Отвечая на вопрос, почему Германия могла оказывать Ленину финансовую помощь, Плеханов находил ответ в том, что «тактика ленинская была до последней степени выгодна, крайне ослабляя боеспособность русской армии». Однако он подчеркивал, что он говорит об этом «только в пределах психологической возможности, что он не знает ни одного факта, который бы доказывал, что психологическая возможность перешла в преступное действие». По свидетельству Н. В. Валентинова, Плеханов считал, что установить факт, получал ли Ленин деньги от немцев, должны разведка, следствие и суд. Одновременно он полагал, что после июльских дней Ленина следовало бы арестовать.
Ценность собранных следственной комиссией материалов может представлять интерес для историка, на мой взгляд, прежде всего как единый комплекс документов, который необходимо подвергнуть историческому и источниковедческому анализу. Выхватывание же из этого комплекса отдельных документов и фактов вряд ли перспективно.
Возвращаясь к вопросу о ценности собранных следствием материалов, необходимо ответить на вопрос о том, в какой степени они подтверждали, а точнее говоря, подтверждают выдвинутые против Ленина и других руководителей большевистской партии обвинения. Дело в том, что сама следственная комиссия на этот вопрос официально так и не ответила, поскольку в силу целого ряда причин дело не было доведено до конца. Правда, мы располагаем показаниями ведшего это дело следователя П. А. Александрова, но показаниями особого рода: они были даны в 1939 г. органам НКВД, которые, как хорошо известно, могли «выбить» любые признания. Находясь в следственной тюрьме НКВД, он сделал тогда следующее заявление: «Главными моментами-уликами были выдвинуты дознанием три: участие германского капитала в издании газеты «Правда», получение денег от Германии Лениным с целью шпионажа и наличие базы для шпионажа - Стокгольм. Приняв эти улики, я проверил и установил неосновательность этих улик. Следствие установило необоснованность обвинения». Так ли было это на самом деле, теперь уже никто точно сказать не может, поскольку следователь Александров был все же позднее расстрелян, а нам достались довольно противоречивые суждения современников и историков. П. Н. Милюков, например, в своей «Истории второй русской революции» утверждал, что «факт подкупа влиятельных вождей революции германскими деньгами был установлен официально следственной властью» и при этом ни на что не ссылался. С. П. Мельгунов считал, что «не столько по соображениям беспристрастия и глубочайшего объективизма, сколько по мотивам революционной тактики ликвидировалось дело о „государственной измене“ большевиков: после корниловского мятежа они получили окончательную амнистию».
Весьма диалектическую точку зрения высказал по этому вопросу Д. А. Волкогонов, больше чем кто-либо из современных авторов интересовавшийся этой проблемой. С одной стороны, он отмечает, что «начавшееся следствие быстро собрало 21 том доказательств связей большевистской партии с германскими властями. Но затем дело стало глохнуть. Керенский видел в то время главную опасность справа, а не слева и в складывающейся обстановке рассчитывал в определенной ситуации на поддержку большевиков». С другой стороны, он далее пишет: «Следствие пыталось создать версию прямого подкупа Ленина и его соратников немецкими разведывательными службами. Это, судя по материалам, которыми мы располагаем, маловероятно». Если 21 тома «доказательств связей большевистской партии с германскими властями» не хватает для обоснования версии прямого подкупа Ленина и его соратников, то, по крайней мере, она должна быть выведена из разряда политических аксиом или доказана новыми источниками.
Следственной комиссии не удалось документально подтвердить и версию об участии германского капитала в издании «Правды», хотя в ее распоряжении оказались захваченные в результате разгрома редакции и типографии, где печаталась «Правда», многие финансовые документы. Как уже отмечалось, обвинения в том, что «Правда» издается на немецкие деньги, появились в печати сразу же после возвращения Ленина в Петроград в апреле 1917 г., а после июльских событий политические противники большевиков приняли эти обвинения за очевидный факт, а те, кто ранее их отвергал, теперь засомневались. Как свидетельствовал Н. Н. Суханов, «в эти дни толковали, между прочим, что финансовые дела «Правды» находятся в полном беспорядке, источники доходов из категории пожертвований и сборов не всегда точно установлены, и совсем не исключена возможность, что спекулирующие на большевиках темные элементы, хотя бы и германского происхождения, могли без их ведома подсунуть большевикам те или иные суммы ради усиления их деятельности и агитации. Это всегда могло случиться с любой партией или газетой, в положении большевиков и «Правды». Полная реабилитация и в этом случае была бы необходимым результатом работы следственной комиссии. Но ничего подобного, насколько я знаю, все же не было никогда установлено относительно Ленина и его партии».
В распоряжении следственной комиссии оказались не только финансовые документы, но и арестованный контрразведкой главный финансовый распорядитель «Правды» и заведующий ее издательством К. М. Шведчиков. После физической обработки арестованного в контрразведке следствие приступило к психологической, задавая ему в течение нескольких дней один и тот же вопрос: «Откуда брались деньги на издание Правды?». К. М. Шведчиков, в свою очередь, упорно стоял на том, что все финансирование шло по открытым, легальным и юридически законным источникам, о чем постоянно сообщалось на страницах «Правды». Оперируя данными расходов по изданию газеты и доходов от ее реализации, он доказывал следствию, что большевистская партия не только не терпела убытка при издании «Правды», но и имела даже определенный доход, хотя сегодня в это трудно поверить. Шведчиков показал, что месячные расходы на издание Правды составляли в среднем 100 тыс. рублей и расписал их по статьям (от набора до доставки), в то время как реализация тиража в июне дала более 150 тыс. руб. (в июне месячный тираж «Правды» составил 2 млн. 262 тыс. экземпляров, которые поступили индивидуальным подписчикам и в розничную продажу по оптовой цене 6 коп. за экземпляр). Шведчиков не скрывал, что «Правда» имеет свой фонд, но он состоит не из немецких денег, а пожертвований рабочих и солдат, собравших более 140 тыс. рублей только на приобретение типографии для «Правды». После пяти допросов Шведчикова следствие было вынуждено освободить, не предъявив ему никаких обвинений.
Следственной комиссии предстояло выяснить, насколько обоснованна предложенная контрразведкой и подхваченная прессой версия о том, что основным каналом для перевода «немецких денег» большевикам в Петроград до июльских событий служила экспортно-импортная фирма Парвуса, директором-распорядителем которой был Ганецкий, юрисконсультом М. Ю. Козловский, одним из основных партнеров В. В. Воровский, а финансовым агентом Е. М. Суменсон. Основным доказательством этой версии были перехваченные телеграммы между Стокгольмом и Петроградом, которые, как отмечалось, контрразведка сразу же квалифицировала как «закодированные» и имевшие целью скрыть их подлинное содержание политического и финансового характера. Напомним, что прокурор Петроградской судебной палаты Н. С. Каринский в своем постановлении от 21 июля 1917 г. уже прямо утверждал, что, хотя телеграфная переписка «имеет своим содержанием указания на какие-то сделки, высылку разных товаров и денежные операции, тем не менее, представляется достаточно основательным заключить, что эта переписка прикрывает собою сношения шпионского характера». Такое направление обвинения избавляло следственную комиссию от кропотливой работы по анализу и проверке подлинного содержания имевшихся в ее распоряжении телеграмм.
Тем не менее следственная комиссия получила возможность докопаться до реального содержания телеграфной переписки, поскольку в ее руках оказались два основных обвиняемых по этому делу - М. Ю. Козловский и Е. М. Суменсон. Именно они были названы главными получателями немецких денег, предназначенных для большевистской партии. Имя Суменсон впервые попало на страницы петроградских газет вместе с именами Ганецкого и Козловского 5 июля 1917 г. До этого никто, кроме связанных с нею деловыми отношениями, не подозревал о ее существовании - незаметной служащей варшавской конторы Фабиана Клингслянда, переселившейся в 1915 г. в Петроград и ставшей здесь доверенным лицом не только своей прежней конторы, но и фирмы Парвуса - Ганецкого. Поэтому Ленин был вполне искренен, когда в письме в редакцию «Новой жизни» писал 11 июля: «Припутывают имя какой-то Суменсон, с которой мы не только никогда дел не имели, но которой никогда и в глаза не видели». Ганецкий, который имел с Суменсон дела, в своих показаниях в Комиссию ЦК РСДРП(б) писал в ноябре 1917 г. «Госпожа Суменсон является поверенной фирмы Клингслянда, совладельцем которой является мой брат. Фирма эта занялась продажей медикаментов нашей фирмы в России. Я Суменсон раньше не знал. Она типичная буржуйка, абсолютно никакого отношения ни к какой политической партии никогда не имела. Как поверенная своей фирмы она честно исполняла свои обязанности и стала невинной жертвой во всей этой клевете».
На допросе у следователя Александрова Суменсон сразу же заявила, что «не признает себя виновной ни в каких отношениях с неприятелем». Но, рассказывая о своей деятельности в Петрограде, она была достаточно откровенна, и ее показания имели первостепенное значение для понимания реального содержания телеграфной переписки между Стокгольмом и Петроградом. Отвечая на вопрос о происхождении денежных сумм, упоминавшихся в телеграммах, Суменсон поясняла: «Денежные переводы были не за каждую продажу товара, а периодически. Все эти операции шли с начала 1916 года. При этом должна объяснить о несоответствии размеров сумм, мною внесенных, с теми ценами на товар, которые были назначаемы Я. Фюрстенбергом. Он назначал прямо чудовищные цены…». Как видно, Ганецкий, он же Фюрстенберг, был достойным учеником Парвуса по бизнесу и, несмотря на свою принадлежность к большевикам, действовал как заядлый спекулянт и эксплуататор. Суменсон также признала, что по распоряжению Ганецкого выдавала в Петрограде деньги М. Ю. Козловскому без расписок. С начала 1916 г. и по март 1917 г., по ее данным, «ему было передано всего от 15 до 20 тыс. рублей». В связи с этим нельзя не заметить, что начальник петроградской контрразведки В. В. Никитин в вышедшей в 1957 г. в Париже книге «Роковые годы» исказил показания Суменсон и тем самым дезинформировал тех, кто обращался к его книге как к авторитетному источнику. Он, в частности, сообщал, что «из писем, отобранных у Суменсон, можно было заключить, что Ганецкий переводил деньги Суменсон под видом средств, необходимых для торговли и главным образом аптекарскими товарами. Прикрываться коммерческой перепиской обычный прием шпионов. Но было особенно характерно, что Суменсон даже и не пыталась прятаться за коммерческий код, а сразу созналась, что никакого аптекарского склада у нее не было, и вообще никакой торговлей она не занималась». Но это совсем не соответствует тому, что показала на допросе сама Суменсон. «Передернул» Никитин и по поводу выдачи денег Козловскому, которому, якобы по свидетельству Суменсон, она была обязана Ганецким выдавать деньги, «какие бы суммы он не потребовал». На самом деле, как установила следственная комиссия, Козловскому было выплачено фирмой Ганецкого в 1916 - 1917 гг. 25 424 руб. за услуги юрисконсульта. Как мне кажется, в данном случае, автора подвела не память, а версия, предложенная французской разведкой в июне 1917 г. и с готовностью принятая им. В свою очередь Никитин подвел многих маститых историков, черпавших и продолжающих черпать из его книги доказательства в пользу этой версии.
То, что не смогла сделать следственная комиссия и «запутал» Никитин, осуществил американский историк С. Ляндрес, который впервые провел историческое и источниковедческое исследование всего комплекса телеграфной переписки между Стокгольмом и Петроградом, оказавшейся в распоряжении следственной комиссии. Вышедшая в 1995 г. его книга «К пересмотру проблемы «немецкого золота» большевиков» основана на объективном изучении всех 66 телеграмм, оказавшихся у Временного правительства, тогда как в книге Никитина были опубликованы только 29 телеграмм. Как выяснил американский историк, основная часть телеграмм с Петроградского телеграфа была получена контрразведывательным отделом Главного управления Генерального штаба, а не контрразведкой Петроградского военного округа, как это можно было понять из книги Никитина «Роковые годы». Вполне возможно, что имея в своем распоряжении все 66 телеграмм, а не 29, такой опытный исследователь как С. П. Мельгунов не принял бы версию о шифрованном характере телеграфной переписки между Ганецким, с одной стороны, и Козловским и Суменсон, с другой, и пришел бы к другим выводам. В этом убеждают плодотворные результаты исследования С. Ляндреса.
Основываясь на источниковедческом анализе всех телеграмм, отобранных и подготовленных к публикации в июльские дни 1917 г., в первую очередь напечатанных в еженедельнике «Без лишних слов», американский историк пришел к чрезвычайно важному выводу о том, что их содержание не подтверждает июльские обвинения в адрес большевиков. «В действительности, - пишет он, - телеграммы не содержат свидетельств о переводе каких-либо капиталов из Стокгольма в Петроград». С. Ляндрес отвергает предположения о закодированном характере корреспонденции между Стокгольмом и Петроградом, настаивает на том, что деятельность фирмы Парвуса - Фюрстенберга носила «чисто коммерческий характер». Упоминающиеся в этих телеграммах переводы огромных по тем временам сумм денег - до 100 тыс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56