Людям Гамиля убийство было в новинку, их горячая кровь так и бурлила, но, перехватив взгляд квартирмейстера, Гамиль вспомнил, что надо взять пленных.– Остановите их! – надрывая голос, приказал квартирмейстер.Несколько вражеских конников в тылу дозора развернулись и кинулись наутек. Гамиль закричал своим людям, до предела повышая голос, чтобы его услышали сквозь этот гвалт:– Только не убивайте их всех, ребята! Нам нужны пленные… разоружите их!Понемногу воцарился порядок. Сторонники парламента были только рады поскорее сдаться, и едва кровавая пелена резни сошла с их глаз, как солдаты Гамиля сообразили, что сражались они со своими соотечественниками. Шум стих, пыль стала оседать, и нечто сродни замешательству понемногу охватило группу мужчин, сгрудившуюся на этой неприметной тропке.Гамиль действовал быстро, понимая, что его воинам нельзя давать передышку, чтобы те не устыдились содеянного. Они обезоружили одиннадцать солдат противника, убили четверых, остальные бросились врассыпную. Из людей Гамиля несколько человек получили совсем неглубокие раны, один был убит. Гамиль спешился и подошел посмотреть – это был Дэви Смит. Он лежал, словно съежившись, уткнувшись лицом в землю, шея его была почти перерублена косым ударом. «Выходит, кто-то из них знал свое дело», – подумал Гамиль. Глаза юноши были открыты, и он смотрел слегка удивленно, будто смерть оказалась совсем не такой, какой представлялась ему прежде. Гамиль успел повидать слишком много убитых, но для него всегда бывало тяжело, когда гибли такие вот молодые, как Дэви. Он подобрал из пыли шляпу юноши и положил ее ему на лицо, чтобы больше не видеть этих расширенных от удивления глаз Фазаньи перья были запачканы кровью.– Все, пора в путь, – жестко сказал он, отворачиваясь, – давайте доставим этих людей к принцу И прихватите лошадей: даже если они не сгодятся для кавалерии, мы ведь всегда сможем съесть их!Его шутка вызвала дружный гогот – результат разрядки, нежели истинного веселья. И вскоре они уже скакали обратно, к своему лагерю, сквозь сгущавшиеся сумерки, а пленники двигались впереди, пешком, в окружении конников Гамиля. Их лошадей вели гуськом позади, и поводья каждой из них были закреплены петлей вокруг стремени той, что брела впереди. * * * От пленных узнали, что войско лорда Эссекса находилось приблизительно в десяти милях, по другую сторону Кайнтона, и никто не подозревал, что королевская армия стояла где-то поблизости. Тот разъезд, который ошеломил своей атакой Гамиль, был выслан с тем же самым заданием, что и он сам, – подыскать в Уормлейтоне помещение для постоя офицеров. Созвав совещание старших офицеров, принц Руперт предложил немедленно под покровом темноты обрушить удар на армию Эссекса, рассчитывая внезапностью компенсировать малочисленность войск. Но в итоге было решено направить послание королю и ждать его приказа. В депеше содержалось предложение занять позицию у Эджхилла и таким образом спровоцировать противника на атаку. Донесение было отправлено тотчас же, и задолго до рассвета пришел положительный ответ короля. К утру королевская армия была выстроена в боевом порядке на возвышенности у Эджхилла, а армия Эссекса развернулась на равнине, ниже их и несколько севернее. Теперь королевская армия стояла между войском Эссекса и дорогой на Лондон, не оставляя противнику никакого выбора. Эссекс вынужден был дать сражение.Солнце медленно всходило за спинами морлэндцев, когда они наблюдали, как холодная тень Эджхилла на широких лугах перед ними становится все короче. Оберон переступал передними ногами и нетерпеливо покусывал удила. Кит наклонился вперед, чтобы погладить гриву, а потом огляделся вокруг. Полк принца Руперта стоял на правом крыле Сразу же слева от Кита расположился полк принца Морица, а позади них – пять полков пехоты с воткнутыми пока что в землю копьями. Целый лес шестов и жердей скрывал до поры до времени кавалерию на левом фланге под началом лорда Уилмота. Когда какой-нибудь копьеносец шевелился, на наконечнике его Копья отражалось солнце, бросая по холодной траве крутого откоса отблеск, словно это была раскаленная добела монетка. За отрядом Кита стояли еще два полка, принца Уэльского Принц Уэльский – традиционный титул наследника английского престола. В данном случае речь идет о будущем Карле II (1630–1685), сыне Карла I, ставшем в 1660 году королем Англии

и королевской лейб-гвардии. Лишь сильно наклонившись вперед, Кит мог разглядеть позади них драгунов Ашера, восседавших на своих низкорослых мохнатых лошадках и коренастых и на редкость выносливых скакунах из Уэльса. В целом вся армия была довольно равномерно развернута вдоль гребня холма, хотя Кит никак не мог избавиться от ощущения, что именно там, где находился он, в собственном полку его высочества принца Руперта, в сердцевине кавалерийского фланга, и был центр всей армии. Он взглянул на Малахия и увидел, что тот уже в десятый раз за это утро проверяет, насколько свободно сабля держится в ножнах. Малахия перехватил его взгляд и ухмыльнулся от внезапного прилива энергии. Кит стоял в окружении воинов, пришедших с земель Морлэндов, ветер откидывал назад их шафрановые плащи, нагрудники доспехов тускло поблескивали на солнце. На головах у них были кавалерийские каски в виде котелков, что делало всех до забавного похожими друг на друга, и Киту приходилось тщательно всматриваться, чтобы различать своих земляков. Рукава у всадников были обернуты черными кушаками, на которых резко выделялся белый прыгающий заяц. Женщины в Морлэнде с любовью потрудились над этими зверьками. Мэри-Эстер сама пришила зайца к кушаку Кита перед его отбытием, словно этим она могла отправить вместе с ним свою любовь и материнскую заботу, охраняющую его от всех бед. А один из воинов засунул на счастье под булавку, крепящую его плащ, веточку вереска. Заяц и вереск. Никогда еще в своей жизни Кит не чувствовал столь остро, что он не одинок.А внизу, в долине, примерно в миле от них, выстроились силы противника в таком же боевом порядке. Кит внимательно смотрел на них, видя лишь огромное скопление многокрасочных фигур, не конкретных людей, а просто массу народа, слегка покачивающуюся по мере своего движения. И только в отдельных местах, где вдоль выстроившихся рядом легким галопом летели удлиненные пятнышки-всадники, торопившиеся доставить донесения, в них можно было признать не массу, а людей. Отдельные подразделения выглядели стоногими глыбами. Кит подумал о своих людях: на что похожи они со стороны? Неужели морлэндцы выглядят так же, как противник? А какие чувства он будет испытывать, когда придется убивать их? Кит содрогнулся при этой мысли: они ведь тоже были англичанами, фермерами и рабочими, как и его воины, мужьями и отцами. Они тоже оставили дома жен, которых любили, быть может, не меньше, чем он любит Хиро, оставили детишек, вроде Кита-младшего. Он оглянулся, высматривая принца Руперта, но вместо этого взор его упал на королевский штандарт, позади пехоты и как раз в этот момент развернувшийся от порыва ветра. И Кит успокоился: не ему решать, где правда, а где неправда. Он сражался за короля – вот в этом и заключалась для него правда. Он был Морлэндом, а Морлэнды из поколения в поколение сражались за своих королей. А те люди, внизу, в долине, были мятежниками, и перед ними задача будет стоять потрудней: ведь они и сами должны понимать, что их деяния противоречат воле Господней. Между тем поднявшийся ветер донес из деревушки Рэдвей, что повыше на холме, звуки колоколов церкви, мелодичные и заунывно-сентиментальные, напомнив Киту, что было воскресное утро. Малахия снова перехватил его взгляд и сказал:– Наши сейчас собираются в Йорк, к обедне. Интересно, знают ли они, что нам предстоит битва?– В любом случае они будут молиться за нас, – ответил Кит, подумав, что предположение Малахии маловероятно. – Может быть, они направятся в кафедральный собор.– А позднее им еще отслужит обедню в домашней церкви отец Мойе. И он будет кричать на слуг за то, что они невнимательно его слушают, – ухмыльнулся Малахия, представляя зычный голос вспыльчивого священника.Кит понимал, почему Малахия вспоминает все это, и что думы о домашней церкви ему приятнее, чем о кафедральном соборе. Его собственные мысли были только о Хиро: лицо жены запечатлелось где-то глубоко-глубоко в глазах Кита, она была смеющейся и розовощекой, золотистые локоны растрепались, как бывает всегда после быстрой скачки. Ее облик будет с ним весь этот день, как был каждую ночь со времени их разлуки. И, словно прочитав эту мысль, Гамиль в тот же миг повернулся в седле и посмотрел на Кита задумчивым вопросительным взглядом. А потом снова отвернулся, и перья на его шляпе заколыхались на легком ветру. И внезапно Киту пришло в голову, что вполне вероятно один из них, а то и оба могут никогда больше не увидеть Хиро. Для каждого этот день мог оказаться последним в жизни. И Кит мысленно взмолился: «Господи, ты же знаешь: я никогда не испытывал к нему ненависти. Так прости же ему, если он ненавидит меня. И позаботься о Хиро и ребенке».Весь день обе армии простояли друг против друга, приготовясь к битве. Время, казалось, остановилось, и только по перемещению теней они видели, что день проходит. Лошади дремали, уши их вытянулись в стороны, они переминались с ноги на ногу. А потом вдруг, уже в разгар второй половины дня, началось какое-то суматошное движение. Все встрепенулись, выбираясь из своих фантазий и грез, и принялись озираться вокруг, любопытствуя, что же это растревожило их. Король с небольшой свитой скакал перед главными силами армии, маленький человечек на громадном жеребце. Его черные доспехи мерцали, отражая лучи солнца, а на их фоне ярко блестела, голубая лента со звездой ордена Подвязки Орден Подвязки – высшая и наиболее почитаемая награда в Великобритании

. Король сорвал со своих длинных черных локонов большую шляпу с перьями и заговорил. Кит находился слишком далеко, чтобы расслышать его слова. Позади короля он разглядел фигуры двух молодых принцев, принца Уэльского и герцога Йоркского Герцог Йоркский – традиционный титул второго сына английского монарха, в своем роде «запасного» наследника престола. Здесь имеется в виду будущий Яков II (1633–1701), ставший королем Англии в 1685 году

, а немного сбоку – безошибочно узнаваемую фигуру принца Руперта на его белом жеребце. Колокола Рэдвея зазвонили снова. Было три часа дня.Теперь слова короля передавались от солдата к солдату: сейчас начнется наступление! Король сказал, что он их командир. Движение пробегало по рядам воинов, словно трепещущие языки пламени по стерне. А внизу, в долине, противник, конечно, заметил это оживление и понял, что ему сейчас предстоит. Руперт вернулся, он во весь опор мчался вдоль рядов своей кавалерии, придерживая коня то тут, то там, чтобы обратиться к воинам. Принц проскакал и перед своим личным полком, конь его полупривстал на дыбы, и Оберон, уловив это возбуждение, тоже слегка поднялся на дыбы, его передние ноги напряглись, и жеребец негромко, но резко проржал. И в тот же миг ему откликнулось с десяток других лошадей, тоже волновавшихся в сдерживавших их руках.– Ну вот и пришел наш час, ребята, – воскликнул принц, и смуглое лицо его было таким напряженным и горящим от возбуждения, что Киту оно чем-то напомнило обнаженный клинок. – Не забывайте, чему я вас учил. Вы идете шагом, рысью и галопом только по команде, с обнаженными саблями. Атакуйте их яростно, как черти, с пронзительным боевым кличем. Прорвите их ряды своей мощью! Забудьте о пистолетах, иначе пока вы будете прицеливаться, вражеская шпага уже пронзит вам кишки. Вот если мы подберемся к ним совсем вплотную, то тогда можно будет ими воспользоваться: воткните врагу свой пистолет прямо под ребра, прежде чем выстрелить – так-то уж вы точно не промахнетесь!Солдаты при этом дружно расхохотались, и принц вдруг тоже ухмыльнулся.– Они не устоят против нашего натиска, ребята. Мы уже стали знаменитыми: королевская лейб-гвардия попросила разрешения атаковать вместе с нами – вот какая у нас слава!Лейб-гвардия была легендарным войском – отряд дворян, кони и вооружение которых были настолько красивы, что, как говорили, если бы их пришлось продать, то на вырученную сумму от каждого комплекта можно было бы оснастить целый отряд. Командовал лейб-гвардией кузен короля, лорд Бернард Стюарт.– Так что держите наготове свои сабли, ребята, и ждите команды. Победа сегодня будет за нами!Воодушевляющий гром приветствий сопровождал его к следующему отряду. Взволнованных лошадей с трудом удавалось удерживать на месте, а их седоки подгоняли поудобнее доспехи и вооружение, поглубже надвигали шляпы или каски, проверяли подпруги и стремена. Руперт, объехав полк, вернулся на свое место, а потом почти одновременно с обеих сторон начала обстрел неприятеля артиллерия, и трубы сыграли сигнал «шагом». Ряды кавалерии яростно ринулись вперед, но вскоре им снова пришлось сдержать свой пыл. Склон, идущий от края откоса, был настолько крутым, что поначалу они просто не могли передвигаться быстро. Но едва достигнув более плоской местности, трубачи сыграли «рысью», и вскоре Кит увидел вспышку на острие взметнувшейся вверх сабли Руперта. Сигнал к атаке! И до того, как труба повторила эту команду, волнение передалось от людей к лошадям. Отряд Гамиля находился на передней линии – самых быстрых лошадей всегда ставят вперед, – и когда Руперт пришпорил своего белого коня, пуская его в легкий галоп, Оберон едва не выпрыгнул из-под Кита. А потом всадники уже неслись во весь опор. Кит наклонился вперед, его сабля была готова к бою, глаза неотрывно следили за фигурой Руперта, скакавшего немного впереди Гамиля, а тот, его командир, стремительно несся на Светлячке чуть левее Кита. Со всех сторон гремел волнующий сердце гром от десяти тысяч копыт и леденящий душу жуткий боевой клич. Кит чувствовал запахи конского пота, пота всадников и истолченной травы, вокруг мерцали самые разные краски, мелькали гнедые и серые лошадиные шеи, расширившиеся глаза и откинутые назад уши, кушаки и доспехи, плащи и знамена, шляпы с перьями… От трех тысяч обнаженных сабель вспыхивал свет, подобный раскаленному огню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58