Молчание. Зрачки не двигались.
Он повторял свой вопрос много раз: подходил ближе, задавал его громче, настойчивей...
Молчание, но глаза ожили.
Моргнули.
Губы чуть задрожали.
– Что? Что вы сказали?
Ему пришлось повториться.
– Такое синее...
Ронин с трудом разобрал слова. Бессмыслица полная, сказал он себе, но зато хоть какой-то контакт. Попробуем еще раз.
– До невозможности синее... Я... я знаю, оно там... я...
Взгляд стал немного осмысленнее. В глазах вспыхнули золотистые искорки. Дыхание участилось. Лоб Ронина покрылся испариной. Он быстро взглянул на дверь в коридор. Слышали даггамы что-нибудь или нет? Вытерев пот со лба, он опять повернулся к Борросу. Теперь уже поздно уходить – надо дослушать.
– Что вы сказали, Боррос?
– Свод... да... это похоже на свод... такой огромный, такой...
Ронин легонько тронул колдуна за плечо. Боррос дернулся. Голова замоталась из стороны в сторону. Глаза вылезли из орбит, губы скривились. Он пытался рассмеяться, но смех получился похожим на рычание дикого зверя. Сверкнули обнажившиеся зубы.
– Ха-ха-ха! Там ничего нет... вы ничего не получите... никаких записей... все было здесь... у меня в голове, но ничего вам оттуда не выжать, можете сколько угодно пытаться, пока эти мозги не засохнут... а они потому и засохнут... так что нет смысла... и почему бы вам не...
Глаза колдуна на мгновение закрылись, потом распахнулись опять. Он как будто только что проснулся.
– Нет... я больше не... нет... – Он замотал головой. – Делайте все, что хотите, все бесполез... – По телу его пробежала дрожь. – Земля темная и плодородная, повсюду растения, зеленые, и никаких цистерн с водой. А жаркое солнце осве... освещает весь этот простор!
Он вдруг замолчал, словно испорченная машина, которая больше уже не включается. Нет, сказал себе Ронин, так действительно ничего не выйдет. Боррос и вправду несет полный бред. Слова, конечно, понятны, но смысла в них никакого. Ронин опять вытер лоб. Времени у него оставалось мало.
Я, наверное, что-то упустил. Но что? Думай.
Он наклонился к Борросу:
– Земля, Боррос. Расскажи мне еще о земле.
Колдун, вероятно, решил, что Ронин – из службы безопасности. Из тех ребят, которые донимали его допросами. Значит, надо как-то изменить подход. Надо как-то проникнуть в его сознание: а что, если он вовсе не сумасшедший? Ничего другого, похоже, не остается.
Губы Борроса снова зашевелились:
– Да, земля.
Его слабый шепот напоминал шелест сухого ветра. Ронин вдруг почувствовал, как кровь приливает к вискам.
– Поля, еда, много еды... течет вода, новая жизнь для людей, но...
Он задохнулся, как будто его ударили. Ронин легонько коснулся его плеча.
Глаза колдуна напоминали озера с мечущимися в глубине золотыми рыбками.
– Нет, мороз побери! Не сейчас!
Глаза неожиданно закатились, лицо побледнело, в уголках рта обозначились белые складки. Не человек, а живой череп. Ронин как будто заглянул в лицо самой смерти или неведомой твари, которая хуже, чем смерть.
Боррос попробовал сесть на кровати, но Ронин мягко его удержал. Причем ему пришлось поднапрячься – в этом худом, словно высохшем теле таилась немалая сила.
– Я должен, должен!
Крупные капли пота стекали по туго натянутой желтой коже, собирались на верхней губе и текли в рот. Колдун слизывал языком эту соленую влагу. По лицу Ронина тоже струился пот. Он смотрел, не в силах отвести взгляд, на это тело, бьющееся в конвульсиях. Влажной от пота рукой он стиснул ладонь Борроса. Руки колдуна напоминали сейчас птичьи лапы. Натянутые сухожилия, вздувшиеся вены. Боррос вытянул руки вперед, словно отталкивая от себя боль и ужас, а потом схватил Ронина за предплечья.
Так они и застыли, вцепившись друг в друга, и Ронин, захваченный взглядом этих странных серых с золотыми крапинками глаз, почувствовал вдруг, как какая-то неведомая сила сковала его движения.
– Вот оно!
Ощущение было такое, что он все же сумел прикоснуться к сознанию Борроса...
– Я видел... оно...
...из самых глубин естества пришло знание: там что-то есть...
– ...приближается... люди не могут...
...то есть пока еще нет, но есть опасность, что что-то будет, и этого уже достаточно, чтобы...
– ...я должен пойти к ним... помочь... помо...
– Кому, Боррос, кому? Мы здесь одни...
Челюсти Борроса сжались, и впервые за все это время взгляд колдуна остановился на лице Ронина. Губы скривились в жуткой усмешке. Ронину показалось, что он видел... что?
– Дурак, – прохрипел колдун. – Они не хотят, чтобы кто-то об этом узнал. Это тайна.
Смех, исполненный горечи.
– Их тайна.
Глаза Борроса заблестели. Зрачки расширились. На висках – там, где, как живые, пульсировали пятна Дехна, – вздулись вены.
– Дурак. Мы не одни в этом мире! Но это... ничего не значит. Оно идет... идет уничтожить нас всех. Никто не спасется, если только не...
Он судорожно сглотнул. Казалось, Боррос заходится криком, только крик еле слышен, славно что-то его заглушает... страшный, нечеловеческий крик.
– Смерть... смерть грядет!
Боррос дернулся еще раз, а потом вдруг обмяк. Глаза закрылись. Ронин отпустил колдуна. Только сейчас он почувствовал, что руки его онемели. Он приложил ухо к груди Борроса, потом несколько раз надавил на грудную клетку. Снова послушал. Легонько постучал кулаком в области сердца. Послушал опять...
Ронин вытер пот со лба и поднялся на ноги. Подошел к двери в операционную, нажал ладонью на стену. Дверь бесшумно отъехала в сторону. Он шагнул в открывшийся проем. Дверь так же бесшумно закрылась за ним. Ронин застыл на мгновение, прислушиваясь. Глаза привыкли к темноте. Все тени – на месте. Он сделал еще один шаг и растворился во тьме.

* * *

– Что ты знаешь о колдунах?
– А почему ты об этом спрашиваешь?
– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос... О да, вот здесь...
Его рука, ласкавшая ее тело, казалась оранжевой в приглушенном свете лампы. Все остальное, сокрытое в темноте, оставалось черным.
– Несколько странная тема для разговора в такой момент, – пояснил Ронин.
Движения К'рин были медленны и нежны. Черные волосы, ниспадающие волной, своей мягкостью и прохладой приятно контрастировали с жаром их распаленных тел.
– Чего же тут странного? Их называют... о... спасителями Фригольда. Говорят, они знают, как выжить, если Великие Машины вдруг выйдут из строя. Разве не так?
Руки его двигались от оранжевого к черному, от света – во тьму.
– Да, говорят.
Губы их встретились и раскрылись.
К'рин лизнула его больное плечо.
– Сейчас все только и говорят что о политике... всякие слухи о саардинах... м-м... вполне естественно подумать о будущем.
– Я о них почти ничего не знаю, – прошептал он, борясь с искушением рассказать ей все.
Она оторвалась от него и слегка отстранилась. Лампа осветила нежный изгиб спины и соблазнительные бедра.
– Значит, ты мне не скажешь? – Ее голос вдруг дрогнул.
– А чего говорить? – Он потянулся к ней, но она увернулась.
– Ты хочешь сказать, что тебе не о чем со мной говорить?
Ронин сел и уставился на черные локоны, разбросанные по подушке.
– Я не это имел в виду.
К'рин повернулась к нему, ее глаза сверкнули.
– Именно это, – едва ли не закричала она.
– Почему ты вечно истолковываешь мои слова так, как удобно тебе?
– Больше я в эти игры не играю.
– А мы с тобой не играем. – Он начал уже раздражаться.
– Я не позволю тебе так со мной обращаться. Ты именно тот, кто...
– К'рин, сейчас не время...
– Не время? – Она тоже села на постели. – Ты, наверное, шутишь. Для нас ничего нет важнее.
– Нет, есть, – возразил он, может быть, слишком резко.
Она прожгла его взглядом, и Ронин понял, что она разъярилась по-настоящему. И он не ошибся – К'рин с размаху влепила ему пощечину.
– Мороз бы тебя побрал, – прошипела она и замахнулась опять.
Он поймал ее за запястье и притянул к себе, причем с такой грубой силой, что она не смогла ничего сделать. Уже через секунду она лежала на спине, под ним. Ронин склонился над ней. Мягкий свет отражался в ее глазах. Он чувствовал, как вздымается ее грудь и твердеют соски. К'рин согнула колено с явным намерением двинуть ему между ног, но он сжал ее бедра, не дав ей даже шевельнуться.
– Черт, – выдохнула она и, выгнувшись всем телом, теснее прижалась к нему, раздвигая ноги.
Он овладел ею с каким-то неистовым отчаянием, словно плотское наслаждение могло поглотить все тревоги, избавить его от смятения и боли. Слишком занятый собой, Ронин и не заметил, что К'рин отдалась ему с той же отчаянной безысходностью.
Она спала. Он сел на постели и зажег лампу. Бледный свет пламени немного рассеял сумрак. Ронин не стал делать пламя больше, чтобы не разбудить К'рин. Было так тихо, что казалось – сама тишина звучит глухим белым эхом в ушах. Глядя на пламя, он вспоминал свой сон...
Он во Фригольде, только Фригольд не такой, как на самом деле. Он тоже находится под землей, но это не бункер, а целый город. Громадные здания поднимаются так высоко, что почти задевают верхушками каменный свод.
Искаженная реальность сна.
Он – в одном из таких удивительных сооружений. Где-то на самом верху. Вместе с К'рин. Они уже собираются уходить. Зачем, куда – он не знает. И вдруг здание начинает трястись. По стенам расползаются трещины. Он ощущает какую-то странную вибрацию у себя в костях. Он смотрит в окно. Соседние здания рушатся. Земля содрогается. Он слышит крики людей. Видит красные столбы пламени.
Когда он отворачивается от окна, К'рин уже нет рядом. Он выскакивает в коридор. Кругом – удушливый дым и осыпающиеся камни. Здание распадается на части. Он зовет К'рин. Зовет долго, снова и снова выкрикивая ее имя. Но ему отвечает лишь эхо. Тогда он бежит вниз по лестнице, опасаясь, что она может обрушиться под ним в любой момент.
Ему все-таки удается выбраться наружу... он на зеленой поляне. Там прохладно, темно и влажно. От земли поднимается незнакомый запах. Насыщенный, пьянящий. Его лицо мокрое. Руки – тоже. Сверху падают крупные капли воды. Отсюда ему видно, как на том берегу реки рушится Фригольд. Все объято пожаром. Воздух сверкает слепящими сполохами. По всем законам, он должен сейчас быть там. Он не может понять, как получилось, что он оказался на этой поляне... Он открывает глаза – он лежит в темноте рядом с К'рин...
Ронин сделал глубокий вдох, потом медленно выдохнул, пытаясь стряхнуть с себя этот странный сон, где, все было как наяву. Он снова лег. Однако ему не спалось. Мысли о Борросе не давали ему покоя. Полсмены он только и делал, что мысленно прокручивал в голове слова, сказанные колдуном.
Под конец Ронин опять вспомнил свой странный сон. Да уж, сегодняшний сон ему вряд ли удастся забыть.
Ронин решил, что пришло время повидаться с Саламандрой.
Лифт в этом секторе не работал. Дверцы заклинило, и кабина стояла наполовину открытой. Вдоль одной створки шли длинные глубокие царапины, похожие на следы от когтей какого-то громадного зверя, разъярившегося при виде этого мертвого неподвижного механизма. Вторая створка была вся побита и выщерблена. Она напоминала зарубцевавшуюся рану старого меченосца. Ронину пришлось подниматься по лестнице. По дороге наверх у него было достаточно времени, чтобы вспомнить свою первую встречу с Саламандрой.
Боевые тренировки были тогда для Ронина забавой. Так, наверное, бывает всегда – по молодости все кажется незначительным и преходящим, и ты ни к чему не относишься с должной серьезностью. Залы боевой подготовки занимали целый этаж, который в народе прозвали «боевым уровнем». Обычное расположение комнат здесь было перепланировано, так что получилось несколько просторных крытых площадок, которые, собственно, и служили залами для занятий. Каждый цикл, в строго определенное время, он приходил в самый большой из этих залов вместе с другими учениками того же возраста. И начиналось: полсмены изнурительных физических упражнений, потом – лекции по искусству калечить и убивать людей посредством определенных ритуальных приемов и лишь затем – непосредственно тренировка в парах.
Ронин особенно не напрягался и не стремился познать все тонкости боевого искусства. Он сделался учеником, потому что ему так сказали, и по этой причине он был вполне заурядным бойцом, что называется, серой посредственностью. На тренировках он часто витал в облаках, не давая себе труда сосредоточиться на схватке и частенько случалось, что соперник Ронина легко его обезоруживал. Его, впрочем, это не огорчало. Но у инструктора было на этот счет свое мнение. Его раздражало безразличие Ронина, так что мальчику приходилось выслушивать самые что ни на есть нелестные замечания в свой адрес, да еще произнесенные перед всем классом.
И вот однажды во время тренировки Ронин увидел, как в зал легкой походкой входит дородный – можно сказать, даже тучный – мужчина.
– Ребята, – гаркнул инструктор, прерывая занятие, и звон металла мгновенно затих.
Повернувшись к вновь пришедшему, инструктор сделал широкий жест:
– Позвольте представить вам Саламандру.
По рядам учеников пробежал возбужденный шепот, который инструктор умудрился не заметить.
– Как вы знаете... – Он подождал, пока не установится тишина. – Как вы знаете, Саламандра – Сенсей по Оружию нашего Фригольда. Он пришел посмотреть, каких вы добились успехов.
Снова послышался возбужденный шепот. Инструктор нетерпеливо откашлялся и обвел глазами зал.
– Возможно, кому-то из вас повезет и он удостоится чести учиться у самого Саламандры.
Ронин уловил в голосе инструктора завистливые нотки и покосился на Саламандру. Однако лицо сенсея, с тяжелой челюстью, на удивление высокими скулами и блестящими черными глазами, оставалось бесстрастным. И тут Саламандра поднял руку, унизанную перстнями – драгоценные камни сверкнули, отражая свет, – и низким, немного простуженным голосом произнес:
– Продолжайте занятие, ребята, а я посмотрю, из какого вы сделаны теста.
– Продолжаем тренировку! – немного нервно захлопал в ладоши инструктор.
Ученики вернулись к прерванным упражнениям, и стены опять задрожали звенящим эхом лязгающего металла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26