Мы собирались у бабушки в мастерской, и Филипп часто обсуждал с нами новые возможности применения этого изобретения. На настоящий момент «Салонный шелк» стоил очень дорого и был неотъемлемой частью гардероба каждой светской женщины; но Филипп хотел изыскать возможность производить более дешевый вариант ткани, чтобы каждая женщина могла позволить себе платье из «Салонного шелка».Выпуск ткани был поставлен на поток. На фабрике установили новые станки, а бабушка, к огромному своему удовольствию, занялась экспериментами по созданию более дешевого варианта.Бабушка, Касси и я были увлечены этим проектом. Джулия пока жила в Лондоне. Графиня переехала в дом на Грэтнэм-сквер и сопровождала ее на балы.
Мы проводили Старый год и вступили в следующий. В этом году мне должно было исполниться семнадцать. Бабушка считала, что в этом возрасте с девушками происходят всякие удивительные события.А потом случилась беда. У сэра Фрэнсиса был новый удар, на этот раз оказавшийся роковым.Тусклым январским днем его привезли в Шелковый дом. Гроб с телом два дня простоял в доме, после чего его должны были перенести в мавзолей. В местной церкви отслужили службу, после которой сэр Фрэнсис был перенесен к месту своего последнего упокоения.Вся семья была в сборе. Леди Сэланжер изображала глубокую скорбь, которая вряд ли могла быть искренней: они виделись так редко, и она никогда не скучала по мужу. Она настояла на том, чтобы лично присутствовать на заупокойной службе, дабы последний раз, как она выразилась, «взглянуть на дорогого Фрэнсиса». Ее вынесли к экипажу; она казалась такой хрупкой в своем черном одеянии и шляпе, на которой развевались черные страусовые перья. Она прикладывала к глазам белый платок и требовала, чтобы ее с обеих сторон поддерживали Чарльз с Филиппом...В церкви было холодно. Во время службы гроб стоял на помосте, после чего его перенесли в экипаж, и мы совершили траурное шествие к мавзолею.Когда я стояла там на жестоком ветру, на меня нахлынули воспоминания. Проводить сэра Фрэнсиса пришло несколько слуг, и среди них я заметила Вилли с собачкой.Позади толпы я увидела незнакомку, одетую в черное, с вуалью на лице. Ее фигура выглядела трагично. Я сразу же поняла, кто она, и видела, что бабушка тоже заметила ее.– Бедная женщина, – прошептала она.Это была миссис Дарси.
Наступило лето. Филипп часто бывал в Шелковом доме. Бабушка розовела от удовольствия, заслышав в холле его голос. Он рассказывал нам о своих делах.– Теперь уже не вызывает сомнений, – сказал он однажды, – что «Салонный» спас нас от разорения. Да, дела в самом деле обстояли очень плохо. Неудивительно, что отец заболел от переживаний. Французы обходили нас по всем статьям. Их шелк стоил им дешевле, к тому же они нарочно сбрасывали на него цену, чтобы вышибить нас с рынка. Ну ничего, слава Богу, мы выжили. «Салонный» нас спас.– Чарльз, наверное, ужасно горд этим.– Он редко бывает в офисе. Говорит, что придет, когда снова изобретет что-нибудь новое, что произведет революцию в шелковой индустрии.– Однако как это все же странно, – заметила я, – что именно он, который никогда не интересовался шелком, – во всяком случае, так казалось, – что именно он совершил это удивительное открытие.– Действительно, странно. Но я начинаю думать, что он просто очень скрытен. Сейчас он, по его словам, отводит душу, развлекаясь. Я должен признать, что он заслужил это, и коль скоро он готов приступить к делам в свое время, то пусть себе развлекается.Приближался день моего семнадцатилетия, и я опасалась, что вместе с ним закончится мое образование. Я надеялась, что хотя бы смогу больше работать с бабушкой. Меня все больше и больше очаровывало наше открытие, и я любила моделировать платья, выгодно подчеркивающие новую ткань. На основе этого шелка мы разработали несколько видов материй, и Филипп занимался подбором оттенков каждого из них. Он был в постоянных разъездах, отыскивая опытных красильщиков, а также районы с подходящей водой, где можно было добиться наилучших результатов.Я с нетерпением ждала, когда он придет к бабушке и мы сможем поговорить. Часто с нами была и Касси. Она тихонько садилась на низенькую скамеечку, обхватывала руками колени и слушала нас. Она была счастлива участвовать в происходящем.
В ноябре мне должно было стукнуть семнадцать. Джулия говорила, что я выбрала не лучшее время для появления на свет – слишком близко к Рождеству. Лучше всего родиться в середине года, утверждала она. Возможно, она и была права, но я не могла дождаться своего семнадцатилетия, потому что в этот день я перестану быть для всех девочкой, а превращусь в молодую женщину.Если бы я была дочерью Сэланжеров, меня бы ожидал дебют в свете, но в моем настоящем положении об этом, конечно, не могло быть и речи.Выход в свет Джулии пока нельзя было назвать успешным. Ее по-прежнему, по циничному выражению бабушки, продолжали выставлять «на торги». Она была раздосадована и начала падать духом, поскольку за целый год не получила ни одного предложения. Конечно, это должно оказывать на девушку деморализующее действие.Что же до меня, то я вступала в новую фазу своего существования. Леди Сэланжер была этим крайне удовлетворена. Она изобретала для меня все новые занятия. – Это абсурдно... чтобы девушка твоего возраста... каждый день занималась уроками. Я не сомневаюсь, что сейчас ты и сама могла бы кое-чему поучить мисс Эвертон. Я хочу, чтобы ты взглянула на мой гобелен. Мне кажется, я ошиблась в выборе рисунка.Это означало, что она неверно положила стежки, но винила в этом не себя, а рисунок.Ты можешь приходить ко мне по утрам, сразу после уроков. Мне бывает так одиноко за стаканом вишневки.– Леди Сэланжер придумывает, чем бы меня занять сразу после уроков, – пожаловалась я бабушке.– Надо попробовать урезонить ее, – ответила бабушка.Мы готовились отпраздновать мой семнадцатый день рождения. Бабушка решила устроить у себя в гостиной небольшую вечеринку – только она, Касси и я. Если в доме в это время окажется Филипп, то она намекнет ему об этом, и при желании он, то сможет присоединиться к нам.И вот этот день настал. Стояла обычная ноябрьская погода, которая для меня всегда ассоциировалась с днем рождения. В воздухе висел туман, и лес из моих окон казался загадочным.Леди Сэланжер подарила мне свою шелковую шаль, которой она давно перестала пользоваться.– Мы должны были бы отпраздновать твой день рождения, Ленор, если бы не траур по сэру Фрэнсису, – сказала она.– Понимаю, – ответила я, – да мне и не надо никакого празднования. Я просто рада, что мне уже семнадцать.– Семнадцать! Я помню свой семнадцатый день рождения. Какой день! В усадьбе был праздник. Я тогда еще не выезжала. Тебе бы понравилась наша усадьба. Она была очень большой, настоящее баронское поместье. Конечно же, был страшный шум, когда я вышла за сэра Фрэнсиса. Мои родители возражали. Торговец... понимаешь... и они считали, что я могу сделать самую блестящую партию. Я бы могла рассказать тебе несколько историй.– Полагаю, что я услышу их непременно, – не удержалась я.Она не уловила иронии. Правда, она никогда не слушала, что говорят другие.Я поблагодарила ее за шаль – она была действительно прелестна, – вручную расписанный голубыми и розовыми бабочками на зеленых листьях шелк. Но мне уже начинало казаться, что быть семнадцатилетней не так уж чудесно, если тебя заваливают обязанностями.Днем у леди Сэланжер разыгралась сильная мигрень, означавшая, что она весь день не выйдет из комнаты и будет лежать в темноте. Мы с мисс Логан помогли ей добраться до постели и оставили ее отдыхать.Выйдя из ее комнаты, я увидела Филиппа, поднимающегося по ступенькам.– О, Филипп, – обрадовалась я, – как мило, что ты приехал в мой день рождения!– Я не мог пропустить такой день. А где мама?– Она только что легла в постель. У нее разболелась голова.– Значит, ты свободна. Я хотел поговорить с тобой.Он открыл дверь в гостиную своей матери.– Давай здесь, – сказал он, – где нам не помешают.Мы вошли в комнату. Он закрыл дверь, обнял меня и поцеловал.– С днем рождения!– Спасибо, Филипп.– Наконец-то ты его дождалась.– Да, уже семнадцать. Мне показалось, что ждать пришлось слишком долго.Он взял мое лицо в свои руки.– Я дал себе слово дождаться этого дня.– Зачем?– У меня кое-что есть для тебя.Он порылся в кармане и извлек оттуда обитую бархатом коробочку.– Что это? – спросила я.– Это тебе. Надеюсь, понравится. Если не подойдет по размеру, его можно будет подогнать.Я открыла коробочку и замерла. Передо мной сверкало кольцо. Оно было чудесное: изумруд, окруженный бриллиантами.– Я подумал, что зеленый цвет тебе пойдет, – сказал он, – твои глаза иногда тоже бывают зеленоватыми.– Это мне, Филипп?– Подарок не так прост. Это – обручальное кольцо.Он взял мою левую руку, надел кольцо на средний палец и поцеловал.– Я так давно хотел это сделать, Ленор.Я была ошеломлена. Правда, бабушка давно намекала на это, но я никогда не думала о замужестве всерьез. Мне казалось, что она принимает свои мечты за реальность.– Ленор, я так давно люблю тебя, и все те треволнения, которые мы недавно пережили, только больше сблизили нас. Ты чувствуешь это?– Ну... да.– Значит...– Но, Филипп... я не ожидала этого. Я чувствую себя гак... я не знаю... так глупо... так неуверенно... не знаю.– Ты не знала, что я жду этого дня?– Нет.– Мне казалось, это так очевидно. У тебя потрясенный вид. Но ведь это просто от удивления, правда? То есть я хочу сказать, я тебе не безразличен?– Ну конечно, нет. Ты всегда был со мной так добр. Наверное, я просто к этому не готова.Я сняла с пальца кольцо.– Филипп... а нельзя ли подождать?Он покачал головой.– Я достаточно долго ждал и больше ждать не могу. Я хочу, чтобы мы поженились. Я хочу разделить свою жизнь с тобой. Нам нравятся одни и те же вещи... и твоей бабушке тоже. Не могу передать, как много для меня это значит.Я положила кольцо в коробочку и отдала ему.– Совсем немного, пожалуйста, Филипп.Он грустно улыбнулся.– Только не очень долго... обещай мне, что недолго.– Нет, – сказала я, – недолго.Он пошел к себе в комнату, уже не такой радостный, а я поднялась наверх.– Филипп приехал? – спросила у меня бабушка. – Эй, да что случилось? У тебя такой вид... что это?.. Ты будто не в себе.– Филипп сделал мне предложение.Ее лицо вспыхнуло от радости, глаза засверкали, на щеках появился румянец, она вдруг стала совсем молодой женщиной.– Я так счастлива, – воскликнула она, – я мечтала об этом. Теперь я счастливейшая женщина на земле.– Я еще не дала согласия, бабушка.Она отпрянула назад и уставилась на меня в изумлении.– Что?– Ну, это было так неожиданно. Я...– Ты хочешь сказать, что отказала ему?– Ну, не совсем.Она явно испытала безмерное облегчение.– Я была слишком удивлена.– Меня это не удивляет. Господи, да вы просто рождены друг для друга.– Но мне ведь только семнадцать, бабушка. Я чувствую, что еше недостаточно пожила.– Я знаю... я пожила уже достаточно. Он хороший молодой человек. Он будет хорошим мужем. У него есть цель в жизни. Каждую ночь я молила об этом Господа и всех святых. Что ты ему сказала?– Он подарил мне кольцо.Бабушка всплеснула руками, улыбаясь.– Надел его мне на палец, но я не могла... это было слишком рано.– Нет, нет. Он правильно выбрал время. Твой день рождения! Что может быть романтичней? О, Ленор, ведь ты не сглупишь, правда? Если ты отвернешься от него, ты будешь жалеть об этом всю жизнь.– Как я могу быть уверена...– Я могу, и я знаю, что это для тебя самое лучшее. Ленор, умоляю, не будь дурочкой. Ты больше никогда не встретишь такого хорошего человека... такого стоящего мужчину. Я знаю. Я много повидала на своем веку.– Давай пока забудем об этом. Скоро он будет здесь, и Касси тоже.Этот вечер стоит особняком в моей памяти. Нас было четверо – я, бабушка, Касси и Филипп – и нам было хорошо вместе.О чем мы разговаривали? Я думала потом об этом. Глаза Филиппа постоянно встречались с моими, и я видела в них любовь и нежность. Я чувствовала себя любимой и была счастлива находиться с теми, кто так нежно меня любил.Филипп много рассказывал о Виллер-Мюр, чем окончательно пленил бабушку. Эта местность произвела на него глубокое впечатление, и не только благодаря шелковому производству. Бабушка внимательно слушала его, потом тоже начала рассказывать. Я видела, что она мыслями возвращается в свое детство. Касси тихонько сидела, обхватив руками колени, переводя взгляд то на одного, то на другого, и время от времени устремляла быстрый взор на манекены, словно и в самом деле считала их частью нашей компании. Она была фантазеркой, эта Касси, и очень радовалась, что мы включили ее в свой тесный кружок.Филипп говорил, что в Виллер-Мюр, скорее, итальянский, чем французский колорит.– Так всегда бывает в пограничных областях, – согласилась бабушка. – Там много итальянцев, да и сама Италия совсем близко. Поэтому некоторое количество итальянской крови неизбежно течет в жилах местных жителей, хотя они и живут под французским флагом.– Обитатели Виллер-Мюр очень музыкальны, – продолжал Филипп, – и я чувствую, что это тоже пришло из Италии. Знаете, они поют во время работы на полях, и иногда попадаются просто великолепные голоса. Часто они поют арии из итальянских опер. Однажды я заслушался пением «La Donna e mobile», в другой раз я восхищался чудесным исполнением дуета из «Травиаты». – Он начал напевать, – «Ai nostri monti ritorneremo».Мы захлопали.– Если бы вы, как я, могли слышать, как это звучит на открытом воздухе, – мечтательно сказал Филипп.– О, да, – согласилась бабушка. – Там все любили музыку. Любили петь и танцевать.– Об этом я и говорю, – сказал Филипп, – они добродушны и веселы, но легко поддаются гневу, иногда из-за совершеннейших мелочей. И они в самом деле способны на убийство. И в то же время в них сильна французская кровь... реалисты соседствуют с романтиками. Не могу передать вам, как сильно меня покорило это сочетание. Я не говорю уже об их методах работы и мастерских.– А что, месье Сент-Аланжер был с тобой откровенен? – спросила бабушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52