Сразу после битвы при Каннах капуанцы заговорили, что пора расторгнуть союз с Римом. Но на службе в римском войске было довольно много кампанцев, и больше всего опасений вызывала судьба трехсот юношей из самых лучших семей: римляне разослали их по караульным отрядам, охранявшим разные города Сицилии, а по сути вещей – держали заложниками. Родители этих юношей и убедили сограждан отправить посольство к римскому консулу.
Консула Варрона послы нашли в Венусии. Вид его людей, еще не опомнившихся поел» разгрома и почти безоружных, в истинных союзниках пробудил бы горячее сострадание, в кампанцах же не вызвал ничего, кроме презрения. А тут еще сам консул пустился в совершенно неуместную откровенность и, когда послы от имени сената и народа Кампании обещали помочь римлянам всем необходимым, воскликнул:
– Нам необходимо все подряд, потому что нет у нас ничего – ни пехоты, ни конницы, ни знамен, ни припасов, ни денег! Не помогать вы нам должны, а взять на себя все бремя войны целиком. Поймите, кампанцы, что поражение, которое мы потерпели, – это и ваше поражение и что мы вместе защищаем одну общую отчизну от чужеземца и варвара. Воины его, и без того дикие и свирепые, одичали еще сильнее под началом у своего полководца, который строит мосты и плотины из человеческих трупов и – страшно вымолвить! – кормит солдат человечиной! Какая прекрасная цель перед вами, кампанцы: своими силами и своею верностью вы вновь поставите на ноги Римскую державу!
Послы молча переглянулись и отправились восвояси. Дождавшись, пока исчезнет из глаз Венусия, один из них, по имени Вибий Виррий, промолвил:
– Наш час настал! Мы вступим в договор с Ганнибалом, и, когда он, завершив войну, вернется в Африку, верховная власть над Италией будет принадлежать кампанцам.
В Капуе это суждение встречают с восторгом и тех же послов отряжают к Ганнибалу. Заключается союз на следующих условиях: Капуя будет управляться по собственным законам; ни военные, ни гражданские власти карфагенян не должны распоряжаться жизнью, свободой или имуществом кампанского гражданина; Ганнибал передает кампанцам триста римских пленных для обмена на тех юношей, что служат у римлян в Сицилии; в свою очередь, капуанцы согласны принять и разместить в городе карфагенский караульный отряд. А помимо и сверх этих условий простой люд Капуи внезапно схватил всех римских граждан и запер их под стражею в банях, где они и погибли, задохнувшись от жара.
Лишь один человек, по имени Деций Магий, громко осуждал измену старым союзникам и советовал согражданам одуматься, пока не поздно. Смелые его речи дошли до Ганнибала, и пуниец пригласил Деция к себе в лагерь. Деций отвечал категорическим отказом, сославшись на то, что у Ганнибала нет и не может быть никакой власти над кампанским гражданином. Пуниец приказал было доставить ослушника в оковах, но потом, опасаясь волнений в городе, отменил приказ и послал известить, что на другой день будет в Капуе сам.
Вот по какому делу явился Ганнибал в Капую.

Неустрашимость капуанца Деция Магия

Было издано распоряжение, чтобы все, с женами и детьми, вышли навстречу карфагенскому главнокомандующему, и все охотно подчинились – кроме Деция Магия. Он и навстречу не вышел, и дома не остался, чтобы никто не подумал, будто его мучит страх или раскаяние, но спокойно прогуливался по форуму в обществе сына и нескольких клиентов.
Назавтра собрался сенат в полном составе, и Ганнибал произнес речь, ласковую и даже вкрадчивую. Он благодарил капуанцев за то, что карфагенскую дружбу они предпочли римской, и заверял, что Капуе суждено быть столицею всей Италии. Но Деций Магий не должен ни зваться, ни считаться кампанцем, а потому не имеет права на дружбу с Ганнибалом, и действие договора на него не распространяется. Если ceHaf Капуи с этим согласен, пусть он тут же примет соответствующее постановление. И сенаторы послушно – хотя и с испугом – проголосовали, лишив Деция гражданских прав и выдав его Ганнибалу.
Пуниец вышел из курии и велел привести Магия. Тот, по-прежнему неустрашимый, отказывался повиноваться; тогда его заковали в цепи и силою потащили в карфагенский лагерь, а он кричал, обращаясь к сбежавшейся отовсюду толпе.
– Глядите, кампанцы, на вашу свободу, которой вы так усердно домогались! Средь бела дня, прямо на форуме, у вас на глазах не последнего в Капуе человека вяжут и тащат на смерть! Так украшайте же город, встречайте Ганнибала, праздником отмечайте день его прихода – и будьте свидетелями его триумфа над вашим согражданином!
Толпа начала волноваться, и конвойные обмотали Децию голову плащом и поскорее выволокли его вон, за ворота. Из лагеря его тотчас отправили к морю, посадили на корабль и повезли в Карфаген – на случай, если бы капуанцы переменили образ мыслей и потребовали у Ганнибала вернуть бунтовщика.
Буря занесла корабль в египетский город Кирёну, и Деций умолил тамошних начальников, чтобы его доставили в Александрию, к царю. Узнав его историю, царь Птолемей распорядился снять с него оковы и разрешил возвратиться в Италию – в Капую или же в Рим, куда сам пожелает. Но Магий объяснил, что в Капуе его жизни грозит опасность, а в Риме он будет скорее перебежчиком, чем гостем: ведь у кампанцев с римлянами война. И с изволения царя он остался в Египте.
Любопытно заметить: единомышленником Деция Магия был родной сын Пакувия, того самого, что возглавлял карфагенскую партию в Капуе. Этот юноша едва не совершил покушение на Ганнибала, и только ужас и отчаяние отца, с которым он поделился своим планом, остановили его в последний миг.

Спор в карфагенском сенате.

Тем временем в Карфаген прибыл брат Ганнибала, Магон, чтобы известить сенат о победах, одержанных в Италии. Успехи карфагенян, и без того поразительные, он счел нужным еще приукрасить и объявил, что убитыми враг потерял двести тысяч человек, а ранеными – пятьдесят тысяч. В подтверждение своих слов он насыпал у входа в курию целую гору золотых перстней и сказал:
– Эти перстни у римлян носят только всадники, да и то не все, а лишь самые знатные среди них.
Но не ради этого прислал Магона Ганнибал – Магон приехал просить подкреплений и денег, потому что, сказал он, чем ближе решительная и завершающая победа, тем больше сил требуется, чтобы ее достигнуть.
Баркиды ликовали и поздравляли друг друга, и один из них насмешливо обратился к Г аннону:
– Ну что, Ганнон, ты по-прежнему не советуешь нам начинать войну с Римом? По-прежнему требуешь выдать Ганнибала врагу?
– Да, – отвечал Ганнон, – я до тех пор не перестану тосковать о прежнем мире, пока не будет заключен новый, и до тех пор не перестану нападать на вашего неодолимого полководца, пока не обнаружится, что новый мир справедливее и выгоднее прежнего. Но о мире, сколько я понимаю, нет и речи. Вдумайтесь в то, что говорит вам Ганнибал. «Я разбил вражеские войска – присылайте еще солдат!» Не того же ли самого ты просил бы, если бы сам был разбит? «Я захватил два вражеских лагеря – дайте мне хлеба и денег!» А куда же делась добыча, которую ты взял в двух лагерях?.. Скажи, Магон, хоть один латинский город перешел на нашу сторону после Канн, хоть один перебежчик из римских граждан появился у Ганнибала?
– Нет, – сказал Магон.
– Значит, врагов у нас еще достаточно. А как они настроены? На что надеются?
– Не знаю.
– Так ведь узнать проще простого! Засылали они к Ганнибалу послов с мирными предложениями? Или хотя бы доходили до вас слухи из Рима, что там устали от войны?
– Нет.
– Значит, мы так же далеки от победы, как в день, когда Ганнибал перевалил через Альпы!.. Вот мое мнение: истинным победителям помощь не нужна, а если нас обманывают и тешат лживыми надеждами – тем более неразумно помогать обманщикам.
Нетрудно догадаться, что Ганнона поддержали очень немногие. Решено было послать в Италию из Африки четыре тысячи нумидийцев и сорок слонов, а из Испании – десять тысяч пехоты и две тысячи конницы.

Нола – первый успех после Канн.

От Капуи Ганнибал двинулся в Ноле, другому городу Кампании. Он надеялся взять его без боя. И правда, простой народ, страшась бедствий осады, хотел союза с пунийцами, но сенаторы тайно отправили гонцов к претору Клавдию Марцеллу, сменившему консула Варрона во главе войска, и Марцелл тут же откликнулся на их зов. Ганнибал отступил, но положение Марцелла было не слишком надежным – из-за враждебности народа. Среди первых недоброжелателей Рима был Луций Бантий, человек еще совсем молодой и отчаянно храбрый. Он сражался при Каннах. Карфагеняне нашли его полуживым под грудою трупов, вылечили и отпустили, щедро одарив. Теперь он был надежным приверженцем Ганнибала и главным зачинщиком смуты. Марцелл видел, что нет иного выхода, как либо казнить его, либо переманить на свою сторону. Пригласив Бантия к себе, он сказал: – Наверное, у тебя здесь много врагов, если ни один твой земляк не захотел открыть мне, какой ты замечательный воин. Но если храбрец служит в римском войске, его доблесть не останется тайной. Твои товарищи по оружию не раз рассказывали, сколько опасностей ты перенес, защищая честь римского народа, рассказывали и о твоем подвиге при Каннах. Велики твои заслуги, но я позабочусь, чтобы они были вознаграждены полностью. Приходи ко мне почаще – и ты в этом убедишься.
Для начала претор подарил Бантию прекрасного коня и пятьсот денариев, а ликторы получили приказ беспрепятственно пропускать его к Марцеллу в любое время.
Такой обходительностью Марцелл до того растрогал Луция Бантия, что вперед не было у римлян союзника вернее и мужественнее.
Ганнибал возвратился к стенам Нолы, и Марцелл перенес свою стоянку в самый город – чтобы зорче наблюдать за склонными к измене ноланцами. Но ежедневно римляне выходили в поле и строились в боевой порядок. Выходили из своего лагеря и карфагеняне и тоже строились к бою. Большого сражения ни тот, ни другой командующий не желали, однако же мелким стычкам не препятствовали. В этих мелких стычках день следовал за днем, как вдруг сенаторы сообщили Марцеллу, что простой народ вступил в сговор с пунийцами: при первом удобном случае ноланцы захлопнут и запрут ворота, так что римские воины останутся по одну сторону стен – снаружи, а их обоз по другую – внутри. Тогда изменники обоз разграбят, город же сдадут Ганнибалу.
Марцелл решает, не откладывая, попытать военного счастья. Разделив свои силы натрое, он ставит их у трех ворот, обращенных к неприятелю. Ноланцам приближаться к стенам строго-настрого запрещается. Особые караулы следят за тем, чтобы это запрещение не нарушалось.
Ганнибал, как обычно, вывел и построил свое войско, но римляне не появлялись, не было видно даже дозорных на стенах и башнях. Прождав довольно долго, пуниец предположил, что заговор в Ноле раскрыт и что римляне просто-напросто скованы страхом, а если так, то лучших обстоятельств для штурма и желать нечего. Карфагеняне выкатили осадные машины, вынесли лестницы и прочее необходимое снаряжение и начали подвигаться вперед. В этот миг распахнулись средние ворота, и сперва пехотинцы, а за ними конники с оглушительным криком бросились на врага. Центр карфагенской боевой линии был уже расстроен, когда открылись боковые ворота и римляне ударили неприятелю во фланги. Как велики оказались потери обеих сторон, в точности неизвестно – некоторые утверждают, будто у пунийцев погибло около трех тысяч человек, а у римлян всего пятьсот, – но то была огромная победа, может быть самая важная во всей войне, – первая победа после Канн.

Казилин в осаде.

Отступив от Нолы, Ганнибал осадил Казилин. Этот городок был ближайшим соседом Капуи, и потому Ганнибалу представлялось важным выбить оттуда римский гарнизон.
Гарнизон составляли пятьсот с лишком пренестинцев Пренеста – древний латинский город, примерно в 35 километрах к востоку от Рима.

и союзническая когорта из Перузии Перузия – город в Этрурии, к северу от Рима.

– четыреста шестьдесят воинов.
И те и другие попали в Казилин случайно: им следовало явиться в лагерь при Каннах, но они опоздали, и весть о поражении застигла их в пути. Страшась измены кампанцев, они однажды ночью перебили горожан и все собрались по одну сторону реки, которая делит Казилин пополам. Для обороны такой маленькой крепости их было вполне достаточно, даже больше, чем достаточно, если принять в расчет скудость хлебных запасов.
Когда передовой отряд Ганнибала приблизился к Казилину, воинам показалось, будто город пуст, – такая стояла над ним тишина. Начальник отряда решил, что римляне перепугались и ушли, и велел ломать засовы на воротах. Этого только и ждали защитники Казилина. Они высыпали наружу и уложили значительную часть отряда на месте, сами же вышли из боя почти без потерь.
Ганнибал выслал большие и лучшие силы, и снова без всякого успеха. Тогда он подступил со всем войском и начал осаду по всем правилам военного искусства, обложив город со всех сторон. Но со стен и башен били так метко, что он терял отборных воинов, и в немалом числе. Наконец назначается день штурма. Тому, кто взойдет на стену первым, обещан золотой венок. Полководец произносит речь, укоряя в трусости и лени покорителей Сагунта, остановившихся перед жалкою крепостцой на ровном месте. Но все тщетно! Мужество защитников сильнее и честолюбия нападающих и даже их алчности. Штурм отражен, и, оставив под Казилином для продолжения осады лагерь и лагерную охрану, Ганнибал уходит на зимние квартиры в Капую.
Карфагенское войско было закалено против всяческих трудностей и невзгод, зато к удобствам не привыкло вовсе. Теперь впервые оно проводило зиму под кровом, в тепле и довольстве, и тех, кому были нипочем любые беды, погубили роскошь и наслаждения – долгий сон, пьянство, обжорство, бани, безделье. Жадно набросившись на эти приманки, солдаты Ганнибала в самом недолгом времени изнежились – обессилели и телом, и духом, а главное – потеряли всякую охоту воевать и всякий страх перед начальниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45