Качественный Водолей
Тогда один из судей, Гай Лелий, подошел к трибуналу, на котором сидел Сципион, и сказал:
– Разве ты не замечаешь, что всякая мера приличия и порядка нарушена?! Даже если нам удастся предупредить бунт и избежать насилия, мы подадим гнусный пример на будущее: награду за доблесть пытаются вырвать и выиграть обманом! Вот перед тобою легионеры, вот моряки. Ни те, ни другие не знают истины, но и те, и другие готовы сейчас же присягнуть в том, что они правы, а стало быть – запятнать себя ложкою клятвою.
Это было мнение не только Лелия, но и двух остальных судей, и Сципион с ними согласился. Потребовав тишины, он сообщил:
– Точно установлено, что Квинт Требеллий и Секст Дигитий поднялись на стену одновременно. Почетного венка Так называемый «стенный венок» («корона муралис»); был одною из высших воинских наград.
достойны оба.
Потом получили награды остальные, всякий по заслугам. Больше всех прочих благодарил Сципион Гая Лелия, начальника флота. Он утверждал, что слава победы над Новым Карфагеном столько же принадлежит Лелию, сколько Сципиону, и подарил ему золотой венок и тридцать быков.
Заложники.
С испанскими заложниками римляне обращались так бережно, словно бы с детьми верных и давних союзников (ка-ково было их число, в точности сказать не могу, но думаю, что не меньше полутора тысяч), И все же они трепетали за свою жизнь и безопасность. Сципион сам беседовал с ними и всячески их успокаивал.
– Ни о чем не тревожьтесь и ничего не опасайтесь, – говорил он. – Вы попали во власть римского народа, который предпочитает связывать души людей милостями, а не страхом и старается хранить дружбу с чужими народами, а не порабощать их печальной неволею.
Он выяснил, из какого племени или города происходит каждый из заложников, и разослал гонцов с просьбою поскорее приехать за ними в Тарракон. Послы некоторых племен оказались по случайности в его лагере – им заложники были возвращены тут же, без малейшего промедления.
Когда Сципион беседовал с заложниками, из их толпы вышла пожилая женщина. Это была супруга Мандбния, который приходился родным братом Индибилису, царю илергетов. Она со слезами склонилась к ногам римского командующего и молила его, чтобы он строже наказал караульным оберегать женщин и заботиться о них.
Сципион отвечал, что у них ни в чем не будет ни малейшей нужды.
– Не об нужде я толкую, – возразила женщина, – ее мы и не боимся. Но посмотри на этих девушек – они так молоды и беззащитны, их любой обидит, если захочет.
И она указала на молодых и прекрасных дочерей Индибилиса и других девушек благородного происхождения, которые теснились вокруг нее.
– Такая обида унизила бы и оскорбила достоинство римского народа и собственное мое достоинство, – промолвил Сципион. – Я позаботился бы о вас и сам, без вашей просьбы, а теперь позабочусь вдвойне, потому что ни беды, ни лишения не заставили вас забыть о женской скромности и стыдливости.
Сципион возвращает Кельтиберу Аллуцию невесту, а римское войско увеличивается на тысячу четыреста конников.
Несколько позже солдаты привели к нему пленницу такой редкостной красоты, что, где бы она ни проходила, все оборачивались. Сципион спросил, откуда она родом и кто ее родители. Девушка ответила и вдобавок открыла ему, что она просватана за одного из первых людей в племени кельтиберов и что имя ее жениха – Аллуций. Сципион, не откладывая, послал за родителями и за женихом (о котором успел узнать, что тот без памяти влюблен в свою невесту). Как только Аллуций прибыл, Сципион увел его к себе в палатку и начал так:
– Будем говорить с полною откровенностью, потому что возраст наш одинаковый и стесняться друг друга нам нечего. Мои солдаты захватили в плен твою невесту и привели ко мне. Мне рассказали, что ты любишь ее, и я в этом нисколько не сомневаюсь: ведь она такая красивая, что я и сам влюбился бы в нее и просил бы ее в жены, если бы мог позволить себе обычные радости молодых лет. Но, весь целиком, и принадлежу не себе, а моему государству и потому хочу помочь твоей любви – это я могу себе позволить. У меня твоя невеста была в такой же неприкосновенности, как в доме собственных родителей. Прими ее из моих рук как дар, достойный нас обоих. В ответ я прошу только одного: стань другом римского народа. Если ты веришь, что я человек порядочный и достойный, то знай, что в римском народе таких, как я, много, знай, что нет на земле другого народа, дружба с которым была бы для тебя таким счастьем, а вражда – таким несчастьем.
Аллуций, не помня себя от смущения и от радости, взял Сципиона за правую руку и стал молить всех богов, чтобы они воздали римлянину за его великодушие, ибо он, Аллуций, не в силах отплатить ему так, как того требует собственное его сердце и неоценимое Сципионово благодеяние. Позвали родителей и ближайших родственников невесты. Они объявили, что принесли много золота для выкупа девушки, но так как Сципион возвращает им ее безвозмездно, они просят принять это золото в дар.
– Пожалуйста, прими! – упрашивали они. – Это будет для нас еще одною милостью, такою же великою, как первая!
В конце концов Сципион сдался на их просьбы и велел положить золото у его ног. Затем, обращаясь к Аллуцию, он промолвил:
– Сверх приданого, которое ты получишь от тестя, вот тебе свадебный подарок от меня.
Вернувшись домой, Аллуций без умолку расхваливал Сципиона своим соплеменникам.
– Явился молодой римлянин, истинно подобный богам! – повторял он снова и снова. – Он всех и всё побеждает и силою оружия, и добротою.
И, скликнув своих клиентов, он уже через несколько дней снова был у Сципиона с отрядом в тысячу четыреста отборных всадников.
Сципион удерживал при себе Лелия, пока при постоянной его помощи не завершил все дела с пленными, заложниками и добычей, а потом послал его в Рим – отвезти Магона и пятнадцать сенаторов, которых взяли в плен вместе с Магоном. Сам он после отъезда Лелия пробыл в Новом Карфагене недолго и все дни посвятил учениям – морским и пехотным. В первый день легионеры пробежали шесть километров в полном вооружении. Во второй – чистили и точили оружие перед своими палатками. В третий – бились на палках, словно на настоящих мечах, и метали дротики, надев предохранитель на острие. В четвертый – отдыхали. В пятый – снова бегали в полном вооружении. В таком порядке упражнения чередовались одно с другим и с отдыхом все время, что войско оставалось в лагере у Нового Карфагена. А гребцы и матросы выходили в тихую погоду из гавани и испытывали быстроту своих судов в потешных боях. Так и на суше, и на море римляне укрепляли тело и душу для будущих сражений.
А город весь гудел и кипел приготовлениями к войне. Ремесленники ни днем, ни ночью не выходили из мастерских. Сципион поспевал повсюду и за всем наблюдал с одинаковою зоркостью. То он был на судах, то на верфях, то бегал вместе с легионерами, то обходил мастерские и склады оружия, и везде люди трудились не покладая рук.
Положив начало этим трудам, поправив стены, которые местами обрушились, и оставивши для охраны города караульный отряд, римский главнокомандующий выступил в Тарракон. По пути его встречали уполномоченчые многих испанских племен. Иных он выслушивал и тут же отпускал, с иными беседу откладывал до Тарракона, где уже был на-рначен съезд всем союзникам, старым и новым. И почти все Народы, обитающие к северу от Ибера, и многие из тех, что живут к югу от него, прислали на съезд свои посольства.
В Италии Марк Марцелл продолжал борьбу с Ганнибалом. Успех склонялся то на сторону пунийцев, то на сторону римлян, но событий очень значительных в тот год не было.
Новый заговор в Капуе. выборы в Риме.
В Капуе, где Квинт Фульвий Флакк продавал и отдавал в аренду имущество граждан, ставшее собственностью римского народа, составился и был раскрыт новый заговор – словно бы нарочно для того, чтобы дать повод к новым строгостям и жестокостям. Фульвий вывел солдат из города: вместе с землею он хотел сдать внаем и дома, но, кроме того – а может быть, и главным образом, – боялся, чтобы чрезмерные удобства городской жизни не повлияли на его людей так же пагубно, как прежде на воинов Ганнибала. Легионеры получили распоряжение поставить себе на скорую руку шалаши у ворот и вдоль стен. Шалаши плели из хвороста и камыша или сколачивали из досок, крыты все они были соломой – лучшей пищи для огня и представить себе нельзя. И вот сто семьдесят кампанцев во главе с братьями Блоссиями сговорились поджечь все эти временные жилища разом в самый глухой час ночи. Но среди рабов, которые принадлежали Блоссиям, нашлись доносчики. Внезапно Фульвий приказывает запереть ворота, воины бросаются к оружию; все заговорщики схвачены и после мучительного допроса осуждены на смерть; доносчикам дана свобода и по десяти тысяч ассов.
В том же году в Риме побывали послы нумидийского царя Сифака. Их не только дружелюбно приняли, но отправили к царю ответное посольство с дарами и обещанием дружбы. Другое посольство выехало в Египет, к царю Птолемею, чтобы напомнить о союзе с Римом.
Приближалось время консульских выборов. Марк Мар-целл был неподалеку, в Апулии, но он преследовал Ганнибала, который уклонялся от битвы, и потому оставить войско не мог. Сенат оказался вынужден вызвать из Сицилии консула Марка Валерия.
Марк Валерий доложил сенату, что в Сицилии наконец наступил мир, и представил сенаторам Муттина, который предал римлянам Агригент. За важные услуги, оказанные римскому народу, сенат наградил Муттина, а народ признал его римским гражданином.
Валерий уже собирался назначить день выборов, как вдруг пришли тревожные вести. Римские суда опустошили африканский берег невдалеке от Карфагена и взяли много Пленных. Пленные эти показали, что по всей Африке набирают наемников, которых потом переправят в Испанию, к Гасдрубалу, а Гасдрубал снова двинется в Италию, на соединение с Ганнибалом, и это решит судьбу всей войны; Кроме того, снаряжается огромный флот – отвоевывать Сицилию. Сенат был встревожен настолько, что велел консулу возвращаться без промедления в Сицилию, а для руководства выборами другой консул, Марк Марцелл, назначил диктатора – Квинта Фульвия Флакка.
Фульвий приехал из Капуи в Рим. Во время голосования возник спор между народными трибунами и диктатором Народные трибуны были единственною властью, которую не превращало и не отменило назначение диктатора.
. Первые голосующие назвали своими кандидатами самого Квинта Фульвия и Квинта Фабия Максима, и было ясно, что весь народ одобрит этот выбор. Но народные трибуны заявили, что слишком долго оставлять власть в одних и тех же руках опасно Существовало постановление Народного собрания, запрещавшее занимать консульскую должность чаще чем один раз в десять лет. Но оно часто нарушалось и до начала Второй Пунической войны.
, но еще более опасно, – как пример для будущих времен, – если будет избран тот, кто сам же руководит выборами. Фульвий возражал трибунам, ссылаясь на волю сената и народа и на примеры из прошлого. После долгих препирательств спорившие сошлись на том, чтобы просить сенат высказать свое суждение, и обещали этому суждению подчиниться. Сенат счел необходимым, чтобы в такое грозное время государством правили опытные военачальники, и не одобрил случившуюся задержку выборов. Трибуны уступили, выборы состоялись, и консулами на следующий год были объявлены Квинт Фабий Максим, в пятый раз, и Квинт Фульвий Флакк – в четвертый.
Десятый год войны – от основания Рима 545 (209 до н. э.)
Новые консулы вступили в должность и поделили меж собою провинции. Фабию достался Тарент, Фульвию – Лукания и Бруттий. Прежде чем отправиться к войскам, консулы произвели набор, который совершенно неожиданно вызвал волнения в городах Латия. Латиняне собирались на сходки и возмущенно говорили, что силы их вконец истощены десятилетними наборами и поборами. Что ни год – то тяжелые потери. Одни погибают в битвах, других уносят болезни. Старые воины не возвращаются, а новые всё уходят да уходят – скоро в латинских городах не останется ни одного взрослого мужчины! Не будем же дожидаться этого дня и, пока, не поздно, откажем римскому народу в подкреплениях. Может быть, римляне призадумаются и заключат мир с карфагенянами. А иначе, пока жив Ганнибал, война в Италии не угаснет.
Бунт латинян.
Существовало тогда тридцать римских колоний Ливий говорит о поселениях, которые основывались на завоеванных Римом землях в V и IV веках до н. э. Их жители – хотя и потомки римлян – полных прав римского гражданства не имели и пользовались так называемым латинским гражданством (хотя колонии могли быть уже и за пределами Латия).
, и из них двенадцать известили консулов, что не могут дать ни людей, ни денег.
Консулы были поражены. Полагая, что в этом случае уместнее и полезнее суровое внушение, чем мягкие уговоры, они отвечали посланцам:
– Вы дерзнули сказать консулам такие слова, которые мы перед сенатом повторить не решимся. Это не просто отказ от военной службы, но прямой бунт против римского народа. Возвращайтесь к себе и обсудите всё еще раз. Ведь вы не кампанцы и не тарентинцы, вы римляне, вы родом отсюда, отсюда вы были выведены в колонии, на землю, отнятую у врага. Ваш долг перед Римом тот же, что у детей перед родителями, а вы задумали изменить Римской державе и вручить победу Ганнибалу. Где же сыновние ваши чувства, где память о древнем вашем отечестве?
Но речи консулов не тронули латинян. Они твердили свое – что возвращаться домой им не с чем и обсуждать нечего, ибо города их обезлюдели, а казна опустошена. Видя их упорство, консулы сделали доклад сенату. Ужас охватил сенаторов, многие говорили, что Римская держава погибла, что за этими колониями последуют остальные, а за колониями – союзники, что вся Италия решилась предать Рим Ганнибалу.
Консулы как могли успокаивали сенаторов, заверяя, что прочие колонии несомненно исполнят свой долг, да и эти, мятежные, образумятся, если обойтись с ними построже, и сенат поручил консулам действовать так, как они сочтут нужным в интересах государства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Разве ты не замечаешь, что всякая мера приличия и порядка нарушена?! Даже если нам удастся предупредить бунт и избежать насилия, мы подадим гнусный пример на будущее: награду за доблесть пытаются вырвать и выиграть обманом! Вот перед тобою легионеры, вот моряки. Ни те, ни другие не знают истины, но и те, и другие готовы сейчас же присягнуть в том, что они правы, а стало быть – запятнать себя ложкою клятвою.
Это было мнение не только Лелия, но и двух остальных судей, и Сципион с ними согласился. Потребовав тишины, он сообщил:
– Точно установлено, что Квинт Требеллий и Секст Дигитий поднялись на стену одновременно. Почетного венка Так называемый «стенный венок» («корона муралис»); был одною из высших воинских наград.
достойны оба.
Потом получили награды остальные, всякий по заслугам. Больше всех прочих благодарил Сципион Гая Лелия, начальника флота. Он утверждал, что слава победы над Новым Карфагеном столько же принадлежит Лелию, сколько Сципиону, и подарил ему золотой венок и тридцать быков.
Заложники.
С испанскими заложниками римляне обращались так бережно, словно бы с детьми верных и давних союзников (ка-ково было их число, в точности сказать не могу, но думаю, что не меньше полутора тысяч), И все же они трепетали за свою жизнь и безопасность. Сципион сам беседовал с ними и всячески их успокаивал.
– Ни о чем не тревожьтесь и ничего не опасайтесь, – говорил он. – Вы попали во власть римского народа, который предпочитает связывать души людей милостями, а не страхом и старается хранить дружбу с чужими народами, а не порабощать их печальной неволею.
Он выяснил, из какого племени или города происходит каждый из заложников, и разослал гонцов с просьбою поскорее приехать за ними в Тарракон. Послы некоторых племен оказались по случайности в его лагере – им заложники были возвращены тут же, без малейшего промедления.
Когда Сципион беседовал с заложниками, из их толпы вышла пожилая женщина. Это была супруга Мандбния, который приходился родным братом Индибилису, царю илергетов. Она со слезами склонилась к ногам римского командующего и молила его, чтобы он строже наказал караульным оберегать женщин и заботиться о них.
Сципион отвечал, что у них ни в чем не будет ни малейшей нужды.
– Не об нужде я толкую, – возразила женщина, – ее мы и не боимся. Но посмотри на этих девушек – они так молоды и беззащитны, их любой обидит, если захочет.
И она указала на молодых и прекрасных дочерей Индибилиса и других девушек благородного происхождения, которые теснились вокруг нее.
– Такая обида унизила бы и оскорбила достоинство римского народа и собственное мое достоинство, – промолвил Сципион. – Я позаботился бы о вас и сам, без вашей просьбы, а теперь позабочусь вдвойне, потому что ни беды, ни лишения не заставили вас забыть о женской скромности и стыдливости.
Сципион возвращает Кельтиберу Аллуцию невесту, а римское войско увеличивается на тысячу четыреста конников.
Несколько позже солдаты привели к нему пленницу такой редкостной красоты, что, где бы она ни проходила, все оборачивались. Сципион спросил, откуда она родом и кто ее родители. Девушка ответила и вдобавок открыла ему, что она просватана за одного из первых людей в племени кельтиберов и что имя ее жениха – Аллуций. Сципион, не откладывая, послал за родителями и за женихом (о котором успел узнать, что тот без памяти влюблен в свою невесту). Как только Аллуций прибыл, Сципион увел его к себе в палатку и начал так:
– Будем говорить с полною откровенностью, потому что возраст наш одинаковый и стесняться друг друга нам нечего. Мои солдаты захватили в плен твою невесту и привели ко мне. Мне рассказали, что ты любишь ее, и я в этом нисколько не сомневаюсь: ведь она такая красивая, что я и сам влюбился бы в нее и просил бы ее в жены, если бы мог позволить себе обычные радости молодых лет. Но, весь целиком, и принадлежу не себе, а моему государству и потому хочу помочь твоей любви – это я могу себе позволить. У меня твоя невеста была в такой же неприкосновенности, как в доме собственных родителей. Прими ее из моих рук как дар, достойный нас обоих. В ответ я прошу только одного: стань другом римского народа. Если ты веришь, что я человек порядочный и достойный, то знай, что в римском народе таких, как я, много, знай, что нет на земле другого народа, дружба с которым была бы для тебя таким счастьем, а вражда – таким несчастьем.
Аллуций, не помня себя от смущения и от радости, взял Сципиона за правую руку и стал молить всех богов, чтобы они воздали римлянину за его великодушие, ибо он, Аллуций, не в силах отплатить ему так, как того требует собственное его сердце и неоценимое Сципионово благодеяние. Позвали родителей и ближайших родственников невесты. Они объявили, что принесли много золота для выкупа девушки, но так как Сципион возвращает им ее безвозмездно, они просят принять это золото в дар.
– Пожалуйста, прими! – упрашивали они. – Это будет для нас еще одною милостью, такою же великою, как первая!
В конце концов Сципион сдался на их просьбы и велел положить золото у его ног. Затем, обращаясь к Аллуцию, он промолвил:
– Сверх приданого, которое ты получишь от тестя, вот тебе свадебный подарок от меня.
Вернувшись домой, Аллуций без умолку расхваливал Сципиона своим соплеменникам.
– Явился молодой римлянин, истинно подобный богам! – повторял он снова и снова. – Он всех и всё побеждает и силою оружия, и добротою.
И, скликнув своих клиентов, он уже через несколько дней снова был у Сципиона с отрядом в тысячу четыреста отборных всадников.
Сципион удерживал при себе Лелия, пока при постоянной его помощи не завершил все дела с пленными, заложниками и добычей, а потом послал его в Рим – отвезти Магона и пятнадцать сенаторов, которых взяли в плен вместе с Магоном. Сам он после отъезда Лелия пробыл в Новом Карфагене недолго и все дни посвятил учениям – морским и пехотным. В первый день легионеры пробежали шесть километров в полном вооружении. Во второй – чистили и точили оружие перед своими палатками. В третий – бились на палках, словно на настоящих мечах, и метали дротики, надев предохранитель на острие. В четвертый – отдыхали. В пятый – снова бегали в полном вооружении. В таком порядке упражнения чередовались одно с другим и с отдыхом все время, что войско оставалось в лагере у Нового Карфагена. А гребцы и матросы выходили в тихую погоду из гавани и испытывали быстроту своих судов в потешных боях. Так и на суше, и на море римляне укрепляли тело и душу для будущих сражений.
А город весь гудел и кипел приготовлениями к войне. Ремесленники ни днем, ни ночью не выходили из мастерских. Сципион поспевал повсюду и за всем наблюдал с одинаковою зоркостью. То он был на судах, то на верфях, то бегал вместе с легионерами, то обходил мастерские и склады оружия, и везде люди трудились не покладая рук.
Положив начало этим трудам, поправив стены, которые местами обрушились, и оставивши для охраны города караульный отряд, римский главнокомандующий выступил в Тарракон. По пути его встречали уполномоченчые многих испанских племен. Иных он выслушивал и тут же отпускал, с иными беседу откладывал до Тарракона, где уже был на-рначен съезд всем союзникам, старым и новым. И почти все Народы, обитающие к северу от Ибера, и многие из тех, что живут к югу от него, прислали на съезд свои посольства.
В Италии Марк Марцелл продолжал борьбу с Ганнибалом. Успех склонялся то на сторону пунийцев, то на сторону римлян, но событий очень значительных в тот год не было.
Новый заговор в Капуе. выборы в Риме.
В Капуе, где Квинт Фульвий Флакк продавал и отдавал в аренду имущество граждан, ставшее собственностью римского народа, составился и был раскрыт новый заговор – словно бы нарочно для того, чтобы дать повод к новым строгостям и жестокостям. Фульвий вывел солдат из города: вместе с землею он хотел сдать внаем и дома, но, кроме того – а может быть, и главным образом, – боялся, чтобы чрезмерные удобства городской жизни не повлияли на его людей так же пагубно, как прежде на воинов Ганнибала. Легионеры получили распоряжение поставить себе на скорую руку шалаши у ворот и вдоль стен. Шалаши плели из хвороста и камыша или сколачивали из досок, крыты все они были соломой – лучшей пищи для огня и представить себе нельзя. И вот сто семьдесят кампанцев во главе с братьями Блоссиями сговорились поджечь все эти временные жилища разом в самый глухой час ночи. Но среди рабов, которые принадлежали Блоссиям, нашлись доносчики. Внезапно Фульвий приказывает запереть ворота, воины бросаются к оружию; все заговорщики схвачены и после мучительного допроса осуждены на смерть; доносчикам дана свобода и по десяти тысяч ассов.
В том же году в Риме побывали послы нумидийского царя Сифака. Их не только дружелюбно приняли, но отправили к царю ответное посольство с дарами и обещанием дружбы. Другое посольство выехало в Египет, к царю Птолемею, чтобы напомнить о союзе с Римом.
Приближалось время консульских выборов. Марк Мар-целл был неподалеку, в Апулии, но он преследовал Ганнибала, который уклонялся от битвы, и потому оставить войско не мог. Сенат оказался вынужден вызвать из Сицилии консула Марка Валерия.
Марк Валерий доложил сенату, что в Сицилии наконец наступил мир, и представил сенаторам Муттина, который предал римлянам Агригент. За важные услуги, оказанные римскому народу, сенат наградил Муттина, а народ признал его римским гражданином.
Валерий уже собирался назначить день выборов, как вдруг пришли тревожные вести. Римские суда опустошили африканский берег невдалеке от Карфагена и взяли много Пленных. Пленные эти показали, что по всей Африке набирают наемников, которых потом переправят в Испанию, к Гасдрубалу, а Гасдрубал снова двинется в Италию, на соединение с Ганнибалом, и это решит судьбу всей войны; Кроме того, снаряжается огромный флот – отвоевывать Сицилию. Сенат был встревожен настолько, что велел консулу возвращаться без промедления в Сицилию, а для руководства выборами другой консул, Марк Марцелл, назначил диктатора – Квинта Фульвия Флакка.
Фульвий приехал из Капуи в Рим. Во время голосования возник спор между народными трибунами и диктатором Народные трибуны были единственною властью, которую не превращало и не отменило назначение диктатора.
. Первые голосующие назвали своими кандидатами самого Квинта Фульвия и Квинта Фабия Максима, и было ясно, что весь народ одобрит этот выбор. Но народные трибуны заявили, что слишком долго оставлять власть в одних и тех же руках опасно Существовало постановление Народного собрания, запрещавшее занимать консульскую должность чаще чем один раз в десять лет. Но оно часто нарушалось и до начала Второй Пунической войны.
, но еще более опасно, – как пример для будущих времен, – если будет избран тот, кто сам же руководит выборами. Фульвий возражал трибунам, ссылаясь на волю сената и народа и на примеры из прошлого. После долгих препирательств спорившие сошлись на том, чтобы просить сенат высказать свое суждение, и обещали этому суждению подчиниться. Сенат счел необходимым, чтобы в такое грозное время государством правили опытные военачальники, и не одобрил случившуюся задержку выборов. Трибуны уступили, выборы состоялись, и консулами на следующий год были объявлены Квинт Фабий Максим, в пятый раз, и Квинт Фульвий Флакк – в четвертый.
Десятый год войны – от основания Рима 545 (209 до н. э.)
Новые консулы вступили в должность и поделили меж собою провинции. Фабию достался Тарент, Фульвию – Лукания и Бруттий. Прежде чем отправиться к войскам, консулы произвели набор, который совершенно неожиданно вызвал волнения в городах Латия. Латиняне собирались на сходки и возмущенно говорили, что силы их вконец истощены десятилетними наборами и поборами. Что ни год – то тяжелые потери. Одни погибают в битвах, других уносят болезни. Старые воины не возвращаются, а новые всё уходят да уходят – скоро в латинских городах не останется ни одного взрослого мужчины! Не будем же дожидаться этого дня и, пока, не поздно, откажем римскому народу в подкреплениях. Может быть, римляне призадумаются и заключат мир с карфагенянами. А иначе, пока жив Ганнибал, война в Италии не угаснет.
Бунт латинян.
Существовало тогда тридцать римских колоний Ливий говорит о поселениях, которые основывались на завоеванных Римом землях в V и IV веках до н. э. Их жители – хотя и потомки римлян – полных прав римского гражданства не имели и пользовались так называемым латинским гражданством (хотя колонии могли быть уже и за пределами Латия).
, и из них двенадцать известили консулов, что не могут дать ни людей, ни денег.
Консулы были поражены. Полагая, что в этом случае уместнее и полезнее суровое внушение, чем мягкие уговоры, они отвечали посланцам:
– Вы дерзнули сказать консулам такие слова, которые мы перед сенатом повторить не решимся. Это не просто отказ от военной службы, но прямой бунт против римского народа. Возвращайтесь к себе и обсудите всё еще раз. Ведь вы не кампанцы и не тарентинцы, вы римляне, вы родом отсюда, отсюда вы были выведены в колонии, на землю, отнятую у врага. Ваш долг перед Римом тот же, что у детей перед родителями, а вы задумали изменить Римской державе и вручить победу Ганнибалу. Где же сыновние ваши чувства, где память о древнем вашем отечестве?
Но речи консулов не тронули латинян. Они твердили свое – что возвращаться домой им не с чем и обсуждать нечего, ибо города их обезлюдели, а казна опустошена. Видя их упорство, консулы сделали доклад сенату. Ужас охватил сенаторов, многие говорили, что Римская держава погибла, что за этими колониями последуют остальные, а за колониями – союзники, что вся Италия решилась предать Рим Ганнибалу.
Консулы как могли успокаивали сенаторов, заверяя, что прочие колонии несомненно исполнят свой долг, да и эти, мятежные, образумятся, если обойтись с ними построже, и сенат поручил консулам действовать так, как они сочтут нужным в интересах государства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45