картины прежней салонной жизни с ее атрибутами беспечности и перманентного веселья, она настолько привыкла ко всему этому, что отказаться от этой мишуры было выше ее сил. И как только ему пришло в голову, что она удовольствуется им, широкоплечим, несколько мрачноватым сорокапятилетним мужчиной с задубленным ветрами лицом ковбоя? Кроукер не считал себя красавцем, и, хотя у него были густые черные волосы, он никогда не стриг их по последней моде, не говоря уже о том, чтобы прилизывать их назад, подобно дружкам-коллегам своей бывшей возлюбленной.Ты напоминаешь мне Роберта Митчема, сказала как-то Эликс в один из первых дней их знакомства. Столько характера, столько жизненных коллизий отразилось у тебя на лице.В тот вечер, когда она покинула его, он сидел за штурвалом устаревшего, серийного выпуска 1969 года «тандерберда», тщательно и любовно восстановленного собственными руками и покрытого светло-голубой краской. Взгляд его был прикован к самолету, который, рассекая тяжелый от нестерпимо палящего солнца воздух, уносил на борту его Эликс. Охваченный внезапным приступом отчаяния, он хотел было немедленно позвонить своему другу Николасу Линнеру, с которым они побывали не в одной опасной переделке. Однако не в характере Кроукера было плакать кому-либо в жилетку, даже такому близкому другу, как Николас. Тогда он вспомнил западную окраину Манхэттена, эту дьявольскую преисподнюю, своего отца, полицейского, застреленного на одной из темных улочек этой клоаки, мать, сошедшую с ума от горя. Жизнь научила его умению переносить трудности и постоять за себя. И хотя сейчас ему было больно, он решил, что возврата к прошлому не будет.Катер береговой пограничной службы уменьшил ход. Лью также поставил рычаг управления в нейтральное положение, а через некоторое время перевел его до позиции «Стоп машина», затем включил автоматическую лебедку и услышал всплеск — якорь начал опускаться на дно.Пока Лью готовился к приему гостей, он не переставал думать о том, какой черт дернул его согласиться с предложением пограничной службы время от времени сотрудничать с ними в осуществлении контроля за торговцами наркотиками, морским путем доставляющими во Флориду огромные партии этой отравы. Скорее всего, в нем продолжал сидеть полицейский, хотя, переехав сюда, он всячески пытался убедить себя в обратном.От пограничного катера, плавно покачивающегося на волнах, отплыла небольшая шлюпка.Кроукер ловко поймал брошенный ему со шлюпки конец, закрепил его, спустил, трап и принялся внимательно рассматривать поднимающихся мужчин.Он предполагал увидеть своего приятеля лейтенанта Макдональда, через которого держал связь с пограничниками, однако вместо него на борт ступили два младших лейтенанта флота, у обоих на бедрах болтались табельные револьверы, вид у них был очень серьезный. Затем возник некто третий, которого лейтенанты явно сопровождали, и которого Лью вообще никогда раньше не видел. Взглянув на него повнимательнее, Лью поразился проницательности его ясных голубых глаз. Выглядел он чрезвычайно моложаво, хотя, как прикинул Кроукер, ему было уже где-то под пятьдесят. Высокий, худой, как гончая, черные брови, впалые щеки. В руках он держал чемоданчик, который, казалось, был вырезан из фантастических размеров куска черного алмаза.Офицеры держались очень официально. Они отдали честь Кроукеру и застыли по команде «вольно» по обеим сторонам трапа.— Мистер Кроукер, — сказал незнакомец, протягивая руку, — рад встрече с вами. Меня зовут Уилл Лиллехаммер. — Его глаза прищурились, но рот улыбнуться отказался. — Очень любезно с вашей стороны, что вы разрешали нам подняться на борт.Казалось, его голубые глаза, подобно рентгеновским лучам, просвечивают все насквозь и делают безошибочные измерения.— Я выполняю специальное задание по поручению президента США.Он не вдавался в подробности, но Кроукер как-то сразу решил, что это задание никак не связано с береговой службой, хотя этот человек и был одет в форму лейтенанта береговой пограничной охраны.— Здесь есть какое-нибудь место, где мы могли бы поговорить наедине?Кроукер посмотрел по сторонам. Кроме пограничного катера, находящегося в относительной близости, он разглядел рыбачий баркас, несколько вздрагивающих под порывами ветра парусников и плывущий в сторону берега окурок. Все лодки находились на значительном удалении. Лью развел руками.Лиллехаммер наконец улыбнулся, и что-то жутковатое было в этой улыбке. Она обнажила целую паутину бледных шрамов по обоим уголкам его рта.— Вы будете поражены, если узнаете, как далеко вперед шагнули средства электронной разведки с тех пор, как вы вышли в отставку, — заметил Лиллехаммер.Выходит, ему известна история моей жизни, думал Кроукер, провожая его в каюту. Он достал из холодильника пару бутылок ледяного пива, и они уселись на скамейку с виниловым покрытием. Лиллехаммер поднял свою бутылку и, сказав: «За знакомство!» — сделал солидный глоток. Затем он уместил на скамейке свой чемоданчик, покрутил шифр и открыл его. Содержимое чемоданчика напоминало чем-то начинку компьютера, но без наборной клавиатуры. Лиллехаммер вставил в недра своей ноши видавший виды ключик, повернул его влево, затем вправо.Кроукер поморщился.— Немного заболела голова? — спросил Лиллехаммер и протянул ему таблетку. Голова сразу же прояснилась.Лью уже давно заметил, что говорит он с легким, но явным британским акцентом.— Что это, черт побери, такое?Он взял таблетку, положил в рот и запил глотком пива.— Электронные средства подслушивания совершенствуются настолько быстро, что мы вынуждены прибегать к контрмерам, но не бывает розы без шипов, — он протянул руку к чемоданчику. — Этот мальчик сделает свое дело, но и на мозги будет капать. Это связано с вибрацией, которую он генерирует. Я уже, кажется, привык к этому подонку.Он допил пиво и облизал губы.— Кстати, вам поклон от лейтенанта Макдональда. Думаю, он сожалеет, что я занял его место в ковчеге.— Еще пива?— Все хорошо в меру. Одной достаточно. Спасибо.— А англичанин вы в какой мере? — спросил Кроукер, открывая себе вторую бутылку.Лиллехаммер рассмеялся.— В известной мере. Однако я настолько привык к американским идиоматическим выражениям, что иногда даже беспокоюсь за мою английскую половину. Когда я нахожусь вне офиса, я чувствую всеиспепеляющее желание стать истым британцем. Вот что значит быть зачатым английской мамой и американским папой.— А где расположен ваш офис?— У меня его нет.— Как нет?Лиллехаммер поднял вверх указательный палец.— Если бы у меня был офис, все бы знали, чем я занимаюсь. Не один год потребовался ЦРУ, чтобы дойти до этого.Кроукер заметил, как рентгеновские лучи глаз Лиллехаммера сфокусировались на кисти его левой руки. Лью растопырил пальцы, сработанные из титана и пластика.— Представляю, как вы поражены. Это всех удивляет.— С вашего позволения, — уважительно согласился Лиллехаммер.— Я уже давно перестал стесняться своей искусственной руки.Он показал протез — точную копию левой кисти, — выполненный в Токио бригадой биотехников и хирургов.Это был не протез, а произведение искусства: мастерски сработанные пальцеобразные отростки уверенно сгибались в сочленениях, подобно суставам живой человеческой кисти. Скелетную основу их составлял титано-боровый сплав, покрытый матовым полимолекулярным пластиком. Ладонь, тыльная ее сторона, запястье — все было как у живого существа.— Мне даже самому непонятно, как она функционирует, — пояснил Кроукер, — но вся эта система подсоединена каким-то образом к нервным окончаниям. Энергию же поддерживают литиевые батарейки.Лиллехаммер разглядывал протез, подобно археологу, нашедшему экспонат, имеющий историческую ценность.— А могу я попросить вас рассказать, что все-таки произошло?Кроукер ждал этого вопроса:— Я сцепился с одним хорошо тренированным ублюдком. Чемпионом по сумо. Ох и здоров же он был. К тому же прекрасно владел искусством кендо. Вы знаете, что это такое? Японская техника фехтования мечом.— Мне доводилось весьма близко наблюдать поединки катана, и я не жалею об этом.— Тогда вы должны знать, насколько остро заточены эти мечи. В бою лезвия даже не видно. Вот моя рука и наскочила на такой клинок.— Насколько эффективно работает этот протез? — спросил Лиллехаммер, ощупывая один из искусственных пальцев.Кроукер сжал пальцы в кулак, затем медленно распрямил, демонстрируя титановую ладонь.— Это вторая, улучшенная модификация. И первая была великолепной, но эта...Кроукер поднялся, взял одну из пустых бутылок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81