И что вы думаете, какой ответ я получил от друга? Поверите ли, сэр, он сообщил мне, что сквайр никогда в жизни не упоминал моего имени в Адмиралтействе, и посоветовал мне, если нет у меня более надежного покровителя, отказаться от моих чаяний. Я так и сделал и, посовещавшись с женой, решил открыть питейный дом, где и приветствую вас: милости просим, ваш покорный слуга! А сквайр со всеми такими же гадами пусть проваливает к черту!
– Фу, нехорошо! – говорит Адамс. – Нехорошо! Он, конечно, дурной человек, но господь, я надеюсь, обратит его сердце к раскаянию. И если бы только он способен был понять всю низость этого скверного порока, если бы только подумал хоть раз, каким он оказывается отъявленным и опасным лжецом, – он, несомненно, проникся бы столь нестерпимым презрением к самому себе, что стало бы невозможным для него сделать еще хоть шаг по тому же пути. И, сказать по правде, невзирая на столь низкое суждение о нем, вполне, впрочем, заслуженное, в чертах его лица читаются достаточные признаки той bona indoles Природной склонности к добру (лат.).

, той мягкости нрава, которая свойственна доброму христианину.
– Ах, сударь, сударь! – говорит хозяин. – Если бы вы столько странствовали, сколько я, и общались бы со всеми народами, с какими я вел торговлю, вы не полагались бы нисколько на лицо человека. «Признаки в чертах лица!» – уж и сказали! На лицо я посмотрел бы, только чтобы узнать, болел ли человек оспой, – ни для чего другого.
Он проговорил это с таким неуважением к замечанию Адамса, что тот был сильно задет и, быстро вынув трубку изо рта, ответил так:
– Сударь мой, я, может быть, и без помощи корабля совершал более далекие странствия, чем вы. Вы думаете, заплывать в разные города и страны – это значит странствовать? Нет.

Coelum non animum mutant qui trans mare currunt. Только ведь небо меняют, не душу, кто за море едет (лат.) – вошедшая пословицу строка из «Посланий» (I, XI, 27) Горация.



Я в полдня могу проделать больший путь, чем вы в целый год. Что же, вы, я полагаю, видели Геркулесовы столбы Геркулесовыми столбами в древности называли Гибралтарский пролив, где Геракл, разделив горы, соединил Средиземное море с Атлантическим океаном.

и, быть может, стены Карфагена. И вы могли, пожалуй, слышать Сциллу и видеть Харибду Сцилла и Харибда – мифические чудовища, нападавшие на мореплавателей в проливе между Сицилией и Италией (нынешний Мессинский пролив); Сцилла – утес на итальянской стороне пролива против водоворота, Харибда – на сицилийской.

; вы, верно, заходили в ту келью, где был застигнут Архимед при взятии Сиракуз. Древнегреческий ученый и инженер был убит римским солдатом при взятии его родного города.

Вы, я полагаю, плавали между Цикладами Циклады (Киклады) – архипелаг в южной части Эгейского моря.

и прошли знаменитым проливом, получившим свое имя от несчастной Геллы, чья участь так любовно описана Аполлонием Родосским Древнегреческому поэту, александрийскому библиотекарю Аполлонию Родосскому (ок. 290 – 215 гг. до н. э.) принадлежит поэма «Аргонавтика» о плавании Ясона в Колхиду за золотым руном. Именем утонувшей царевны Геллы назван Геллеспонт – нынешние Дарданеллы.

; вы, догадываюсь я, посетили то место, где Дедал упал в море, когда солнце растопило его восковые крылья Непостижимая ошибка пастора (или Филдинга): в море упал сын Дедала – Икар. Эта часть Эгейского моря (в районе островов Самос и Икария) называется Икарийским морем.

; вы, несомненно, пересекли Понт Эвксинский Понт Эвксинский – древнегреческое название Черного моря.

; побывали, конечно, на берегах Каспия и навестили Колхиду – посмотреть, нет ли там еще одного золотого руна?
– Нет, по чести, сударь, – ответил хозяин, – ни в одно из этих мест я никогда не заглядывал.
– А я побывал в них во всех, – сказал Адамс.
– Тогда, – вскричал хозяин, – вы были, верно, в Ост-Индии, потому что никаких таких мест, я могу в том присягнуть, нет ни на западе, ни в Леванте. Левант (нынешнее название – Ближний Восток) – совокупность территорий, прилегающих к восточной части Средиземного моря, иначе говоря, это запад Азии и юго-восток Африки. Сообразуясь с этимологией (Левант значит: Восток), пастор переносит его в район Индии и стран Южной и Юго-Восточной Азии (то есть в Ост-Индию).


– Простите, а где Левант? – промолвил Адамс. – Уж ему-то по всем правилам надо быть в Ост-Индии.
– Ого! Вы такой замечательный путешественник, – вскричал кабатчик, – а не знаете, где Левант! Я рад вам служить, сударь, но мне вы лучше таких вещей не говорите: не хвалитесь перед нами, что вы путешественник, здесь это не пройдет!
– Если ты так туп, что все еще меня не понимаешь, – молвил Адамс, – то я поясню: странствия, о коих я говорил, заключаются в книгах, – единственный вид путешествия, при которое приобретаются знания. Из книг я узнал то, что сейчас утверждал: природа обычно кладет на лицо такой отпечаток духовной сущности, что искусный физиономист редко ошибется в человеке. Думаю, вы никогда не читали на этот счет историю с Сократом, так вот я вам ее расскажу. Один физиономист заявил о Сократе, что черты его лица ясно выдают в нем прирожденного плута. О физиогномисте Зопире, современнике Сократа, пастор прочел в «Тускуланских беседах» Цицерона (IV, 37.80).

Такое суждение, противоречившее всему образу действий этого великого человека и общепринятому мнению о нем, так возмутило афинских юношей, что они стали швырять камни в физиономиста и убили бы несчастного за его невежество, не удержи их от этого сам Сократ: он объявил замечание правильным и сознался, что, хотя он исправляет свои наклонности с помощью философии, от природы он так привержен к пороку, как о нем замечено. Так вот, ответьте мне: как иначе мог бы человек узнать эту историю, если не из книг?
– Хорошо, сударь, – сказал кабатчик, – а какая важность в том, знает ее человек или нет? Кто ходит по морям, как я ходил, тот всегда имеет возможность узнать свет, не утруждая своих мозгов ни Сократом, ни другими такими господами.
– Друг мой, – вскричал Адамс, – пусть человек проплывет вокруг всей земли и бросит якорь в каждой ее гавани – он вернется домой таким же невеждой, каким пустился в плавание.
– Бог с вами! – ответил кабатчик. – Был у меня боцман, бедняга; он едва знал грамоте, а мог водить корабль наравне с любым командиром военного флота, и к тому же отлично знал торговое дело.
– Торговля, – ответил Адамс, – как доказывает Аристотель в первой главе своей «Политики», недостойна философа, а если ведется так, как сейчас, она противоестественна.
Хозяин пристально посмотрел на Адамса и, выждав с минуту в молчании, спросил его: не из тех ли он сочинителей, которые пишут в «Газеттер»? «Дейли газеттер» – правительственный официоз, в 1735 – 1746 гг. печатавшийся в типографии.С. Ричардсона. В нем подвергались нападкам драматургия и публицистика Филдинга.


– Потому что я слышал, – сказал он, – что ее пишут пасторы.
– Газеттер! – сказал Адамс. – Что это такое?
– Это грязный листок с новостями, – ответил хозяин, – который вот уже много лет распространяют в народе, чтобы порочить торговлю и честных людей; я не потерпел бы его у себя на столе, хотя бы мне предлагали его задаром.
– Нет, здесь я ни при чем, – ответил Адамс, – я никогда не писал ничего, кроме проповедей; и уверяю вас, я не враг торговли, когда она в согласии с честностью, отнюдь нет! Я всегда смотрел на купца, как на очень ценного члена общества, – может быть, не ниже никого, кроме лишь человека науки.
– Не ниже, нет, – сказал хозяин, – и того не ниже. Что пользы было бы от науки в стране, где нет торговли? Чем бы вы, пасторы, покрывали ваши плечи и насыщали брюхо? Кто вам доставляет ваши шелка, и полотна, и ваши вина, и все прочие предметы, необходимые для вашей жизни? Кто, как не мореходы?
– Это все вам следовало бы скорее назвать предметами роскоши, – ответил пастор, – но допустим, что они необходимы, – есть нечто более необходимое, чем сама жизнь, и это нам дает учение: учение церкви, хочу я сказать. Кто вас облачает в одежду благочестия, кротости, смирения, милосердия, терпения и всех других христианских добродетелей? Кто насыщает ваши души млеком братской любви и питает их тонкой пищей святости, которая очищает их от мерзостных плотских страстей и в то же время утучняет их воистину богатым духом благодати? Кто? – спрошу я.
– Да, в самом деле, кто? – восклицает кабатчик. – Что-то мне не доводилось видеть такие одежды и такую пищу, как ни рад я, сударь, служить вам.
Адамс собрался дать на это суровую отповедь, когда Джозеф и Фанни вернулись и стали так настойчиво торопить его в дорогу, что он не мог им отказать; итак, схватив свою клюку и попрощавшись с хозяином (причем теперь они не были так довольны друг другом, как поначалу, когда только сели вместе за стол), он вышел вместе с Джозефом и Фанни, выражавшими сильное нетерпение, и они все втроем пустились снова в путь

Конец второй книги


Книга третья

Глава I
Вступительное слово в прославление биографии

Невзирая на предпочтение, какое суд толпы, быть может, отдаст романистам, выпускающим свои книги под такими заглавиями, как история Англии, история Франции, Испании и т. д., – не подлежит сомнению, что правду можно найти только у тех авторов, которые прославляют жизнь великих людей и обычно именуются биографами, в то время как первых следовало бы называть топографами или хорографами, – термины, которые могли бы превосходно отметить различие между ними, ибо своею задачей эти авторы ставят главным образом описание стран и городов, с чем при посредстве географических карт они справляются довольно хорошо, так что в этом на них можно положиться. Что же касается человеческих поступков и характеров, то здесь их писания не столь достоверны, чему не требуется лучшего доказательства, чем вечные противоречия, возникающие между двумя топографами, когда они берутся за историю одной и той же страны: например, между лордом Кларендоном и мистером Уитлоком, между мистером Ичардом и Рапеном Эдвард Хайд граф Кларендон (1609 – 1674) и Лоренс Ичард (1670? – 1730) – историки торийской ориентации, писавшие об английской буржуазной революции XVII в.; напротив, Балстрод Уитлок (1605 – 1675) и Пол де Рапен (1661 – 1725) – историки-виги.

и между многими другими, у которых факты выставляются в совершенно различном освещении, так что каждый читатель верит, чему хочет, а самые рассудительные и недоверчивые читатели справедливо полагают такое писание в целом не чем иным, как романом, в котором писатель дал волю счастливому и плодотворному вымыслу. Но, если они сильно расходятся в передаче фактов, приписывая победу одни одной стороне, другие же другой или одного и того же человека рисуя одни негодяем, другие великим и честным, – то все они, однако же, согласны меж собой в указаниях места, где происходили предполагаемые события и проживало лицо, являющееся одновременно негодяем и честным человеком. Мы же, биографы, являем пример обратного. На истинность излагаемых нами событий можно вполне положиться, хотя мы часто указываем неверно, в каком веке и в какой стране они происходили. Так, быть может, и достойно изысканий критики, в Испании ли жил пастух Хрисостом, который, как нам сообщает Сервантес, умер от любви к прекрасной Марселе, пренебрегавшей им История несчастной любви «пастуха-студента» Хризостома к Марселе рассказана в гл. 12 первой части «Дон Кихота». Ниже называются герои других новелл и эпизодов первой части романа Сервантеса: безумный Карденьо («Оборванец Жалкого Образа») и Фернандо – впервые в гл. 23; Ансельмо, Камилла и Лотарио – в «повести о безрассудно-любопытном» (гл. 33, 34, 35).

, – но станет ли кто сомневаться, что подобный глупый малый действительно существовал? Есть ли на свете такой скептик, который не поверил бы в безумие Карденьо, вероломство Фернандо, назойливое любопытство Ансельмо, слабость Камиллы, шаткую дружбу Лотарио, – хотя, быть может, касательно времени и места, где жили все эти люди, наш добрый историк прискорбно неточен. Но самый известный пример такого рода мы находим в истинной истории о Жиль Блазе Вслед за сатирико-плутовским романом Алена Рене Лесажа (1668 – 1747) «Похождения Жиль Блаза из Сантильяны» (т. 1 – 4, 1715 – 1735; в 1749 г. его переведет на английский язык Т. Смоллет) Филдинг называет и другие произведения, условно говоря, «реалистического направления» («истинная история»), имевшие для него значение прецедента в работе над «Джозефом Эндрусом»: «Комический роман» (1651 – 1657) Поля Скаррона (1610 – 1660); новеллы «Тысячи и одной ночи» во французском переводе Антуана Галлана (нач. XVIII в.); социально-психологические романы Пьера Мариво (1688 – 1763) «Жизнь Марианны» (1731 – 1741) и «Удачливый крестьянин» (1734 – 1735); им саркастически противопоставлена отечественная беллетристика («современные повести»), в нелюбви к которой Филдинг признавался неоднократно, – романы в духе того же Ричардсона или пасквильный роман-памфлет «Новая Атлантида» (1709) и скандальные мемуары Мэри Мэнли (1663 – 1724).

, где неподражаемый биограф допустил пресловутую ошибку относительно родины доктора Санградо, который обращался со своими пациентами, как виноторговец с винными бочонками, выпуская из них кровь и доливая водой. Разве не известно каждому, кто хоть немного знаком с историей медицины, что не в Испании проживал этот доктор? Равным образом неверно называет тот же автор родину своего архиепископа, как и родину тех важных особ, чей возвышенный ум не находил вкуса ни в чем, кроме трагедии, – и многие другие страны. Те же ошибки можно заметить и у Скаррона, и в «Тысяче и одной ночи», и в историях Марианны и Удачливого крестьянина и, может быть, еще у ряда писателей этого разряда, которых я не читал или сейчас не припомню, ибо я никоим образом не распространяю эти замечания на тех авторов современных повестей и «Атлантид», которые, не прибегая к помощи природы или истории, повествуют о личностях, каких никогда не было и не будет, и о делах, какие никогда не вершились и не могут вершиться;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54