Пищу нам дали утром, чай без сахара, банку консервов на двоих, по куску хлеба. Когда прибыли латышские стрелки, мы сразу почувствовали себя на свободе; я пошел туда, где отобрали деньги и документы; денег не нашел, из документов не нашел телеграммы, билет на 4-й день съезда, мандат и некоторые мои бумажки частного характера; только нашел на полу удостоверение личности и партийный билет.
Приложение: расписка Гончарука.
Заведующий учетным отделом С. Шимановский
С подлинным верно:
Управляющий делами комиссариата (подпись).
Печать.
5. НА ТЕЛЕГРАФЕ
1 [ПОКАЗАНИЯ ТИМАКОВА]
6 июля, в 8 часов вечера, я получил приказание от тов. Подбельского прекратить передачу всех телеграмм во все города Российской Федеративной Советской Республики, за исключением телеграмм за подписью тов. Ленина, Троцкого и тов. Свердлова, что я сейчас же привел в исполнение. Потом пошел на Загородную телефонную станцию и велел сейчас же прекратить все переговоры со всеми городами, с которыми мы имеем телефонную связь, сказав, что если будут просить тов. Ленин, Троцкий или тов. Свердлов, то вы скажите, чтобы они звонили ко мне по телефону, а я уже вам буду говорить, что можно соединить или нельзя; я это сделал потому, что тов. Подбельский дал мне пароль и сказал, что если будут просить дать какой-нибудь город и скажут пароль, то можно предоставить. Тов. Подбельский спросил, сколько у меня находится солдат в карауле; я ему сказал, что 20 человек и что я затребовал еще 15 человек. Тов. Подбельский сказал, что этого мало, я сейчас сделаю распоряжение, чтобы вам прислали еще 40 человек. Спустя полчаса после этого распоряжения я вышел на парадный подъезд посмотреть, не идут ли солдаты, которых обещал прислать тов. Подбельский; когда я вышел к подъезду, то увидел, что около телеграфа разъезжают верхом на лошадях вооруженные матросы. Я постоял, посмотрел и только хотел идти, вдруг вижу: идут солдаты и прямо направились к телеграфу. Я решил подождать их и спросить, что им нужно; они как только подошли, то я сейчас же спросил, что нужно, куда посланы, кем и сколько человек. Их караульный начальник сейчас же ответил, что они присланы по просьбе комиссара для охраны телеграфа и что их 40 человек. Я предполагал, что это пришли по распоряжению тов. Подбельского, тогда я им сказал: «Идем, вы мне нужны для охраны». Отвел их в караульное помещение, сам пошел в аппаратную; только подхожу к своему столу, вдруг слышу – звонит телефон; я подошел и вдруг слышу тов. Подбельский мне говорит, что мне передали, что телеграф занят отрядом Попова в составе 40 человек. Я ему ответил, что пришли солдаты в составе 40 человек, но только они сказали, что они присланы по распоряжению комиссара для охраны телеграфа; тогда тов. Подбельский сказал: «Узнайте, откуда они присланы, и позвоните мне по телефону»; я сказал: «Хорошо, сейчас узнаю». Когда я спросил: «Откуда вас прислали», они сказали, что из отряда Попова; я еще раз спросил: «А для чего вас прислали?» Они ответили, что для охраны телеграфа. Я пошел сейчас же в аппаратную, чтобы позвонить тов. Подбельскому. Когда я вошел в аппаратную, то увидел: у моего стола стояли тов. Маслов и тов. Ефретов, которым я сейчас же объяснил неприятную историю и стал звонить по телефону тов. Подбельскому. Когда я ему сказал, что верно, что 40 человек пришло поповцев, он сказал, что вы их посадите в отдельную комнату, а я сейчас пришлю вам солдат, при помощи которых вы их разоружите и арестуете; я сказал, что хорошо, жду помощи. Прошло не более как полчаса, как вдруг входят несколько солдат и матросов вооруженных, во главе которых был Прошьян, подходят ко мне и говорят: «Вы комиссар?» Я говорю: «Да, а что нужно?» Он говорит: «Соберите людей, я им объясню события сегодняшнего дня». В это время тов. Маслов и тов. Ефретов говорят мне: «Товарищ Тимаков, не собирайте». Я, конечно, не стал собирать, а стал говорить дежурным чинам, чтобы они сели на места и ждали бы от меня распоряжения. В это время, пока я усаживал телеграфистов, левые социалисты-революционеры арестовали тов. Маслова и тов. Ефретова, а также хотели арестовать и меня, но я был в это время в другой комнате. Прошьян собрал всех телеграфистов и сказал, что Центральный Комитет левых социалистов-революционеров решил убить графа Мирбаха и сегодня привел это в исполнение, граф Мирбах убит левыми эсерами. И после этого ушел, оставив Лихобадина, которому передал заранее составленные телеграммы для передачи во все города. Когда остался Лихобадин, то ему стали говорить, что комиссар в аппаратной и будет мешать работе, так как он самый ярый большевик, его надо арестовать. Тогда Лихобадин подходит ко мне и говорит, что это комиссар; ему ответили, что да, это комиссар; он подошел ближе ко мне и сказал: «Товарищ, вы должны удалиться с телеграфа, так как вы большевик-коммунист, будете мешать нашей работе, мы вам не доверяем, и я прошу сейчас же вас удалиться, а если вы не уйдете, то я вас арестую и препровожу туда, где находятся все наши арестованные». И после этого он взял меня за руку и проводил вниз, где я взял свою шапку и должен был удалиться. Когда я вышел с телеграфа, то два вооруженных солдата подошли ко мне и спросили: «Оружие есть?» Я ответил, что нет; тогда они спросили: «Покажите ваши документы, кто вы такой?» Документов у меня с собой не было, так как я, предвидя всю эту историю и боясь, что по моим документам они могут сделать какую-либо подлость, я их передал в телеграфе курьеру, а пароль разорвал. Когда я им сказал, что у меня документов нет, то они ответили мне, что «мы вас не пустим до выяснения вашей личности, кто вы такой есть», и попросили на Чистопрудный бульвар, где стоял их небольшой вооруженный отряд; и здесь мне пришлось пробыть под их арестом до прихода советских войск. Как только стали подходить советские войска, они стали отходить по направлению к Покровке, а также велели и мне следовать за ними. Я, дойдя до Покровки и видя, что они стали расходиться в паническом страхе от преследующего их оружейного и пулеметного и артиллерийского огня, повернул влево по Покровке и ушел.
Часов в десять утра я подошел к телеграфу, где стояли латышские стрелки; я объяснил караульному начальнику, что я комиссар телеграфа, тогда он потребовал от меня документы, но документов я при себе не имел. Он сказал мне, что пропустить в телеграф без документов не может. Во время моего разговора с караульным начальником вышел механик Галкин, которого я спросил, есть ли дежурный комиссар, который должен сменить меня; он мне ответил, что все в порядке и комиссар сидит на своем месте. Я этим успокоился и пошел домой.
Комиссар телеграфа (подпись неразборчива). [Тимаков]
Москва июля 19 дня 1918 г.
2
ПРОТОКОЛ ПОКАЗАНИЙ САМУИЛА ЛЬВОВИЧА ПУПКО
Состоял комиссаром Московской телефонной сети с октября по март с. г. С марта по сие время состою управляющим Московской телефонной сетью.
Принадлежу к (партии) союзу эсеров-максималистов.
В конце мая с. г. был снят караул 1-го Советского полка и из 23-х лиц оставлено только семь. По чьему распоряжению был снят караул, до сих пор не выяснено.
Я неоднократно об этом говорил т. Штродаху, члену коллегии Военного комиссариата г. Москвы, т. Муралову, т. Дзержинскому, т. Беленькому, что караула осталось только семь человек и что ответственность ляжет на них, если что-нибудь случится.
Приблизительно 1 июля т. Дзержинский говорил, что «вам на днях пришлют надежный караул». И действительно, через день-два после разговора был прислан отряд из Чрезвычайной комиссии из матросов – 24 человека.
В первый же день обнаружилась безнадежность этого караула, так как в разговорах кое с кем и между собою ясно можно было понять, что они представляют собой явно реакционную массу, а посему в тот же день я был в Чрезвычайной комиссии и заявил т. Дзержинскому, что, нежели такой держать караул, лучше вовсе без такового обходиться. Он вызвал по телефону Попова и, переговоривши с ним, сказал мне, что сейчас со мной поедет один матрос, который выяснит на месте случай.
Действительно, через несколько минут явился молодой матрос, с которым я и уехал на станцию, и по выяснении всего указанного мною на месте матрос заявил, что он с более тяжелым сердцем уезжает со станции, как приехал, ибо он не полагал, насколько матросы действительно реакционны.
Этот караул, то есть из ВЧК, был заменен через сутки людьми из того же отряда, но фактически караул станции вербовался из того же отряда в том же количестве. О моральных и политических качествах последующих смен указать затрудняюсь, ибо никаких данных по этому вопросу у нас не было.
6 июля вечером, будучи на заседании съезда Советов, т. Подбельский, отыскав меня, попросил зайти в кабинет Аванесова. Тов. Аванесов, объяснив мне приблизительно сущность дела, сделал надпись на моем пропуске и просил отправиться на станцию. По приезде на станцию я зашел к своим сотрудникам; не успев с ними поговорить, явился один вооруженный и от имени Всероссийской чрезвычайной комиссии заявил: он здесь будет присутствовать, чтобы номера, обозначенные на поданной им записке, функционировали как следует быть. Когда потребовал у него мандат, на то он сказал: Дзержинский арестован, мандата никакого не имеет, а только личную записку свою. На что я ему категорически ответил, что без надлежащего мандата выполнить это требование я не могу. Тогда он хотел переговорить по телефону, но номера телефона не знал он. Его записка была унесена т. Герасимовым; тут же стояло еще несколько человек из их отряда, то есть из числа караула, которые указали: пойдем на низ, там есть телефон и один из товарищей знает номер телефона отряда. Из его слов нельзя было непосредственно вывести заключения о требовании выключения всех остальных телефонов, не обозначенных в списке. Это было в 10-м часу вечера.
В это время приехал т. Подбельский, который слыхал весь этот разговор. Переговоривши с т. Подбельским, мы уехали в Кремль для необходимости получения в срочном порядке смены караула, каковой после моего возвращения на станцию прибыл через 15 минут. Лично впустил латышей, поставив их в 2 ряда в подъезде, вызвал сейчас же всех несших караул и, распорядившись о разрядке оружий, отправил их со станции. Были расставлены караулы из латышей по местам, и т. Николаев, член Центральной коллегии почт и телеграфов, и я занялись на основании директив выключением кое-каких полученных линий. Тут же прибыл т. Волленберг и под руководством т. Николаева занялся также соответствующей работой.
На телефонной станции были 2 пулемета и 3 ящика патронов и 9 лент. Латышей пришло 75 человек, у них было, кажется, тоже 2 пулемета.
В полночь явились с мандатами от т. Подвойского еще 5 комиссаров. Станция была к тому времени почти атрофирована, потому не было никакой нужды в лишних людях, и, находя крайне неосновательным на распределение занятий между советскими работниками на станции в такой ответственный момент, несмотря на мои неоднократные просьбы и общения к т. Николаеву, я переговорил по телефону в присутствии т. Николаева с т. Подбельским, каковому и указал, что лично я нахожу для себя крайне невозможным в такой неопределенной обстановке работать, быть же слепым исполнителем не нахожу возможным, после чего я с разрешения т. Подбельского утром в воскресенье оставил станцию.
С. Пупко
3
В ОСОБУЮ СЛЕДСТВЕННУЮ КОМИССИЮ. [ПИСЬМО В. ПОДБЕЛЬСКОГО]
Народный Комиссар
ПОЧТ И ТЕЛЕГРАФОВ
Российской Республики
___________
Канцелярия В ОСОБУЮ СЛЕДСТВЕННУЮ
27 июля 1918 года КОМИССИЮ
№ 4882
гор. Москва
В ответ на Ваш запрос от 26 июля № 198 сообщаю:
1) Телеграф был занят первым отрядом поповцев не около часу ночи, а около 8 часов вечера при следующей обстановке: как только я освободился из-под ареста (что было недалеко от телеграфа), я прибежал на телеграф, чтобы взять десять солдат и попытаться отбить автомобиль и освободить шофера, но начальник караула телеграфа отказался мне дать солдат. Тогда я поспешил на телефонную станцию, откуда удалось отправить отряд латышей к месту моего ареста, но там уже автомобиля и шофера не оказалось – поповцы успели увезти автомобиль. Как раз в это время с телеграфа сообщили, что туда явился отряд в сорок человек и, заявив, что он прислан Подбельским, вошел в помещение телеграфа, не встретив со стороны начальника караула возражений. Я немедленно созвонился с начальником телеграфа Тимаковым, отправил его на разведку и выяснил, что отряд Попова явился без ответственного руководителя и находился совершенно не в курсе о цели своего назначения. Позондировав почву, комиссар Тимаков выяснил, что отряд считает, что он прислан для охраны телеграфа и, не понимая сущности борьбы, готов подчиняться распоряжениям нашего комиссара. Воспользовавшись этим, я предложил комиссару Тимакову постараться изолировать отряд, что Тимакову и удалось сделать путем введения отряда в караульное помещение, где при помощи небольшой воинской силы его можно было обезоружить. Немедленно же я сообщил о происшедшем т. Троцкому и попросил его прислать отряд хотя бы в 50 человек верных войск. Не знаю, по каким причинам, но отряд не был послан в течение нескольких часов, хотя я после этого добивался еще несколько часов присылки его. Между тем в этот промежуток времени на телеграф уже успел явиться второй отряд Попова уже во главе с Прошьяном, который и стал распоряжаться на телеграфе.
2) Караул на телеграфе состоял от первого Советского полка. Начальник караула мне неизвестен, почему прислать его к Вам не могу.
3) Точная фамилия члена Цикапотеля – Лихобадин Василий Васильевич.
Народный комиссар почт и телеграфов
В. Подбельский
4
ПОКАЗАНИЯ АЛЕКСАНДРА ИЛЬИЧА ЕРМОЛЕНКО
6 июля около 12 часов ночи нового времени я узнал об убийстве Мирбаха и попытках небольшого вооруженного отряда арестовать в бывшей гостинице «Прогресс» народного комиссара почт и телеграфов тов. Подбельского

П. П. Прошьян, член ЦК партии левых эсеров
Кто убил германского посла и кто стремился к аресту Подбельского, тогда я еще не знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58