А невеста его брата вполне сгодится для приманки. Все, что мне нужно, — это убить Риго Торреса.
У Рани похолодело внутри.
— Ты снова говоришь об этом. Почему ты хочешь убить брата Бенджамина? Твоим врагом станет один из самых влиятельных домов в Марселе. Иудеи ставят семью превыше всего.
Он ехидно рассмеялся.
— Я не боюсь иудеев. Я работаю на одного из них.
Глава 26
Эспаньола. Июнь 1525 года
Отец Бартоломео де Лас Кассас произнес последнюю молитву над пищащим младенцем и вернул молодого Диего Гуаканагари Торреса матери. Ласково улыбаясь, он шепнул ей на ухо:
— Теперь он новокрещенный христианин, а не только иудей.
Мириам с теплотой посмотрела на священника, который знал, что она, последовав примеру семьи Торресов, сделала сыну обрезание спустя неделю после рождения. Теперь он был еще и крещен. Из-за обрезания между ней и Риго снова вышла ссора. Только вмешательство Магдалены и Аарона, убедивших Риго, что это делается из медицинских соображений, заставило ее упрямого мужа согласиться.
На ранчо не было ни церкви, ни священника. Во время редких визитов святых отцов мессу служили в большой доме Торресов. После службы все разошлись, и Риго остался с Бартоломео.
— В первый раз за многие годы мы можем поговорить спокойно, — сказал доминиканец, опустившись в низкое кресло, искусно сплетенное из пальмовых листьев, натянутых на бамбуковую основу.
— Поговорить или прочесть наставления? Отец Бартоломео засмеялся.
— Может быть, тебе решать. Я был твоим старшим братом и наставником до того, как принял сан. — Он ждал, глядя на Риго внимательными добрыми глазами.
Риго взъерошил волосы, развязав кожаный ремешок, не дававший им развеваться по ветру. Он выглядел печальным.
— Ты знаешь, что у нас с Мириам не все благополучно? — Вряд ли его вопрос требовал ответа.
— Я прибыл только вчера вечером и заметил, что твоя жена печальна, а ты встревожен. Больше я ничего не знаю. Почему бы тебе не рассказать, что произошло с тех пор как вы покинули Санто-Доминго.
Бартоломео терпеливо выслушал историю их женитьбы.
Потом Риго рассказал о том, как его пытались убить, как Мириам оказалась в плену и как из-за этого немного раньше срока родился Диего. Он горько закончил:
— После рождения ребенка я наговорил ей много лишнего и наверняка обидел. Потом, когда мы вернулись сюда, она заболела и чуть не умерла. Только последние пару недель Мириам начала приходить в себя. Но мы все еще не помирились. Она настояла, чтобы мы совершили с Диего этот ужасный обряд, — Риго содрогнулся при воспоминании. — Я никогда не допустил бы этого, если бы не настояли отец и Магдалена.
Бартоломео тихонько засмеялся.
— Многие ученые люди, доктора, считают, что обрезание очень полезно для здоровья, что это больше, чем религиозный символ. Хоть в моем возрасте мне уже трудно согласиться с этим.
Риго молча посмотрел на брата.
— Ты не считаешь, что этот иудейский обычай опасен? Бартоломео покачал головой.
— Ты только скрываешь за этим предлогом истинную причину размолвки. Даже твой брат Бенджамин уже не стоит между вами. У Мириам нет другого мужа, но ты почему-то не хочешь вернуться к своим супружеским обязанностям. То, как ты рассказываешь мне о ней, говорит о твоей любви к ней. А твой гнев после рождения Диего вызван страхом за нее и чувством вины за то, что она была больна.
— Ты знаешь меня, Бартоломео, может быть, лучше, чем кто бы то ни было. Меня нелегко любить. И для женщины — леди, такой образованной и умной, как Мириам — грубый испанский наемник не лучший выбор. — Вот, снова ты боишься, что она отвергнет тебя. Я верю, что леди выбрала тебя, потому что любит, но никто, кроме тебя самого, не может узнать правды. Ты должен поговорить с ней с открытым сердцем, если хочешь, чтобы и она была искренней с тобой.
Весь день Риго обдумывал слова Бартоломео. То же самое говорил ему Аарон перед рождением Диего. Он осматривал новые укрепления вокруг форта. Уже пора возвращаться домой и готовиться к празднику. Его отец пригласил людей со всей округи, чтобы отпраздновать рождение и крещение первенца старшего сына.
Готовилось угощение, будут музыка и танцы. Все будут веселиться — все, кроме родителей малыша.
— Неужели я просто должен сказать Мириам, что люблю, — спросил он Пелигро.
Конь заржал в ответ.
Риго был очень раздражен, боясь, что его жена может умереть от лихорадки. Грубые слова, которые вырвались у него во время родов, все это время мучили его. А когда она пришла в себя, он боялся приблизиться к ней. Она казалась такой несчастной! Он был свидетелем мучений, которые она претерпела во время родов — мучений в которых виноват он.
— Это плод моего семени заставил ее страдать. Он подумал, что весьма понятно, почему большинство мужчин предпочитают не видеть, как рождаются их дети. Но после всего, что произошло, он не стал меньше желать ее. «Если я пойду к ней сейчас, она должна снова пустить меня в свою постель». Конечно, он мог поступить так, как делают большинство мужчин в Испании, — не трогать больше свою жену и относиться к ней только как к матери своего наследника. Но он не хотел никакой другой женщины, хотя многие служанки в доме и многие девушки тайно не сводили с него восхищенных глаз.
Он любил свою жену. Может быть, Бартоломео был прав, и Мириам тоже любит его.
— Есть только один способ узнать это, — пробормотал он, поворачивая Пелигро к дому.
«Дом». Большое каменное здание, окруженное портиком, в тени хлопковых деревьев было теперь его домом, где жили его отец и мачеха, его братья и сестры, его жена и новорожденный сын. Он пустил Пелигро рысью.
Мириам услышала, что приближается одинокий всадник, и, как всегда, почувствовала, что это Риго. Она стояла на пороге своей спальни, глядя в окно, как ловкими точными движениями он спешился и передал поводья слуге. Ветер растрепал длинные темные волосы. Белая льняная туника была влажной от пота и прилипла к груди. Толстый слой пыли покрывал его штаны и башмаки. Она посмотрела на его худощавое стройное тело и облизнула губы кончиком языка.
«Это происходит каждый раз, когда я смотрю на него… Однако Риго никогда не простит меня за то, что я подвергла опасности Диего. Он чувствует себя в долгу перед сыном и зол на меня. — Она смахнула слезу. За последние недели она столько плакала, что слез хватило бы на небольшое озеро, — плакала одна в широкой постели, в которой до рождения Диего они спали вместе. — Прежде меня обижало, что он приходит ко мне, только чтобы удовлетворить желание. Теперь я была бы рада и этому».
Она провела руками по телу, снова худому и плоскому, потом подошла к большому зеркалу и посмотрела на свое лицо. Все еще слишком бледное и измученное после лихорадки. И снова она увидела свою непривлекательность… особенно теперь, когда Риго покинул ее постель.
Магдалена постучала в дверь.
— Вечером будет большой праздник в честь твоего сына. Пойдем, я помогу тебе привести себя в порядок — ты должна выглядеть так, чтобы все ахнули.
Вздрогнув, Мириам отвернулась от зеркала.
— У вас в запасе есть еще какое-нибудь чудо? Я сама вряд ли смогу превратиться в женщину, способную пленить какого-нибудь мужчину. — Покраснев, она была рада, что Магдалена не смотрит на нее, а внимательно разглядывает Риго через балконную дверь. — Я, пожалуй, надену шелковое фиолетовое платье с аметистами. — Она заговорила о платье, чтобы не разговаривать об их отношениях с Риго.
Магдалена подошла к длинному низкому сундуку красного дерева, стоящему у стены, и подняла тяжелую крышку. В нем, надежно укрытые от тропической влажности, хранились платья — шелковые, бархатные, парчовые. Она взяла темно-лиловое платье, встряхнула его и положила на кровать, поглаживая мягкую блестящую ткань.
— На тебе оно будет выглядеть чудесно. Оно подчеркнет серебристый отлив твоих глаз и медный оттенок волос. А к моим рыжим волосам и зеленым глазам… — Она скорчила смешную гримасу. — Я буду выглядеть, как попугай.
Мириам рассмеялась в ответ.
— Ты прекрасна независимо от того, во что одета. У тебя такая изящная фигура, а я высокая и тощая…
— Именно такую тебя и любит Риго. Кроме того, многие другие мужчины находят тебя весьма привлекательной. Поверь мне, сегодня все кавалеры будут твои. А Риго придется немного поревновать. В этом отношении он похож на отца.
Служанка закончила украшать прическу Мириам серебряными цепочками и аметистами.
— Теперь вы самая красивая, миледи, — сказала она с сияющей улыбкой.
— Спасибо, Тереза. Ты, как всегда, сделала все замечательно. Теперь я хочу немного побыть одна, а потом спущусь вниз. Ты можешь идти.
Тереза поклонилась и ушла. А Мириам опять начала разглядывать себя в зеркало. Может, Магдалена права? Неужели она может нравиться кому-то из мужчин? Даже если это и так, волнует ли это Риго? Это можно выяснить только одним способом. Она подобрала юбки и пошла навстречу наступающему вечеру и своему мужу.
Риго стоял в большом зале и смотрел, как жена спускается по лестнице. Не отрывая от нее восхищенных глаз, он начал пробираться к ней через толпу и подошел как раз в тот момент, как она спустилась с последней ступеньки.
— Серебряная фея, — прошептал он ей на ухо, целуя руку.
Куда девалась ее болезненная бледность? Она сияла, как аметисты, украшающие ее шею и волосы. Когда Риго склонился к ее руке, волна нежности охватила Мириам.
Принимая поздравления от гостей и членов семьи, Риго повел ее к центру зала, где начинались танцы.
— Я вижу, ты снова закована в доспехи с головы до ног. Она ответила ему с вызовом:
— Однажды мои бастионы уже пали под натиском одного испанского солдата.
Ответом ей было выражение жгучего желания на его лице.
— Да, и сегодня ночью это произойдет снова, — ответил он по-провански.
Эстебан Эльзоро наблюдал за Мириам и Риго с противоположного конца зала. Его слуги и шпионы уже доложили о содержании их разговора. Но им не удастся поворковать этой ночью. Трудно было придумать лучший момент, чтобы использовать Мириам в качестве приманки. Несомненно, Риго держит ее взаперти после неудавшегося покушения. Эстебан подумал о том, что письмо, отправленное с Бриенном в Марсель, уже получено, и его передернуло. Если бы женщина случайно погибла, его судьба была бы решена. Однако Эльзоро понимал, что Мириам — единственное слабое место метиса. И они должны использовать это, чтобы наконец добраться до него.
Он был очень удивлен, когда получил от Аарона Торреса приглашение на праздник.
«Может, они заподозрили меня в связи с пиратом?» Это было возможно. Он оглядел комнату и остановил свой взгляд на высоком-рыжеволосом юноше. Кристобальд Торрес. В глазах Эльзоро мелькнул недобрый огонек.
Он подошел поближе к тому месту, где стоял Кристобальд, еще слишком юный, чтобы участвовать в танцах, но уже достаточно взрослый, чтобы желать того.
Мириам и Риго ни на минуту не оставались наедине. После первого танца ее пригласил младший брат Риго Бартоломео, который хотел заставить ревновать местных девушек, танцуя с красавицей — женой своего брата. А в это время с Риго завели беседу соседи-плантаторы, желая выяснить, что за человек унаследует плантацию Торресов. Кроме того, вокруг него постоянно толпились женщины, напрашиваясь на танец без всякого стеснения. Мириам, танцуя на этот раз уже с Рудольфе, улыбнулась про себя: «Теперь Риго не сможет посетовать на то, что кровь тайно, текущая в его жилах, делает его неприкасаемым в бальном зале».
Словно прочитав ее мысли, Рудольфе сказал:
— Риго пользуется большим успехом среди местного общества, хотя некоторые плантаторы еще не приняли его за своего. А ты себе не представляешь, в каком шоке находился весь Санто-Доминго, когда отец благословил меня на брак с Серафиной. — Он посмотрел в другой конец зала, туда, где стоял Эльзоро. — И все же большинство испанцев смирилось с этим, хотя…
Мириам проследила за его взглядом.
— Моему мужу он не нравится.
— Мне тоже. Он держит собак, чтобы травить беглых индейцев. И многие из его рабов — тайно.
— Но по испанским законам иметь рабов-индейцев запрещено!
Рудольфе пожал плечами.
— Если индеец взбунтуется, его разрешено продать в рабство. Слову испанца верят больше.
— Мне не нравится, что дон Эстебан разговаривает с Кристобальдом. Мальчик еще так неопытен и впечатлителен, — сказала Мириам, кусая губы.
Рудольфе помрачнел.
— Если этот негодяй обидит его…
— Пойду-ка я выясню, в чем там дело, — решительно сказала Мириам.
— Осторожно, Мириам, — сказал Рудольфе, поклонившись и выводя ее из круга танцующих. — Эльзоро очень хитер.
Мириам направилась к Эльзоро и Кристобальду, прикрываясь пальмами, расставленными в кадках по всему залу.
— Тогда решено. Увидимся утром, Кристобальд.
— Что решено? Этот молодой человек, кажется, забыл, что отец не позволяет ему покидать форт без разрешения, — вмешалась в разговор Мириам, одаривая Эльзоро своей самой очаровательной улыбкой.
— А, донна Мириам! Я только пригласил нашего юного друга посмотреть недавно родившегося жеребенка. На прошлой неделе я получил из Испании несколько породистых кобыл и одного чудного жеребца.
— Странно, что корабль с таким ценным грузом не подвергся нападению пиратов, — сказал Аарон, внезапно появляясь из-за колонны. Он внимательно наблюдал за реакцией Эльзоро на свои слова. Тот изобразил крайнее сочувствие и заинтересованность.
— Да, Аарон, мне очень повезло, что я получил этот груз нетронутым, хотя мне кажется, что штормы сейчас более опасны, чем пираты. Я пригласил твоего сына посмотреть на новорожденных жеребят.
— Можно мне поехать, папа? Я всегда хотел иметь жеребца, такого же черного и быстрого, как Пелигро. Дон Эстебан пригласил меня приехать к нему завтра утром. — Зеленые, как у матери, глаза мальчика были чисты и невинны. Он так был рад приглашению, что потерял всякую рассудительность.
Аарон колебался. Тогда Мириам пришла ему на помощь.
— Думаю, осмотр лошадей не займет слишком много времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47