А Мастера не убивают Мастеров. Правда, он об этом не знает.
– Черный… разве он может быть Мастером?
– Да шут их поймет, если честно. Я ведь считаюсь специалистом только потому, что когда-то убил одного такого. Граф, я знаю, что этот парень Черный и что он Мастер. Еще я знаю, что ему нужен защитник.
– Которым вы, барон, стать не пожелали.
– Да. Именно так. И еще, граф, называйте его Тир. Это можно считать именем, а остальное – просто брехня.

В столичных казармах Тира ожидал приказ в течение дня явиться на летное поле, к приказу прилагался пропуск на командный пункт.
– Повышение, – уверенно сказал Казимир.
– Молчи лучше, – уныло ответил Тир. На повышение идти не хотелось.
А в помещении командного пункта его ожидал граф фон Геллет Собственной персоной.
– Садитесь, лейтенант, – велел он, выслушав уставное приветствие. – Нам нужно поговорить.
Начало было настораживающим. Тир сел. И молча стал ждать продолжения.
– Я собирался перевести вас в гвардейский полк, – сказал граф. – Вам известно, что это такое?
Что такое гвардейский полк, Тир знал. Сорок два человека, лучшие пилоты Геллета, которых граф обучал лично. Попасть туда…
…ему полагалось всеми силами не хотеть попасть туда, ему полагалось не светиться, ему полагалось не привлекать к себе внимания…
Да, попасть туда ему всегда хотелось. Для того хотя бы, чтоб взглянуть на лучших пилотов Геллета, для того, чтобы взглянуть, как летает сам граф. Для того, чтобы быть среди своих. Последнее смешно и глупо, потому что никаких «своих», разумеется, у него нет и не может быть.
Фон Геллет смотрел на него с каким-то странным интересом.
– Все упирается в то, что я не могу оставить у себя на службе Черного.
Ну вот. Теперь и этот в курсе.
– Я понимаю, – сказал Тир. – Но позвольте мне закончить обучение моей эскадрильи. К зиме я сделаю из них командиров, таких, что вам еще позавидуют в Лонгви.
– Вы уже сделали достаточно.
Тир кивнул. И стал прикидывать, куда же ему теперь податься. На Запад. Больше некуда.
– Я предлагаю вам договор, лейтенант, – прервал его размышления граф, – я стану вашим покровителем, а вы, со своей стороны, дадите мне обещание не проводить никаких черных ритуалов.
Тир недоуменно взглянул на собеседника.
– Я не провожу никаких черных ритуалов, – сказал он.
И на этом можно было остановиться. Потому что он сказал правду: никаких ритуалов. Без них гораздо проще и, кстати, гораздо безопаснее. Но граф ведь не ритуалы имел в виду, он же просто не владеет терминологией, он вообще не понимает, о чем говорит.
– Я забираю чужую жизнь, – объяснил Тир. – Убиваю людей, а их жизнь забираю себе, создавая запас. Могу отдать кому-то другому. Последняя способность пользуется у людей особой популярностью.
– Это отвратительно, – без лишних эмоций констатировал граф.
– Я так не думаю, – ответил Тир. – Это временная неуязвимость, не только моя, любого, кому я отдам посмертные дары.
Несколько мгновений они в упор смотрели друг на друга. Тир искал в эмоциях графа хотя бы тень сомнения, хоть намек на слабину, на то, что тот задумался о преимуществах такого использования человеческих жизней.
Не нашел.
– В обмен на мое покровительство, – услышал он, – вы обещаете не забирать чужие жизни.
Тир задумался.
О письме, отправленном неизвестным корреспондентом. О четверых охотниках ордена святого Реска. О раиминах. И об остальных церковных орденах.
– Хорошо, – сказал он.
Подумал и сформулировал так, как здесь было принято:
– Я обещаю.
– Ваше сиятельство, – сказал граф фон Геллет.
– Ваше сиятельство, – добавил Тир.

ГЛАВА 4

А пока есть лишь взгляды в упор,
и ты меня видишь насквозь.
Светлана Покатилова



Графство Геллет. Рогер. Месяц рефрас

Эрик фон Геллет был харизматичен, умен, честолюбив и удачлив. Еще Эрик фон Геллет умел находить нужных людей. Полезных.
Опасных.
Одного такого Тир опознал сразу, как только увидел гвардейский полк в полном составе. Все сорок два болида и сорок два человека.
Для авиаполка – довольно много, при геллетской-то бедности. Непонятно, как его сиятельство не разорился, закупая столько новых машин.
Как бы там ни было, из четырех десятков болидов, ожидающих своих людей, которые, в свою очередь, ждали построения, беседовали с техниками, изучали задания, о чем-то спорили друг с другом, Тир выделил один. Этот болид чувствовал себя иначе, чем другие, он был… разумнее. Он был быстрее. И опаснее.
Где-то здесь же был его хозяин.
Тир оглядел ангар и зацепился взглядом за высокого, массивного парня, рыжего, но смуглого, как цыган или альбиец. Парень неспешно шел к своему болиду. И, словно почувствовав, что его рассматривают, поднял на Тира глаза.
Обмен взглядами – как два пробных выстрела. Этот человек отличался от других. От остальных пилотов, собравшихся здесь в этот час.
Тир стоял и смотрел, как рыжий идет к нему через весь ангар.
Казимир, со свойственной ему непринужденностью, выдвинулся вперед, занимая позицию между Тиром и предполагаемой угрозой.
– Это еще кто? – спросил он, почти не разжимая губ.
– Без понятия, – Тир пожал плечами, – сейчас узнаем.
Незнакомый пилот остановился, пары шагов не дойдя до Казимира. Кивнул светлому князю и снова перевел взгляд на Тира.
– Я Хонален Монье, – сказал он.
Казимир представился. Тир тоже назвался. И отметил про себя, что ему пришлось приложить усилия к удержанию личины. Хонален Монье был в небе. Прямо сейчас, еще стоя на земле, он уже взлетел, и обманывать его было занятием сложным. Если вообще возможным.
Интересно, как он умудряется летать, с его-то габаритами?
– Значит, это ты чуть не уделал нашего графа? – уточнил Монье.
– Это граф чуть не уделал меня, – поправил Тир.
– Среди наших пилотов тех, кто может такое сказать, наберется… – Монье задумался, – два человека. Вместе с тобой. А ты? – Он взглянул на Казимира.
– А меня граф ни разу не уделывал, – сообщил Казимир с неподдельным достоинством. – Вообще-то, – он покровительственно положил руку на плечо Тиру, – я его телохранитель.
– Это я понял, – Монье покивал, – это сразу видно. Вы из-под Ланты? Там еще ничего, терпимо, деревня, она деревня и есть. Вот тут у нас – Железяки. Без телохранителя шагу не ступишь.
– «Стальные», – мягко поправил подошедший фон Геллет. – И я понимаю, каким образом некоторые пилоты умудряются постоянно вступать в конфликт с моей личной гвардией.
– О да, – ничуть не смутившись, Монье обернулся к новому собеседнику, – конечно. Пилоты умудряются! А вы знаете, как они нас называют?!
– Заслуженно, – без тени сочувствия ответил граф, – абсолютно заслуженно. Доброе утро, господа.
Монье опомнился и встал навытяжку.
Крылья и эскадрильи уже строились на площадке перед ангаром. Тир встретился взглядом с Казимиром, тот шевельнул плечом. Они оба пока еще не были зачислены ни в одну из эскадрилий, поэтому своего места в строю у них не было.
– Сегодня вы летаете со мной, – сказал фон Геллет. – Пойдем двумя звеньями. Тир, вы ведущий, князь, вы – ведомый. А сейчас за мной. Надо представить вас остальным гвардейцам.
Гвардейцы как гвардейцы, пилоты как пилоты. Считалось, будто они лучше тех, что остались в Приморье, но Тир был уверен, что смог бы вырастить в своей эскадрилье профессионалов того же класса. Любой, кто хочет учиться, может научиться.
По-настоящему интересен был только Монье, но Тир увидел всех и запомнил всех, с этими людьми ему предстояло работать, и к кому-то из них придется искать особый подход, а кто-то может оказаться опаснее остальных.
А после построения Монье указал им с Казимиром места в ангаре. Там, под огромной крышей, тоже все было привычно и обыденно: козлы, расставленные в шахматном порядке; множество людей; медленно плывущие болиды, которые техники за тараны вели на вылет… и новая машина, бело-зеленая скромница, попавшая сюда сразу с конвейера в Вотаншилле.
– На ней и будешь летать, – сказал Монье, – пока не раздолбаешь. В мирное время лучше не долбай, в мирное время с нас за каждую царапину спрашивают.
В ответ он не удостоился ни взгляда, ни даже пожатия плеч.

На землю они не возвращались до вечера. Когда солнце миновало зенит, Тиру стало интересно: Монье вообще жив еще или давно помер от перегрузок, а машина его каким-то образом сама выполняет поставленные задачи? Насчет Казимира он не сомневался: живехонек. Светлый князь был парнем крепким, к тому же охренительно упрямым. После полетов он, возможно, поползет в казарму, а не пойдет, но до тех пор даже не намекнет, что выдохся.
Это потому, что он никогда по-настоящему не выдыхался. Так, чтобы уже и от гордости ничего не осталось.
Насчет самого графа Тир никаких предположений не строил. Граф был ему сродни и, вполне возможно, так же как сам Тир, на время полета становился подобием своей машины. А машины не устают. Тоже, конечно, до определенного предела, но этого предела еще достичь надо. За световой день точно не уложишься.
А сам он неплохо справлялся… Ну ладно, отлично справлялся. До тех пор, пока задания требовали уничтожения наземных или летающих объектов. Когда дошло до полетов по сильно пересеченной местности – в буквальном смысле пересеченной, поскольку предельно малой высотой в понимании графа фон Геллета были полметра над поверхностью, – стало хуже. Казимир не выдерживал скорости. Выбирая между тем, чтобы пожертвовать ведомым или сбросить скорость, Тир предпочел второе. Он, кстати, не очень и понимал, для чего летать на таких, с позволения сказать, высотах. От зениток прятаться? Так те и на большей высоте не достанут.
– Для работы в условиях города, – объяснил фон Геллет во время короткой передышки.
Они оставались в воздухе, просто подвели болиды вплотную друг к другу и дрейфовали в ровном потоке ветра.
– Для уничтожения баррикад, например. Зажигательные бомбы – это, конечно, хорошо, но экономный правитель берет города с минимумом повреждений.
Экономный – это было хорошо сказано. Хотя, на взгляд Тира, слово «нищий» подошло бы графу фон Геллету гораздо лучше.
Ну а дальше стало совсем туго. Когда, под предлогом того что рабочий день закончился и порядочные люди в это время уже начинают отдыхать, бросили заниматься делом и устроили какую-то щенячью возню посреди чистого неба.
Двое на двое, звено на звено. Только у фон Геллета ведомым был Монье, который даже в одиночку мог попробовать надрать Тиру задницу, а у Тира был Казимир Мелецкий… Хороший пилот, хороший. Грамотный. Способный держаться на хвосте у ведущего, даже когда этот хвост мотается, как у радостной собаки. Работа в паре – дело для двоих, и в том случае, когда один из двоих просто не способен выполнять свои обязанности, получается, что одному приходится отдуваться за обоих. Контролировать действия ведомого в процессе всего полета, выдерживать соответствующий режим, проводить безопасное маневрирование… ладно, ладно. Но как предупреждать ведомого о предстоящем маневре, если он физически не способен успеть уследить за твоими командами? Он обязан это делать, но – не может. И никто не сможет, если это не Монье или не граф фон Геллет…
Хоть пополам порвись!
Тир почти сразу приказал Казимиру переходить на самостоятельный полет. Но «почти сразу» в условиях такого боя, это было для Казимира слишком быстро. И Тир действительно чуть не порвался пополам.
К тому моменту как Казимир сообразил выйти из боя, его болид уже получил одно критическое повреждение. А поскольку у Тира не было других ведомых и он никого не мог назначить в сопровождение машины, вышедшей из боевого порядка, прикрывать отступление Казимира тоже пришлось самому.
Он не справился. Так позорно не справился, что аж стыдно стало.
Казимира не сбили, но в итоге его болид оказался способен лишь дотянуть до летного поля. Тир сбил Монье, сбил чистенько: маркер запятнал колпак кабины аккурат напротив головы пилота. Но самого Тира в упор расстрелял фон Геллет. Граф остался без двух маневровых двигателей, однако непохоже, чтобы ему это помешало.
Из машины Тир вылез злой, но страшно довольный. Его в первый раз так лихо обыграли на его же поле. Стыдно было, да, но какое это имеет значение, когда день прошел настолько насыщенно, что стоил, пожалуй, месяца полетов с любыми другими людьми.
– Останься, – велел фон Геллет, – нам с тобой еще нужно кое-что обсудить.
Обсуждали на командном пункте, в уже знакомом кабинете. Правда, сейчас там присутствовал еще и Монье.
– Хонален, – поправил он, – ты не понял еще, что ли? Его сиятельство с тобой весь день на «ты» и по имени. Нам теперь вместе летать. – Ухмыльнулся и добавил: – Можешь называть меня отец Хонален, я не обижусь.
– Падре, – сказал Тир.
– Чего?
– То же самое, что «отец». Падре Хонален. Тебе подходит. Ты толстый и благостный.
Монье заржал, игнорируя строгий взгляд фон Геллета.
– Прекратить балаган, – приказал граф. – Тир, у меня к тебе два вопроса. Ты действительно сразу выделил Хоналена из остальных гвардейцев?
– Да. Ваше сиятельство.
– Почему?
– Потому что он… – Тир задумался над верной формулировкой, – умеет летать, – пояснил он без особой надежды, что его поймут.
Его, однако, поняли.
– Ты сразу это увидел? – уточнил граф.
– Сразу, ваше сиятельство.
– Титулование через раз, – прокомментировал фон Геллет. – Буду считать это прогрессом. Как ты определил, что он, как ты говоришь, умеет летать?
Ну и вопросы! Тир умел формулировать и облекать свои ощущения в слова, но не тогда, когда дело касалось настолько тонких материй. Как определил? Хонален был в небе, вот и все. Что там еще определять?
– Подумай над этим, – велел его сиятельство. – Для нас крайне важно научиться находить таких пилотов.
– Это не ко мне. – Тир покачал головой. – Тот, кто умеет летать, его и искать не надо, о нем говорить будут. А кто еще не умеет… как их вычислишь?
– Вот и подумай. Теперь второй вопрос: что связывает тебя с князем Мелецким?
То есть? Что значит «связывает»?
Тир не стал переспрашивать, просто удивился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52