..
– Боюсь, это еще не все. – Носатый тоже глотнул вина, наверное для успокоения нервов. – Похоже, что изменилась сама земля, стала уже не такой плодородной...
Он сильно закашлялся.
– Ты что, заболел?
– Нет, слегка простыл. Сейчас холоднее, чем должно быть в это время года.
Поначалу Ронин слушал их разговор лишь краем уха. Ему хотелось понять этот город, а для этого надо понять его обитателей. Для начала можно послушать, о чем они говорят. Такой способ знакомства не хуже любого другого. Собственно, еще и поэтому он пошел в таверну, а не остановился у одного из уличных лотков, где торговали самой разнообразной едой. Но по мере продолжения разговора он вслушивался все напряженнее. Возможно, это – уже начало; возможно, времени у него меньше, чем он рассчитывал. А если так, ему просто необходимо как можно скорее добиться приема в Совете Шаангсея и разыскать кого-нибудь, кто сумеет расшифровать свиток дор-Сефрита.
Купцы заговорили о других делах, о ценах и изменениях на рынке. Ронин расплатился и вышел. На Нанкине он спросил у какого-то мальчишки, как добраться до дороги Окан. За полученные сведения пришлось заплатить.
Ее там не было, и он решил подождать.
Было уже поздно. Ронин попросил рисового вина, которое ему принесла миниатюрная девочка в розовом стеганом жакете. Он ее вспомнил.
– Сколько тебе лет? – спросил он, смакуя пряный напиток.
Девочка опустила накрашенные ресницы.
– Одиннадцать, господин, – ответила она так тихо, что ему пришлось напрячься, чтобы услышать.
Ронин открыл было рот, намереваясь продолжить расспросы, но она убежала.
Он попытался расслабиться, открыть свой слух шуршанию атласа на тугих бедрах, звуку наливаемой жидкости, тихому разговору, напоминающему шорох морских волн. Все заливал золотисто-коричневатый свет. Ронин прищурил глаза. В голове у него трубил далекий и одинокий рог. Послышался тихий смех. Приглушенное хихиканье. Ароматы духов плывут в неподвижном воздухе. Откуда-то пахнуло сладковатым дымком, и он подумал о маковых полях. «На севере много чего боятся», – сказал носатый купец. Почему?
– Ронин.
Он открыл глаза.
Это была Мацу. Ослепительно белая кожа. Глаза-маслины. Миниатюрное гибкое тело.
– Она придет позже. – Прядь черных волос наползает на глаз. – Позвольте мне проводить вас наверх.
Она подала ему руку. Рука была твердой и теплой. Он поднялся, погладил пальцами ее ладонь. Они поднялись на второй этаж по широкой лестнице из полированного дерева. Мацу едва доходила Ронину до плеча, но он чувствовал ее поддержку, сильную и успокаивающую. Одной рукой он приобнял ее за узкие плечи. Пока они поднимались, он гладил ей щеку. Желтый свет становился все ярче. Маленькие огоньки дрожали, переливались на гранях хрустального шара-светильника, отбрасывая на их лица крошечные точки света. Ронин посмотрел вниз, на большую опустевшую комнату с золотыми кушетками и низкими лакированными столиками. Даже служанки уже пошли спать. Помещение было безукоризненно убрано: не осталось ни одной немытой чашки, ни одного пятна от вина, ни одной трубки с пеплом.
Золотистый свет струился вниз. Но вот они вошли в комнату, и Мацу закрыла дверь. Она не стала зажигать маленькую лампу на черном лакированном столике рядом с широкой кроватью. Ронин огляделся. Высокий куполообразный потолок. Стены, расписанные цветами под летним дождем. Шторы были распахнуты, и Ронин увидел в окно, что луна уже высоко, что она призрачна и бледна, но при этом она совершенно отчетливо выделяется на фоне ночного неба.
Он присел на кровать и посмотрел за окно на мерцающий звездный ковер из крошечных бело-голубых точек, напоминавших редкие самоцветы, что казались такими близкими. Мацу опустилась на колени и сняла с него сапоги. Одна часть неба была светлее, словно на черноту ночи набросили полупрозрачное покрывало, – там проходил мост из света, сотканный из мерцания звезд. Мацу раздела Ронина и подала ему халат с драконами, который он и набросил.
Уложив Ронина на постель, она тоже забралась в кровать. Ее обнаженное тело дрожало от ночной прохлады, струившейся в открытое окно. Нежная кожа покрылась мурашками. Он положил ее голову себе на плечо и, поглаживая ей волосы, унесся мыслями куда-то далеко.
Мацу закурила; сладковатый дым окутывал их каждый раз, когда она глубоко затягивалась. Из города, который не спал никогда, в комнату приплывали звуки: отдаленный лай собаки, ритмичное пение на причале, звон металла на булыжной мостовой, дробный топот, хриплый вопль, громыхание повозки и чье-то немелодичное насвистывание. Глаза Мацу остекленели, и остывшая трубка выпала из ее пальцев, раскрытых, словно лепестки белого цветка на фоне темных покрывал.
Она так и заснула, прижавшись к нему теплым телом. Ронин наконец расслабился. Он осторожно отложил трубку в сторону. Луна казалась огромной на фоне черного мерцающего квадрата окна – она была плоской и тонкой, точно рисовая бумага. Потом на нее набежала туча, и глаза у Ронина закатались. Ему снились маковые поля, колышущиеся на холодном ветру.
Когда она разбудила его, было еще темно.
– Сегодня она не придет.
Луна уже зашла, но небо еще не начало светлеть.
– Ничего страшного.
– Ты хочешь, чтобы я осталась? – спросила Мацу тонким, едва ли не детским голосом.
Она стояла рядом с кроватью в легком шелковом халате, облегавшем ее крепкое стройное тело.
– Да, – сказал Ронин. – Останься со мной.
Халат с шорохом соскользнул на пол, и она нырнула в кровать. Черное и белое.
Они долго молчали. Ронин слушал шум листвы деревьев на дороге Окан. С улицы донеслись шаги и приглушенные голоса. Потом опять стало тихо. Мацу поплотнее закуталась в покрывало.
– Холодно.
Ронин ощутил прикосновение ее гибкого тела и прижал ее к себе.
Они помолчали еще, а потом она заговорила:
– Ты хорошо знаешь Туолина?
Ронин повернулся к ней.
– Нет, не очень.
Она пожала плечами.
– Это неважно. Он погибнет в Камадо.
Поднявшись на локте, он посмотрел на нее.
– Что ты сказала?
– Он о многом рассказывал Са на отмелях ночи. Я тоже кое-что слышала. О силах зла.
– Что ты слышала?
– Войска риккагина вышли на север не для того, чтобы сражаться с красными. Я слышала, что теперь они сражаются вместе: беззаконные и закон.
– Против кого? – спросил Ронин, хотя уже знал ответ.
– Против тех, других, – сказала она, придав этому слову странный оттенок, словно она не хотела его произносить. – Против тварей. Людей, которые не люди.
– Кто тебе об этом сказал?
– А это важно?
– Возможно, что да.
– Муж одной моей подруги – воин у риккагина Шен-До. Как и их сын. Они долго пробыли там, на севере, возле Камадо. Они вернулись три дня назад.
Она прильнула к нему. Он почувствовал, как дрожит ее тело, и подумал о листьях на деревьях за окнами.
– Муж моей подруги теперь ослеп. А их сына вообще принесли в Шаангсей. У него сломана спина.
Ее голос срывался на каждом слове.
– Они сражались не с красными и не с бандитами. Они сражались... с кем-то другим.
По ее телу снова прошла волна дрожи.
– Даже зеленые озабочены ситуацией на севере. На небе показалась едва различимая полоска серого свечения, заметная только тогда, когда смотришь в сторону, – по ночам, в темноте, боковое зрение работает лучше. Ронин держал в объятиях дрожащее тело, краем глаза наблюдая за тем, как мучительно медленно расширяется серая полоса, предвещающая наступление нового дня.
Мацу тихо всхлипнула, и тогда он спросил:
– А кто такие зеленые?
Он спросил для того, чтобы отвлечь ее; он спросил, потому что хотел это знать.
– Зеленые. – Она шмыгнула носом. – Ты уже наверняка их видел.
Двое в черном с топорами на поясе в дверях таверны – те самые, кому хозяин отдал деньги.
– Я не уверен.
– Зеленые – это закон.
Ронин удивился.
– Я думал, закон олицетворяют риккагины.
Она тряхнула головой; ее черные волосы скользнули по щеке, и последние слезинки упали на руку Ронина, лежавшую на покрывале.
– Нет, – тихо проговорила она, уже успокоившись. – Риккагины – пришлые люди, не коренные жители Шаангсея. Они вообще не из этих мест. То есть, конечно, именно из-за них город разросся и стал... таким, какой есть. Но почти все риккагины пришли издалека. Они привели свои легионы, чтобы сражаться за богатство страны, за маковые поля, шелковые плантации, серебро и многое другое. Они перевернули страну и народ, преследуя свои цели. И теперь все служат им.
Мацу вздохнула, словно не привыкла говорить так много. Она положила голову ему на грудь. Ронин вдохнул ее аромат, чистый и приятный. Они сплели ноги и еще теснее прижались друг к другу, чтобы согреться.
– Это – древняя земля, – продолжала она. – Очень древняя. И многие здесь еще не забыли обычаи праотцев, бережно передаваемые из поколения в поколение. Наследие предков для нас важнее, чем земля или серебро, даже теперь – после прихода риккагинов и появления факторий.
Ее рука нащупала его ладонь. Прикосновение было легким, как перышко, но именно это скользящее прикосновение передало ему ощущение предельной близости.
– Зеленые и красные постоянно воюют между собой. Во всяком случае, так говорят... они враждуют с самого рождения. А теперь каждая из сторон стремится завладеть территорией противника.
– И откуда происходит эта вражда?
– Я не могу сказать.
– Ты имеешь в виду, не хочешь?
Она с удивлением взглянула ему в лицо.
– Нет. Я просто не знаю. Да и они сами вряд ли знают.
Небо над дорогой Окан окрашивалось перламутром. Пошел мелкий дождик, вздыхая среди деревьев и влетая в окно вместе с легким утренним ветерком. В отдалении прозвучал морской рог, приглушенный и меланхоличный.
Распахнув халат Ронина с извивающимися драконами, Мацу поцеловала его в грудь.
– Они, – прошептала она, – пленники Традиции.
Она прильнула губами к его губам.

* * *

Мацу вскрикнула и отвернулась, а Ронин удерживал ее содрогающееся тело.
Он мог представить ее потрясение. Зрелище было ужасным. Именно из-за этого неестественного выверта головы. Приглядевшись, Ронин сообразил, что именно было не так. Голова, почти отделенная от тела, болталась лишь на куске кожи, который отсвечивал красным в зловещем свете.
Постепенно Мацу успокоилась и повернулась, желая взглянуть еще раз, чтобы вывести себя из шокового состояния.
Началось все с того, что они вдруг услышали чей-то крик. Ронин схватил меч и выскочил из комнаты еще до того, как затих этот жуткий вопль. На его развевающемся халате трепыхались золотые драконы. На широкую лестничную площадку доносились шумы из закрытых отдельных комнат. Спящие их обитатели уже начинали просыпаться, быть может, разбуженные громким воплем. Снова послышался вскрик, на этот раз лишь попытка крика, пытающегося вырваться наружу, точно птица из клетки. Но крик захлебнулся в каком-то булькающем клокотании.
Ронин помчался вниз по лестнице. Раздался глухой звук, тяжелый и бесповоротный, и Ронин понял, что он только что проскочил нужную дверь. Мацу неслась следом за ним, запахивая на ходу халат. Держа меч наготове, он плечом распахнул дверь и ворвался в комнату.
Первым делом он взглянул на окно, потому что оно оказалось прямо напротив него и потому что он знал, что другого выхода из комнаты нет. Окно было распахнуто. С одной стороны штору сорвали вообще, с другой болтались какие-то жалкие клочки. Из зала снизу донесся шум, но Ронин не обращал на него внимания. Его привлек мерзкий зловонный запах, витавший в воздухе.
Она лежала на кровати с головой, вывернутой под невообразимым углом, потому что все – горло, гортань, шейные мышцы – было вырвано, как говорится, с мясом. Лишь клочки кожи и огромная лужа крови. Только теперь он взглянул ей в лицо. Са.
Он силой вывел Мацу в зал. Она не хотела уходить, а оставаться здесь не было смысла – Са не поможешь уже ничем. Ронин плотно закрыл за собой дверь.
– Я в жизни не видела такой жуткой смерти, – выдавила Мацу.
Зал был уже полон. Собрались в основном женщины. Мужчины предпочитали сохранять инкогнито.
– Кто-нибудь видел Кири? – спросил Ронин, обращаясь ко всем собравшимся. Ее никто не видел.
Он отвел Мацу обратно в комнату с плачущими под дождем цветами и принялся одеваться. Она поплотнее завернулась в халат: бледно-розовая топь со светло-зелеными папоротниками.
– Это зеленые? – спросил он для полной уверенности.
Она мотнула головой. Ее волосы разметались при этом черным густым туманом.
– Нет, зеленые пользуются топорами... – Она содрогнулась.
Застегнув пояс, Ронин подошел к Мацу и привлек к себе. Ее бледные руки были как лед.
– Мне надо уйти, прямо сейчас. Ты понимаешь?
Глаза у нее подернулись туманом, словно небо на рассвете штормового дня.
– С тобой ничего не случится? – Он сдавил пальцами ее плечи. – Охранники будут с тобой постоянно?
Он хотел знать это наверняка. Она взглянула в его бесцветные глаза.
– Да, – сказала она, и он поверил. – Кири скоро вернется.
– Скажи ей, что я был здесь.
На лице Мацу промелькнула тень улыбки.
– Хорошо, – кивнула она. – Скажу. Дверь за ним тихо закрылась.

* * *

Пасмурный сумрачный день. Дождь зарядил еще пуще и барабанил теперь по навесам уличных ларьков. Ронин завернулся в плащ. Небо над городом было светлее, но в отдалении клубились зловещие тучи.
Впрочем, людей на улицах меньше не стало. Повсюду, куда ни глянь, пестрели зонты из промасленной рисовой бумаги.
Ронин остановился у ларька на улице Блессант, чтобы съесть риса и выпить чая, а заодно и узнать, как лучше добраться до города за стенами. Ему было как-то не по себе, желудок крутило и совсем не хотелось есть. Он только выпил зеленого чаю, прислушиваясь к тоскливой капели дождя на скудном навесе ларька.
По улице Блессант он добрался до улицы Королевского Ножа, оказавшейся настолько запутанной и извилистой, что временами ему казалось, будто он идет в противоположную сторону от склона горы.
Он увидел грязного попрошайку, распростертого на мостовой. Лишь миновав неподвижное тело, Ронин понял, что нищий мертв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34