Со всей вероятностью, месяца через три можно рассчитывать на то, что дезинтеграция достигнет стадии, когда мы сможем сломить Россию военной силой. Если же мы сейчас начнем преждевременное наступление, то это может лишь объединить различные противодействующие пока друг другу политические силы, сплотить их решимостью к борьбе против Германии и даже, возможно, повысить боеспособность армии.
Если же мы не сможем успешно продолжать войну до конца этого года, то нам надо прийти к сближению с партиями умеренных, находящихся у власти, и убедить их, что, настаивая на продолжении войны, они действуют заодно с англичанами, открывая дорогу реакции и тем самым рискуя свободой, которую уже завоевали. В качестве дополнительного аргумента следует указать Милюковым и Гучковым, что, в свете неясности ситуации в России, англичане могут попытаться достичь соглашения с нами за счет русских».
Итак, ставка была сделана на «экстремистов», с которыми германские правящие круги ассоциировали Ленина и его сторонников. Надо признать, что вождь большевиков был настроен весьма решительно. Еще находясь в Цюрихе и имея крайне скудные сведения о событийной стороне Февральской революции, он тем не менее уже определил свое отношение и к этой революции и к той власти, которая была создана в результате нее. Ленину еще в Швейцарии стало ясно, что «новое правительство» состоит из заведомых сторонников и защитников «империалистской войны» с Германией, и потому оно «не может дать ни народам России (ни тем нациям, с которыми связала нас война) ни мира, ни хлеба, ни полной свободы, и потому рабочий класс должен продолжить свою борьбу за социализм и за мир, должен использовать для этого новое положение и разъяснить его для самых широких народных масс». Это правительство, настаивал Ленин, не в состоянии сделать то, что теперь необходимо народам: немедленно и открыто предложить всем воюющим странам осуществить перемирие тотчас и затем заключить мир на основе полного освобождения колоний и всех зависимых и неполноправных наций. А для осуществления этого, заключал он, нужно рабочее правительство в союзе с беднейшим крестьянством и революционными рабочими всех воюющих стран.
Следует подчеркнуть, что в вопросе об отношении к войне петроградские большевики с самого начала заняли бескомпромиссную позицию. Еще в манифесте ЦК РСДРП 27 февраля 1917 г. «Ко всем гражданам России» указывалось на необходимость «войти в сношения с пролетариатом воюющих стран для революционной борьбы народов всех стран против своих угнетателей и поработителей, против царских правительств и капиталистических клик и для немедленного прекращения кровавой человеческой бойни, которая навязана порабощенным народам».
Антивоенная пропаганда большевиков учитывала усталость народа от войны, военные поражения и огромные потери на фронте, непонимание солдатами целей войны. Один из меньшевистских лидеров И. Г. Церетели впоследствии признавал, что после Февральской революции солдатская масса «жадно ловила слова о мире, о таком мире, который избавил бы их и от угрозы порабощения и от необходимости воевать. Здесь они видели просвет из сумерек окопной жизни, просвет, который они инстинктивно искали в революции».
Отражая негативное отношение народа к продолжающейся войне, Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов принял 14 марта 1917 г. манифест «К народам всего мира», который захватил солдат идеей прекращения кровавой бойни и заключения справедливого мира. Они поддержали выдвинутый лозунг «Война за свободу!», а среди других лозунгов, под которыми солдаты выступали в мартовских демонстрациях, был и такой: «Германский народ, следуй нашему примеру в борьбе с твоим правительством!». Под давлением Петроградского Совета вынуждено было высказаться по вопросу о войне и Временное правительство, которое в своей декларации от 27 марта 1917 г. заявило, что «свободная Россия» не преследует в войне никаких захватнических целей. В связи с этим в целом ряде воинских частей Петроградского гарнизона на собраниях и митингах были приняты приветствия в адрес Временного правительства за его «отказ от завоевательных целей».
Отношение к продолжающейся войне стало первым и главным положением Апрельских тезисов, с которыми Ленин выступил на следующий день после приезда в Петроград на собрании большевиков - участников Всероссийского совещания советов рабочих и солдатских депутатов в Таврическом дворце. Признав, что широкие слои рабочих и солдат занимают позиции «революционного оборончества», он призывал терпеливо и настойчиво разъяснять им, что кончить войну истинно демократическим миром нельзя без свержения капитала. «Войну можно кончить лишь при полном разрыве с международным капиталом, - убеждал Ленин своих товарищей по партии. - Порвать с международным капиталом - нелегкая вещь, но и нелегкая вещь - закончить войну. Ребячество, наивность предполагать прекращение войны одной стороной…». Столь же решительно вождь большевиков выступил и против «доверчиво-бессознательного» отношения масс к новой власти. Никакой поддержки Временному правительству! - выдвигает он лозунг и готов даже остаться пока в меньшинстве: «один Либкнехт стоит дороже 110 оборонцев типа Стеклова и Чхеидзе». Напечатанные в «Правде» Апрельские тезисы вызвали ожесточенную полемику, критику и непонимание не только со стороны политических противников Ленина, но и в самом руководстве большевиков.
Но для того, чтобы пропагандировать свои взгляды и агитировать за свою программу действий, Ленину предстояло сначала реабилитировать себя в глазах общественного мнения за проезд через Германию. Разумеется, политические оппоненты Ленина не упустили шанса начать в прессе кампанию по его дискредитации. «Приехал из Германии? Мир привез? А почем продает - не слыхали?» - такие вопросы задавала не одна «Петроградская газета». Предвидя такое развитие событий, Ленин, как уже отмечалось, составил «Протокол о поездке», который был утвержден всеми отъезжавшими и засвидетельствован швейцарскими, немецкими и французскими социалистами; еще в Стокгольме он передает коммюнике - «Проезд русских революционеров через Германию» газете «Politiken», где оно появилось еще до его возвращения в Россию. Интересно, что, получив текст коммюнике через Петроградское телеграфное агентство, орган ЦК кадетской партии «Речь» и орган социалистической мысли «День» напечатали его 5 апреля 1917 г. без последнего абзаца, содержавшего одобрение действий русских эмигрантов со стороны представителей левых социалистов Франции, Германии и Швейцарии.
4 апреля Исполком Петроградского Совета обсуждал на своем заседании вопрос о проезде политических эмигрантов через Германию, и Ленин выступил на нем с сообщением, предложив принять резолюцию, одобряющую обмен политических эмигрантов на интернированных в России немецких и австрийских подданных. «Никаких споров и недоразумений в Исполнительном комитете на этот счет не возникло, - вспоминал Н. Н. Суханов. - Несмотря ни на отношение к Ленину, ни на отношение к факту его проезда через Германию, ему было тут же заявлено, что шаги в желательном ему направлении будут немедленно приняты. Это была, конечно, не только услуга Ленину и его партии: это был акт необходимого отпора грязной политической игре, уже начатой клеветнической кампании против одной из фракций социализма в Совете… Ленин же, убедившись в том, что эта услуга ему обеспечена, что отпор буржуазной травле рассматривается в советских сферах не только как услуга его партии, но и как политический акт, отбыл из Исполнительного комитета, чтобы больше никогда не появляться там…».
Сообщение Ленина на заседании Исполкома Петроградского Совета на следующий день, 5 апреля, было напечатано в «Правде» и в «Известиях Петроградского Совета» под заголовком «Как мы доехали». В нем отмечалось, что автором плана проезда русских эмигрантов через Германию в обмен на интернированных в России германских подданных являлся Л. Мартов; что, не дождавшись ответа из России, эмигранты решили сами провести этот план. Единственным посредником был назван Ф. Платтен, который «заключил точное письменное условие с германским послом в Швейцарии». Далее перечислялись условия, на которых был организован проезд через Германию и кратко излагался «Протокол о поездке». Опытный политик Ленин главный оправдательный аргумент приберег на конец, вложив его в уста подписавших этот протокол «иностранных социалистов-интернационалистов»: «Если бы Карл Либкнехт был сейчас в России, Милюковы охотно выпустили бы его в Германию; Бетман-Гольвеги выпускают вас, русских интернационалистов, в Россию. Ваше дело - ехать в Россию и бороться там и с германским и с русским империализмом».
Но не только Ленин и его сторонники вернулись из эмиграции таким образом: через Германию проехали три поезда с политическими эмигрантами; после группы Ленина проехали еще две, организованные Цюрихским комитетом по эвакуации русских эмигрантов. Эти группы, состоявшие главным образом из социал-демократов меньшевиков и социалистов-революционеров, вынуждены были воспользоваться маршрутом через Германию после того, как выяснилось, что другого пути в Россию действительно нет. 16 апреля в петроградских газетах была напечатана подписанная П. Б. Аксельродом, Л. Мартовым, Д. Б. Рязановым, А. В. Луначарским, М. А. Натансоном телеграмма: «Констатируем абсолютную невозможность вернуться в Россию через Англию». Возвращаясь через Германию вслед за Лениным, они тоже стремились обеспечить себе алиби. Среди приехавших таким образом были многие видные революционеры, представители самых различных политических партий. Их полные списки опубликовал В. Л. Бурцев в газете «Общее дело» в октябре 1917 г. По признанию ответственных сотрудников МИД Временного правительства, «абсолютно никакого контроля за въездом в Россию эмигрантов на самом деле не существовало. Не только «дефетисты» из русских эмигрантов, но и прямые агенты германского Генерального штаба могли при такой постановке дела попасть в Россию…». Всего через Германию, по данным В. Л. Бурцева, вернулось в Россию 159 политических эмигрантов, которые были, по его определению, «вольные или невольные агенты Вильгельма». Наряду с Лениным и Зиновьевым таким же образом приехали и многие видные представители других политических партий и течений: Л. Мартов (Ю. О. Цедербаум), Мартынов (С. Ю. Пикер), Д. Б. Рязанов (Гольдендех), Ф. Я. Кон, М. А. Натансон, А. М. Устинов, А. И. Балабанова и др.
Германия была крайне заинтересована в том, чтобы в Россию вернулось как можно больше противников продолжения войны. Об этом прямо писал германский посланник в Берне Ромберг канцлеру Бетман-Гольвегу 30 апреля 1917 г. Речь шла не только о русских эмигрантах из Швейцарии, которым он предлагал предоставить те же условия проезда, что и первой группе во главе с Лениным. Ссылаясь на состоявшуюся беседу с швейцарским социалистом Ф. Платтеном, Ромберг сообщал, что и в Германии находится определенная часть русских революционеров, которых можно было бы отправить в Россию. При этом, отмечал он, выяснилось, что эти эмигранты не располагают средствами для пропаганды, поскольку собранные для поездки деньги попали главным образом к социал-патриотам. Ставя перед канцлером вопрос о возможности материальной поддержки таких эмигрантов, не оскорбляя их достоинства, Ромберг одновременно хотел выяснить, не оказывается ли революционерам финансовая помощь каким-либо другим образом.
Возглавляемая Ромбергом германская миссия в Берне продолжала быть важным центром получения информации как об оставшихся еще в Швейцарии русских социалистах, так и о том, что происходило в России. Ключевую роль в контактах с русскими политэмигрантами играл швейцарский социал-демократ Карл Моор, немец по национальности, обосновавшийся с 1889 г. в Берне, где он возглавлял главный орган швейцарских социал-демократов газету «Бернер Тагвахт» и входил в городской совет и кантональный парламент как представитель социалистического рабочего движения. Еще в 1904 г. Моор познакомился на социалистическом конгрессе в Амстердаме с В. И. Лениным, взгляды которого были восприняты им с симпатией. В начале мировой войны он поручился за высланных из Австрии Ленина и Зиновьева, а затем неоднократно вносил в Бернскую окружную управу денежный залог, требуемый для продления пребывания в стране. Как свидетельствовал сам Моор, в 1915 г. он встречался с Лениным у начальника Бернской полиции, что, по-видимому, было связано с очередным продлением вида на жительство Ленину. И это единственное свидетельство их личных контактов в годы Первой мировой войны. По мнению исследователей, такое осторожное поведение Ленина было вызвано, возможно, подозрениями в слишком тесных связях Моора с швейцарскими властями, а с начала войны и с правыми немецкими социал-демократами. Не исключено, что до Ленина доходили слухи о связях Моора с немецкой разведкой. Английский историк Х. Шурер считает, что Моор информировал немецких дипломатов в Швейцарии о деятельности политэмигрантов-интернационалистов, особенно большевиков еще с начала Первой мировой войны. Швейцарский историк Д. Хаас пришел к заключению, что активные контакты Моора с немецким посланником в Берне Ромбергом документально подтверждаются не ранее начала марта 1917 г. Как теперь установлено, Моор действительно был тайным агентом Германии под псевдонимом «Байер». Он часто встречался с различными группами русских политэмигрантов и регулярно отправлял донесения о своих беседах с ними, будь то видный большевик и соратник Ленина Г. Л. Шкловский или один из лидеров меньшевиков П. Б. Аксельрод. В одном из своих донесений, датированном 4 мая 1917 г., «Байер» сообщал, что он «прозондировал ряд представителей различных групп пацифистского крыла социалистов и они сказали, что было бы весьма желательно, чтобы систематическая, интенсивная и эффективная агитация в пользу мира поддерживалась бы кем-нибудь из хорошо известных нейтральных товарищей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56