Сбиваясь, начинала она то и дело рассказывать Кате о флюгере со святым Георгием над маленьким дворцом Петра, о рукотворных гротах, Лабиринте с беседками да столбах с башнями, на каждой из коих выбита басня француза Ляфонтена с ее истолкованием, в дивном Летнем саду, что окружает сей дворец. Имелось в столице и специальное публичное здание, именуемое Кунсткамерой, где выставлялись для познавательного обозрения всяческие диковины, в том числе и престрашные. Эти описания почерпнуты были Нелли из альманахов, Орест же упоминал о трактире купца Поцелуева, прозванном просто Поцелуй, да о качелях с балаганами около Адмиралтейства. Но единой картины не складывалось в ее воображении из этих пузелей, а сердце в груди стучало быстрее лошадиных копыт.
– Экой интерес думать, зачем горе родить мышь, – отмахивалась Катя. – А на уродов в стклянках я нипочем глядеть не пойду. Ты б, соколик мой, лучше задумался, где нам жить в таком Вавилоне.
– Давно уж надумал. Орест квартировал на Петровской набережной, близ Большой Невки, в дому вдовы Петряевой. У ней и мы остановимся.
Надумано и впрямь было разумно, поскольку об этой хозяйке, как о женщине честной, что рачительно укладывала для отправки в отчий дом вещи молодого Сабурова, отзывался Фавушка.
Но кресты и шпили столицы заблестели в осенне-лазоревых небесах только в седьмом часу пополудни, и пришлось останавливаться в набитом битком и прегрязном постоялом дворе. Нелли никак не спалось на соломенном тюфяке из мешковины, тем паче что в помещении было душно и скакали блохи, которых Нелли боялась хотя и меньше, чем клопов, но изрядно. К тому ж и лучина, опадая в свое корытце, шипела так противно, что стоило смежить веки, как начинали сниться прегадкие змееныши. Проще сказать, Нелли не спалось от волнений.
В десятом часу утра людный тракт наконец подступил к полосатой будке, обозначавшей границу города, хотя обе стороны дороги выглядели решительно одинаково, что до нее, что после. Справа и слева теснились амбары, склады, открытые навесы, укрывающие товары от дождя, а промеж вместительных этих строений попадались деревенского виду домишки. Каждая пядь земли у этих скромных жилищ была занята капустными огородами и яблоневыми деревьями. Рабочие люди сновали с мешками и тележками, посадские же сбирали урожай. Нелли невольно подивилась тому, можно ли жить в этакой шумной тесноте.
Немало пришлось проехать прежде, чем склады окончательно уступили место деревянным домам, а деревянные дома – каменным, что ровными рядами пошли вдоль прямых мощеных дорог, словно проведенных линейкою. Но вот перекресток явил изумленным взглядам другую улицу, где дома стояли не вдоль дороги, а по обе стороны одетой в камень небольшой речки, по темным осенним водам коей скользили нарядные лодочки. Улица же перебегала над течением ее удобным мостом и продолжалась дальше, до следующего перекрестка, до следующей реки…
– Каналы! Это настоящие каналы, – выдохнула Нелли. – Катька, ни за что не поеду на квартиру, покуда все не посмотрим!
– Где тебе Катька, соображай, – отозвалась подруга, но не сердито: вид столицы заворожил и ее.
Над домами взлетели высокие башни, крытые красной черепицею. Высокие стены, соединившие их, больше всего походили на замок средневековых рыцарей, вроде тех, что Нелли видала в книжках. Единственным отличием было то, что замки на цветных картинках имели старинный вид, по кладке их взбирался плющ, черепица же имела коричневый цвет, а этот замок казался новехонек. Еще представлялось странным, зачем громоздится такое сооружение посреди города, когда место ему в чистом поле, за глубоким рвом, через который скачут по подъемному мосту тяжеловооруженные рыцари на першеронах.
– Литовский замок, молодой мой друг, Литовский замок, – прошамкал изящный старичок с пожелтевшим от табака носом.
– А какому литовцу он принадлежит, сударь?
– Зачем литовцу? – удивился старичок. – Полиция тут размещается, учреждение государственное.
Непонятно, впрочем, вокруг было куда как много непонятного, и так хотелось увидеть все сразу!
Шумная улица с роскошными палатами купца Горохова, что постепенно заменили ей настоящее название, вывела путников к величественному Адмиралтейству, близ которого, нарушая вид парадной роскоши, кипела огромная стройка: рабочие люди копошились в исполинском котловане, словно муравьи.
– Собор, слышь, будет, – ответил не по-деревенскому бойкий рыжий мальчишка. – Эх, темнота! Плащишко-то медведь в берлоге пошил?
– Я тебя щас, конопатый!
Катя потянулась поймать мальчишку за ухо, но тот пригрозил, отскочив, поднятым камнем.
– Да оставь его, еще в Роха попадет, – одернула Нелли.
– Только кинься в лошадь, из-под земли достану и прирежу! – крикнула с седла Катя.
Малый ретировался, предпочтя не связываться.
Необозримая сизо-бурая вода Невы, также запертая в рукотворные берега, непонятно в какую сторону и текла под исполинскими мостами: открытые ветры гоняли белые гребни в самых различных направлениях.
А на берегу, сверкая и блестя новеньким желто-красным металлом, застыл в стремительном движении огромный всадник, волею правящей Государыни прославляющий великого предшественника.
Девочки спешились и подошли поближе.
– Мне десять годов сравнялось, как его установили, папенька читал из газеты, – проговорила Нелли, не отводя глаз от воздетых в воздух тяжелых копыт. – А Гром Камень под него еще раньше привезли.
– Думаю, скачет он по ночам улицами да народишко давит, – уверенно изрекла Катя. – Не может он быть вовсе не живой.
– Отчего по ночам? – насмешливо усмехнулась Нелли.
– Какое днем колдовство. При солнышке Божий мир живет, при луне прочий разный. Ты глянь, страшенный какой, как затопчет…
– Суеверие пустое.
– Ты приди ночью сюда, погляжу я на тебя. Беспременно такой болван должен людишек топтать.
– Ну тебя, – Нелли недоуменно огляделась по сторонам. – Вот мне чего в толк не взять, мы с тобой стоим смотрим, а больше никому до этой красоты дела нет.
Сущая правда! Две мещанки в пестрых платках, остановясь шагах в двадцати, оживленно разглядывали и мяли за жабры вынутую из базарной корзинки большую щуку, о коей, верно, и шел их негромкий разговор. Девочка Неллиных лет, в белой тальмочке, шла мимо: простенький букетик осенних цветов, какие Нелли побрезговала бы дома нарвать в комнаты, казалось, занимал все ее внимание. Девочка вертела его в руках и улыбалась. Вот так ну! С полдюжины таких же лохматых букетов стояло в ведерке у ног старухи, приютившейся у тротуара. Молодой пеший щеголь подошел к старухе, кинул монетку, принял у ней розово-лиловый пучок…
– За эти сорняки тут деньги платят! – Катя хлопнула ладонями по ляжкам.
Что и говорить, в тех городах, что уже довелось им миновать, покупать бросовые цветы за деньги было бы так же нелепо, как в деревне. С другой стороны, не видать ни травы, ни палисадов перед домами. Все замощено, застроено… Странный народ, к городским чудесам привыкли так, что внимания не обращают, с деревенской же безделицей носятся как с писаной торбою.
– Всяк не ценит, чего много имеет, – произнесла Нелли философически.
– Сейчас бы ломоть калача из печи да вздремнуть в тепле, – не в лад отозвалась Катя, согревая дыханием озябшие пальцы.
Неожиданно Нелли и сама почуяла, как подгибаются колени и гудит после бессонной ночи голова.
По щастью, до Петровской набережной оказалось близко. Вскоре Нелли стучала уже деревянною колотушкой в дверь опрятного синего домика в два этажа. На стук появилась мещанка средних лет, доброжелательного вида и приятной полноты, в темном платьи домотканой материи, с шелковым платком на голове и козьим на плечах.
– Здравствуй, добрая женщина, – сказала Нелли, – не ты ли будешь вдова Петряева? Мне говорили, у тебя можно стать на постой.
– Я Матрена Петряева, подрядчикова вдова, – ответила та с некоторым сомнением. – Вправду беру я жильцов, только не слишком ли ты молод, сударик мой, жительствовать одному? Ведомо ли батюшке с матушкою, где ты есть?
– Понятно, что ведомо, разве не видишь, что они человека отрядили со мною в путь? – Нелли обрела уверенность. – Точно я молод, да таковы уж мои обстоятельства. Звать меня Роман Кириллович, а человек мой Платошка.
– Ну так проходи в дом, – мещанка обернулась к Кате. – Оставь покуда лошадей у коновязи, малый, свою конюшню мне держать дорого. Потом отведешь их к косому Власию, я укажу дорогу. Далековато от дому, что говорить, ну да зато на взгорочке. Оно лучше от греха.
Почему на взгорочке лучше, оставалось решительно непонятным, но выяснять было лень. По выстланной полосатыми половиками лестнице приезжие поднялись за хозяйкою на второй этаж.
– В этих покоях французинка живет, что поет на театре, – охотно поясняла мещанка. – Ну да тебе до этого покуда горя мало. Рядом почтенный человек, помещик квартирует, из Твери по судебному делу. А вот эти покои как раз свободные.
Покои оказались комнаткой в одно окно, к которой примыкала темная передняя с лежанкою. В комнате же помещались только деревянная кровать, два табурета, умывальник да комод, а на беленых стенах проступали кое-где пятна плесени.
– Чего сыро-то так? – Нелли наморщила нос.
– Так откуда же быть суху? – хозяйка немного обиделась. – Почитай, на воде стоим.
– Ну, не в реке же, а на берегу все-таки.
– Да ты нездешний, – хозяйка откинула перину и принялась стелить простыни. – Наши-то все знают. Когда батюшка Петр Алексеич город строил, Нева-то в этом месте шире была. Не получалось, стало быть, каменну набережную по одной линии выровнять. Вот Государь и распорядился, чтоб кому здесь строиться, тот вбивал в воду сваи, да землю возил засыпать. Зато и дешево здесь было, свекор-покойник от своего отца слыхивал. Так-то, а ты баешь не в реке. В месяц я рублевик беру, если меньше – дороже станет.
– Я заплачу за месяц, а там видно будет. – Нелли подошла к окошку и раздернула белые занавески. Решительно величественное зрелище предстало перед нею в обрамлении скромной рамы! Нева несла, куда ни кинь взгляд, мутные воды свои, и дома на другой стороне казались ребяческими игрушками. Орест, братец милый, не в это ли окно ты глядел перед смертью, не в этой ли кровати спал тревожным сном?
С грохотом растворилась дверь: Катя, сгибаясь под тяжестью, втащила в комнату арчимаки.
– Жизни не достанет этот Содом объехать, – переведя дыхание, вымолвила она. – Люди сказывают, мы тут и десятой доли еще не видали.
– Значит, не жизнь нужна, а десять дней, – ответила Нелли, не отходя от окошка. – Хорошо, пусть будет одиннадцать.
– Мало, что ли?
Нет, и это было не мало. Если в любом из городов, что легли на пути девочек, каждый второй-третий житель тут же ответил бы на вопрос, где находится модный дом любого имярека, то Нелли полагала, что в Санкт-Петербурхе ответит седьмой или десятый человек. Теперь Нелли отнюдь не была в этом уверена. Итак, они в столице. Но сделался ли от этого доступнее ненавистный Венедиктов?

Глава XXV

– Мальчишки тут на улицах шустрые, – Нелли, легко шагая в непривычных башмаках вместо сапог, почти бежала по тротуару: решено было побродить в первый день пешком, да и смотреть город, чего, честно говоря, хотелось, так было удобнее. – Дадим денег такому сорванцу, в несколько часов все разузнает.
– Слишком шустрые. – Ветер с Невы едва не сорвал Катину треуголку, она еле успела удержать.
– Ну и что с того?
– Денежку с нас, вызнать, где Венедиктов проживает, денежку с Венедиктова, мол, про Вас, барин, двое приезжих незнамо зачем выспрашивают. Один у нас козырь, что не настороже окаянец.
– Одне мы, что ли, от кого ему добра не ждать? – Нелли высоко подняла воротник плаща. Ночью, невзирая на все удовольствие спать на чистой постели, выспалась она опять плохо. Ветер ревел и выл в дымоходе, бил в окна так, что стекла трещали, грозя вот-вот вылететь. Неясный гул, похожий на рычание, доносился с воды. И теперь, ранним еще утром, ветер никак не думал униматься. Хозяйка, подавши кофею с булочками на фрыштик, пыталась отговорить юного жильца от прогулки. – Да он со счету собьется своих врагов перебирать, а на меня не подумает!
– Настораживать негоже, настораживать. Ох, глянь-ко, чего это народишко по набережной без дела топчется?
Зрелище и впрямь удивляло. Вместо того чтобы спешить по делам своим в этот ранний час буднего дня, люди толпились по набережной небольшими оживленными группами. Были тут хозяйки и кухарки с пустыми корзинками для провизии, разносчики, явственно подзабывшие о своей торговле, прислуга из ближайших домов и лавок… Внимание всех этих лентяя празднующих горожан было приковано к Неве, словно что-то необычное могли узреть они в величественном виде ее неспокойных вод. Воды были неспокойны весьма и в слишком багряных ярких лучах принимали отчего-то цвет кофею, в который щедро налито сливок. Впрочем, отливали они и свинцом, особенно когда высоко вздымались. Ух, как высоко! Просто стена воды, увенчанная лохматым гребнем грязной белизны. Но неужто вид непогоды может быть новым для здешних старожилов?
Публики прибавлялось. Вот вышел благородного вида старик с непокрытой головою, в плаще, небрежно накинутом прямо на пестрый персидский халат… в домашних туфлях на босу ногу! Странный наряд его, казалось, нисколь не смущал девушку и молодого человека, почтительно поддерживающих старца под руки. Старик держал в руке короткую палочку, оказавшуюся, когда он поднял ее к глазу, зрительной трубою. Немного поглядев в свою трубу, старик отставил ее и что-то, хмурясь, стал говорить своему молодому спутнику, видимо сыну.
– Может, корабль важный ждут? – предположила Нелли, невольно устремляясь к месту людского скопления. – Король какой к Государыне едет или еще что?
– Только гостей так и дожидаются, – Катя, отвлекая внимание Нелли от старика с детьми, кивнула на бабу, рухнувшую на колени прямо на мостовую, творя крестные знамения.
– Подойдем поближе, расспросим, – Нелли начинало быть немного не по себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83