Однако требование Заграничного бюро ЦК большевиков принять специальную резолюцию о положении дел в России было отклонено центристским большинством конференции по причине недостаточной осведомленности в русских делах. В принятый на конференции манифест против войны не попали большевистские лозунги о превращении империалистической войны в гражданскую и о поражении «своего» правительства в каждой воюющей стране. Можно сказать, что деньги, полученные от Моора, были потрачены впустую. Неудивительно, что Ленин, внимание которого было поглощено организацией и проведением этой конференции, откликнулся на ее завершение одной незаконченной статьей «Задачи нашей партии в Интернационале (по поводу III Циммервальдской конференции)». Остановившись в ней только на характеристике представленных на конференции партий и групп, вождь большевистской партии делал суровый вывод о том, что «состав конференции был чрезвычайно пестрый, - даже нелепый, ибо собрались люди, не согласные в основном, поэтому неспособные действовать действительно дружно, действительно сообща, люди неминуемо расходящиеся между собой в коренном направлении своей политики…». Но похоже, Ленина это в данный момент уже не волновало, ибо в самой России в результате «мятежа» генерала Л. Г. Корнилова произошел «крайне неожиданный» и «прямо-таки невероятно крутой поворот событий».
В последние дни августа 1917 г. обстановка в Петрограде вновь накалилась: по городу усиленно распространялись слухи о новом «заговоре большевиков», приуроченном якобы к полугодовщине Февральской революции - 27 августа. Однако тревожные ожидания разрешились в этот день сенсационным известием о начавшемся по приказу Верховного главнокомандующего генерала Л. Г. Корнилова движении войск на столицу. «Корнилов бесспорно задумал вооруженный переворот - и задумал его давно - во всяком случае, не позже начала августа, - писал впоследствии П. Н. Милюков. - Но он понимал, что надо совершить его с «максимумом легальности», то есть в настолько тесной кооперации военной власти с гражданской, насколько это было возможно. С другой стороны, и глава правительства, казалось, понимал, что для того, чтобы найти опору против возраставшей силы большевиков, ему остается только опереться на военную силу, следовательно войти с ее представителями в возможно тесный контакт… К несчастью для России, оба лица, которые занимали эти посты и от которых зависело сделать успешной эту последнюю попытку к спасению, были до последней степени не приспособлены и для этой задачи и для взаимного союза». Они и в самом деле говорили на разных языках и не могли ни сговориться, ни даже понять друг друга: Керенский до конца продолжал хитрить и балансировать, страхуя себя от большевиков и слева и справа, в то время как для Корнилова все деятели Советов, в том числе и их министры, были изменниками, предателями и германскими агентами. Не сумев одолеть своего конкурента путем закулисной борьбы, Керенский был вынужден предать гласности предпринятую Ставкой попытку военного переворота и одним росчерком пера превратил Корнилова в «бунтовщика» и «изменника». Но теперь это выступление контрреволюции вызвало гнев и возмущение рабочих, солдат и матросов против всего генералитета, помещиков, банкиров и всех «буржуев».
Ленин не мог упустить такой шанс, и он обращается 30 августа из Гельсингфорса с письмом ЦК своей партии, предлагая изменить ее тактику и в первую очередь форму борьбы с Керенским. «Ни на йоту не ослабляя вражды к нему, не беря назад ни слова, сказанного против него, не отказываясь от задачи свержения Керенского, - писал он, - мы говорим: надо учесть момент, сейчас свергать Керенского не станем, мы иначе теперь подойдем к задаче борьбы с ним, именно: разъяснять народу (борющемуся против Корнилова) слабости и шатания Керенского». Вождь большевиков предлагал еще активнее вовлекать рабочих, солдат и крестьян в борьбу против Корнилова, «поощрять их избивать генералов и офицеров, высказывавшихся за Корнилова, настаивать, чтобы они требовали тотчас передачи земли крестьянам, наводить их на мысль о необходимости ареста Родзянки и Милюкова, разгона Государственной думы, закрытия „Речи“ и других буржуазных газет, следствия над ними».
Проводить в жизнь свою новую тактику большевики могли теперь вполне легально: в созданный по решению ЦИК Советов Комитет народной борьбы с контрреволюцией были приглашены и их представители. Это позволило ЦК большевистской партии обратиться к министру юстиции с просьбой освободить всех большевиков, которым не предъявлено обвинение. В числе первых был выпущен из тюрьмы Л. Б. Каменев. Еще более важным было то, что Комитет народной борьбы с контрреволюцией сразу же признал «желательным вооружение отдельных групп рабочих для защиты рабочих кварталов под ближайшим руководством Советов и под контролем Комитета». В считанные дни вооруженные рабочие формирования (рабочая милиция, Красная гвардия, боевые дружины и др.) были созданы во многих районах Петрограда, а общее число в них записавшихся составило не менее 25 тыс. человек. На рабочих митингах и собраниях вновь зазвучало требование о переходе власти к Советам, хотя еще более распространенным стало требование о создании власти «революционных классов» - в одних случаях из представителей пролетариата и крестьянства, в других - из пролетариата и беднейшего крестьянства.
Новая политическая ситуация вывела партию большевиков не только из политической изоляции, но и на авансцену политической жизни столицы. В ночь на 1 сентября 1917 г. общее собрание Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов приняло по предложению большевистской фракции деклараций «О власти», призывавшую к созданию «революционной власти» из представителей рабочих и крестьян. Это была первая значительная победа большевиков в Петроградском Совете. То же самое произошло в Москве, в других крупных промышленных центрах.
Корниловщина, таким образом, окончательно поляризовала политические и социальные силы, изменила их роли, открыла новые возможности в политическом развитии России. Анализируя эти возможности, один из лидеров кадетской партии В. Д. Набоков рассматривал три выхода из кризиса власти. Первый - создание однородного буржуазного правительства - не имел шансов, по его мнению, ввиду «непримиримости» народа к «кругам буржуазным, особенно к кадетам». Второй - создание однородного социалистического правительства - исключался самими меньшевиками и эсерами по причине его гибельности для них. Оставался единственно возможный путь спасения власти буржуазии - «возвращение к принципу коалиции».
Но мог ли этот путь привести к спасению страны, которая к осени 1917 г. стояла уже на пороге гражданской войны? Были ли другие реальные возможности выхода из углублявшегося с каждым днем кризиса? Позиции политических партий здесь резко расходились, и отсутствие общих подходов к этим кардинальным проблемам вело к дальнейшему обострению политической борьбы.
Особая опасность состояла в том, что политические партии, претендовавшие на роль выразителей интересов рабочего класса и его поддержку, стали ориентироваться прежде всего на авангард и его революционные качества. В марте 1917 г. представленные в Советах политические партии еще сходились в том, что, хотя самое широкое и совершенное социальное законодательство не может устранить необходимости непосредственной борьбы труда с капиталом, формы этой борьбы должны быть согласованы с обстановкой незавершенной еще революции и военной угрозой извне. Но заложенные в таком подходе возможности компромисса между рабочим классом и буржуазией оказались нереализованными в силу целого ряда причин и в первую очередь - из-за наступившего после «медового месяца» революции обострения политической обстановки в стране.
Поставленный Лениным по возвращении из эмиграции вопрос о социализме как реальной для России перспективе и о переходе к социалистической революции положил начало новому этапу политической борьбы, прежде всего в Петрограде, где в первую очередь произошло резкое размежевание политических и социальных сил. Революционная активность рабочих столицы становится для Ленина барометром политических настроений рабочего класса в целом. Опасность политики, ориентированной только на пролетарский авангард осознавали и некоторые руководители петроградских большевиков. «Мы не должны быть политиками своей округи, а должны смотреть вширь и вглубь. Нельзя повторять опыт Парижской Коммуны, - предупреждал А. Е. Аксельрод на заседании Петербургского комитета большевиков. - Петроград не вся Россия и увлекаться настроением Выборгской стороны нельзя». На опасность имевшей место в июльские дни определенной изоляции Петрограда от провинции указывал на VI съезде РСДРП(б) Е. А. Преображенский, призывавший ЦК в связи с этим «считаться с положением на местах и принимать решения в соответствии с соотношением сил во всероссийском масштабе».
В то же время Ленин, оценивая перспективы развития событий после июльских событий, связывал их с «выдержкой и стойкостью рабочего авангарда», с «подготовкой сил к вооруженному восстанию». Вождь большевиков, хорошо разбираясь в общественной психологии, лучше других понял, что отказ эсеро-меньшевистских лидеров Советов от власти настроил этот авангард на бескомпромиссную борьбу, зарядил его радикальную психологию новой энергией, которую можно и нужно использовать для взятия власти. Вошедший летом 1917 г. в состав большевистской партии и ее руководства Троцкий видел главную задачу в завоевании Петроградского Совета, который и должен был стать «центром новой революционной мобилизации рабочих, солдат и крестьянских низов для борьбы за власть». В конце сентября 1917 г. он станет его председателем как представитель самой крупной фракции в Совете.
Констатируя начало гражданской войны в России, Ленин, под впечатлением практически бескровной ликвидации корниловщины, считал в сентябре 1917 г., что при сложившемся соотношении сил она вообще могла бы быть исключена в результате перехода власти к Советам. Если же этого не произойдет, предупреждал он, «столичный пролетариат станет тогда еще ближе, чем теперь, к коммуне, к рабочему восстанию, к завоеванию власти в свои руки, к гражданской войне, в ее более высокой и более решительной форме…».
Политические оппоненты большевиков усмотрели в этом предупреждении всего лишь претензии на власть со стороны партии, находившейся еще недавно, в июльские дни, в меньшинстве и изоляции, а теперь занявшей ведущее положение в Советах и рабочих организациях Петрограда. Однако осенью 1917 г. на реализацию этих претензий стали работать такие важные факторы, как возросшая популярность большевистской программы действий и связанные с ней рост рядов самой партии и большевизация Советов, широкий размах в стране рабочего, солдатского и крестьянского движения, разочарование широких народных масс политикой сотрудничества социалистических партий с буржуазией на почве глубочайшего социально-экономического кризиса.
Катастрофическое падение эсеро-меньшевистского авторитета в рабочих массах и неуклонное усиление большевистского влияния были переменными величинами одного политического уравнения, от решения которого зависела судьба революции. Между тем вожди меньшевиков и эсеров не хотели ничего менять в собственной позиции, недооценивая как новые настроения рабочих, так и способность большевиков учитывать их в своей борьбе за массы. Г. В. Плеханов как более дальновидный политик еще в начале сентября предупреждал, что большевики уже не есть то меньшинство, с которым можно было на считаться, и даже высказывал предположение, что недалек тот день, когда Ленин займет место Керенского. Но и это предупреждение не было принято во внимание. Упуская шанс за шансом, лидеры меньшевиков и эсеров не нашли ничего лучшего, как взвалить ответственность за свои ошибки на большевиков. Видный деятель партии эсеров Н. Святицкий, констатируя реальный и вместе с тем печальный для своей партии факт («петроградский пролетариат теперь почти сплошь идет за большевиками»), видел главную причину усиления большевизма в привлечении им на свою сторону «с.-р. и меньшевистских трудовых масс». Указывая на пагубные последствия приверженности руководства партии меньшевиков коалиции с буржуазией, представители ее левого крыла предупреждали, что «оппортунизм одной части социал-демократии неизбежно питает революционный авантюризм другой, соблазняя рабочие массы искать выходы из хозяйственного кризиса и ужасов войны в единоспасающем чуде захвата власти и немедленной социализации».
В самом деле, в Петрограде раньше, чем где бы то ни было, появились признаки того, что невозможность разрешить насущные проблемы начинает восприниматься как крах капитализма. Все это создавало благоприятную почву для распространения представлений о том, что только на путях отрицания капиталистического общества может быть найден выход из безнадежного положения. Отсюда и возросшая популярность социалистических лозунгов среди рабочих. Причем им казалось, что социализм должен был заменить капитализм теперь же, немедленно. Вопрос о том, есть ли для «введения социализма» условия и каким будет этот новый строй, как правило, не возникал и объяснялось это не верой рабочих в «светлое будущее», а растущим убеждением, что хуже быть уже не может (потом выяснится, что может). Экономическое положение рабочих становилось настолько нестерпимым, что рисовавшиеся политическими партиями перспективы начинали вызывать у них раздражение. «Политические организации только играют рабочим классом. Все партии, не исключая и большевиков, завлекают рабочих обещанием царства божия на земле через сотни лет, - говорил на третьей конференции фабзавкомов Петрограда в сентябре 1917 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56