– Так, значит, в Оксфорде есть пуритане? – спросила Мэри-Эстер.– Нет-нет, совсем нет, хотя, думаю, в Лондоне и в восточных графствах их много. Но Оксфорд, мадам, настолько благонамеренное заведение, что лучшего и пожелать нельзя, так что вы можете не опасаться, что меня там испортят.Мэри-Эстер улыбнулась.– Я уверена, что ты слишком хорошо воспитан, чтобы тебя можно было испортить. Но это – опасное племя, все эти рассадники сектантства и раздоров. Как бы мне хотелось, чтобы король был с ними потверже.– О, король, я полагаю, счастлив, что каждый человек поступает в соответствии с велениями своей совести, пока его не потревожат так, чтобы он обратил на это внимание, – ответил Кит. – Но вот его советники – дело другое. Они все до одного пресвитериане, хотя мне и больно говорить это.Мэри-Эстер покачала головой.– И как раз тогда, когда мы уж решили, что избавились от церковных судов и церковного закона. Все, выходит, возвращается на круги своя.– Здесь они бессильны, – утешил ее Кит. – Я твердо верю, что север не изменится никогда. Я чувствую себя так хорошо и спокойно, вернувшись сюда. Однако затронутая нами тема напоминает мне о другом вопросе: почему же мне понадобилось возвращаться? Я полагал, отец, что для завершения образования мне следует пробыть в Оксфорде еще два года.И все обратили взоры к Эдмунду в ожидании его ответа. А он аккуратно положил свой нож рядом с тарелкой, потянулся за хлебом и, не поднимая глаз, сказал:– Ты вернулся, чтобы занять место своего брата. Ричард поедет учиться в Оксфорд, а тебе предстоит взять на себя его обязанности до поры до времени.Наступило молчание. Кит, мельком оглядевшись, понял, что этого не знал никто, кроме, быть может, Мэри-Эстер. Она выглядела серьезной, но спокойной. Дядюшка Амброз внимательно наблюдал за ней, а потом перевел взгляд на Ричарда, который выглядел ошеломленным. Хиро, опустившая глаза, едва только Кит посмотрел на нее, показалась ему довольной.– Вы усылаете меня? – наконец, выговорил Ричард.Эти слова напоминали скорее бессвязное шипение – настолько он был потрясен и разгневан. Эдмунд по-прежнему не поднимал глаз.– Ты должен отправиться в университет. По крайней мере, на два года, возможно, и на более долгий срок. В зависимости от обстоятельств.– Каких? – требовательно спросил Ричард.На этот раз Эдмунд взглянул на него, холодно и тяжело.– Я не позволю тебе задавать мне вопросы в такой неподобающей манере. Помолчи или выйди из комнаты.Ричард резко встал, с такой яростью отпрянув от стола, что его табурет опрокинулся и откатился на метр, а нож со стуком упал на пол.– Вы усылаете меня! – выкрикнул он, навалившись сжатыми кулаками на стол и свирепо глядя на отца. – О, теперь мне понятен ваш план: Кит, говорите, должен занять мое место, так? Ага, теперь я все понял: вы сделаете его наследником, а меня лишите того, что мне по праву принадлежит. И моего сына тоже, вы ограбите и его, что вы всегда и намеревались сделать. А как же со мной быть? Вы просто избавитесь от меня, тихонько отравите меня однажды ночью и…– Ричард! – закричала Мэри-Эстер, достаточно решительно, чтобы остановить его, прежде чем он произнесет то, чего нельзя будет простить. – Довольно! Замолчи!– Довольно, да, более чем довольно, – проговорил Эдмунд бесстрастно, и его спокойствие потрясало. – Тебе лучше всего отправиться в комнату отца Мишеля и поговорить с ним. А когда ты понесешь то наказание, которое он на тебя наложит, иди в свою комнату.Ричард еще какое-то мгновение смотрел ему в лицо. Лица отца и сына были напряжены, одно покраснело от гнева, другое стало белым, однако глаза их так и не встретились. А потом Ричард со злостью оторвал свои руки от стола, смахнув при этом на пол тарелку и кубок. И пока еще раздавался звон, он вышел, не промолвив более ни слова. Эдмунд метнул выразительный взгляд на Патрика, я тот, оставив свое место у стены, последовал за Ричардом. Минуту в столовой царила мертвая тишина, а потом выступил Клемент, чтобы поставить табурет на место и подобрать с пола упавшие приборы. После этого трапеза продолжилась. Глава 5 Когда обед закончился, семейство перебралось в новую гостиную, и Мэри-Эстер, улучив удобный момент, обратилась к мужу:– Эдмунд… позволь, я схожу и поговорю с ним.– С Ричардом? С какой целью?– Чтобы убедить его, что это делается из самых лучших побуждений, а вовсе не для того, чтобы досадить ему. Думаю, мне удастся убедить его.Эдмунд нахмурился.– Он будет делать то, что ему велят, без всяких объяснений, обойдется.Мэри-Эстер посмотрела на него снизу вверх, и в ее глазах заиграли веселые искорки.– Ну, разумеется. Никто в этом и не сомневается, поэтому не надо так сурово смотреть на меня. Но разве ему что-то мешает охотно выполнять твои распоряжения?Какое-то мгновение Эдмунд молчал, а потом кивнул.– Что ж, очень хорошо, – спокойно произнес он.Мэри-Эстер с благодарностью коснулась его руки, а спустя минуту он остался один. Наверху она нашла Патрика, лениво привалившегося к стене. При звуке ее шагов слуга поспешно выпрямился, и по молчаливому обмену взглядами с ним Мэри-Эстер поняла, что Ричард находится в своей спальне.Он лежал лицом вниз, неуклюже распростершись на своей кровати, той самой, в которой спал с Джейн. Ричард не пошевелился и не оглянулся, когда вошла Мэри-Эстер, и даже когда она присела на краешек кровати подле него, он оставался неподвижным. С жалостью посмотрев на его напрягшуюся спину, Мэри-Эстер захотелось погладить его непослушные волосы. Но она отлично понимала, что об этом нечего и думать, и только спокойно сказала:– Ричард, я пришла поговорить с тобой, – он не сделал ни единого движения, и она продолжала: – Я понимаю, что ты меня не любишь, потому что я не твоя мать. Что ж, если ты так сильно ее любил, это делает честь твоему сердцу. Но поверь, у меня нет никаких оснований не любить тебя или желать тебе дурного.На сей раз Мэри-Эстер подождала ответа, и спустя минуту Ричард повернул лицо так, чтобы одним глазом взглянуть на нее.– Чего вы от меня хотите? – проворчал он наконец.– Может быть, ты выслушаешь меня и окажешь мне такую любезность – поверишь, что я говорю искренне? – спокойно спросила она.Он снова отвернулся от нее, но все же пробормотал:– Что ж… говорите.– Ричард, – начала Мэри-Эстер, – ты законный наследник Морлэнда. В один прекрасный день этот дом и все имение, вообще все-все станет твоим, а после тебя перейдет к твоему сыну. Стало быть, то, что ты делаешь, волнует всех нас – вот поэтому твой отец более строг с тобой, чем с младшими мальчиками. А вовсе не потому, что он будто бы ненавидит тебя. Нет, потому, что он тебя любит. – Ричард пробормотал что-то. Она не смогла разобрать слов, но тон его был недоверчивым, и Мэри-Эстер продолжила: – Тебя и дома оставили, когда Кита отправили в школу, только для того, чтобы ты научился управлять имением. Но теперь твой отец полагает, что тебе также следует познать вкус университетской жизни, посмотреть мир – ты ведь кроме Йорка нигде и не бывал. Вот почему он отправляет тебя в Оксфорд. А через пару лет ты станешь образованным хозяином.Мэри-Эстер помолчала. Ричард по-прежнему никак не отозвался на ее слова, но она почувствовала, что он ее слушает. Спустя минуту Мэри-Эстер спросила:– Ричард, ты меня слышишь?– Ага, – грубовато откликнулся он.– И ты веришь, что я говорю тебе правду?Этот вопрос был для него посложнее. После довольно продолжительной паузы Мэри-Эстер очень осторожно положила руку ему на плечо. Но Ричард яростно стряхнул ее.– Да, – огрызнулся он. – Да-да-да! А теперь, будьте любезны, оставьте меня в покое.Он рывком перекинул свое тело через кровать и уселся на ее противоположной стороне, спиной к Мэри-Эстер. Она спокойно поднялась и направилась к двери, но там на мгновение остановилась и оглянулась на пасынка. При виде такой одинокой, хрупкой фигуры ей до боли стало жаль его.– Благослови тебя Господь, – проговорила она чуть слышно и вышла из спальни.Услышав, как закрылась дверь, Ричард какое-то время посидел, не двигаясь, но потом его плечи затряслись, и он спрятал в ладонях лицо.
Овцы Морлэндов, пасшиеся на западных полях, предназначались для стола. К сентябрю они уже нагуляли такой жир на сытной летней траве, что с трудом могли подняться на ноги, чтобы уступить дорогу всаднику, который галопом несся прямо на них со стороны Хэрвуд-Уина. Грива Психеи сверкала на солнце, как золотая монета, а ее небольшие, но крепкие ноги настолько уверенно неслись даже по неровно растущей кормовой траве, что, казалось, лошадь просто летит, совсем не касаясь земли.А Мэри-Эстер и не пыталась сдержать ее. Психея была не из тех лошадей, на которых легко скакать: она никогда не желала идти шагом, если можно было погарцевать, и не хотела гарцевать, если была возможность припуститься галопом, а между тем неторопливые куропатки, выпархивающие из-под ее копыт, могли заставить ее на метр подскочить в воздух. Но сидеть на Психее было легко, особенно если седок располагался по-женски, боком, и кобылка мчалась во весь опор. По навострившимся ушам Психеи Мэри-Эстер поняла, что кобылка приметила овец. Но поселившийся в Мэри-Эстер бесенок заставил ее еще чуть-чуть наклониться вперед и выдохнуть в ухо Психее ободряющее словцо. Шаг лошади увеличился. И когда самая ближняя к ним из овец, с запозданием встревожившись, принялась елозить по траве своим жирным задом, пытаясь подняться, Психея оторвалась от земли, перелетев через перепуганное животное, и беззаботно загарцевала дальше, уклоняясь от остальных овец отары.На дальнем конце поля Мэри-Эстер удалось сдержать лошадь, и они, задыхаясь, подождали, пока их догонит остальная группа. Первым до них домчался Пес, принявшийся виться вьюном вокруг ног Психеи, что заставило ее загарцевать на месте. Потом появилась Руфь на своем гнедом Зефире, а кречет, тень, неистово рвался с ее кулака. Позади к седлу Руфи была приторочена дюжина небольших птиц – утренняя добыча Тени.– Это опасно, – с укором сказала Руфь. – Вы так однажды переломаете ей ноги. Представьте, что она опустила бы ногу в какую-нибудь ямку или овца поднялась бы на минуту раньше?Мэри-Эстер от души рассмеялась, сдерживая Психею, которая чуть было не попятилась от трепетавших крыльев кречета.– Знаю-знаю, только ее ведь так трудно остановить… да она никогда и не опустила бы ногу неверно. По-моему, она вообще не касается земли.Руфь с завистью посмотрела на златогривую лошадь. Хотя она и обожала своего Зефира, сравнение с Психеей было не в его пользу.– И для близнецов это дурной пример, – продолжала Руфь. – Они ведь носятся тут повсюду, не разбирая дороги.А те как раз появились на своих подобранных под пару лошадках. На некотором расстоянии позади близнецов степенно двигалась Мэри-Элеонора, ее сопровождали Нерисса и Клем, который держал сокола Мэри-Эстер. Все они возвращались с соколиной охоты из Хэрвуд-Уина.– Вам повезло, что овцы такие неповоротливые, тетя Мэри, – крикнул Гамиль, подъехав к Мэри-Эстер и Руфи, – а не то вы попали бы в беду.– Ну, будь овцы порезвее, я бы не стала этого делать, – рассудительно ответила Мэри-Эстер. – И кроме того, вы ведь не расскажете это вашему дяде, не так ли?– А зачем рассказывать? – ухмыльнулся Га-миль. – Он и сам вас видел.И он кивнул головой. Мэри-Эстер повернулась, вздрогнув, но Психея трижды прокрутилась на одном месте, прежде чем ее удалось остановить в нужном направлении. Да, теперь она и в самом деле видела, что повыше их, ближе к ручью, находилась группа всадников, среди которых без труда можно было различить Эдмунда по его росту и серебристым волосам.Мэри-Эстер в притворном испуге хлопнула себя рукой по рту.– Да, выходит, что видел. Что ж, мне лучше смиренно поехать к нему и получить заслуженный выговор.– Если, тетушка, вы хотите изобразить смирение, то лучше идите пешком, – посоветовал Га-миль, – поскольку вам нипочем не удастся заставить Психею понурить голову.Повинуясь легкому прикосновению Мэри-Эстер, лошадь беспечно загарцевала в сторону дальней группы всадников, так тряся головой, что ее украшения на уздечке, зазвенев, заиграли на солнце. Спутники Мэри-Эстер подстроились к ней.– С ним какая-то лошадь, – заметила Руфь, прищурив глаза от яркого света. – А слуги держат в поводу пару жеребят… Да уж не Фею ли ведет мой дядя?И в пылу любопытства она перевела Зефира на рысь. Гамиль искоса посмотрел на Хиро, которая в ответ только насмешливо приподняла бровь. Она, разумеется, не могла не заметить, что Гамиль начал ревновать ее к Киту, который проявлял к ней все больший интерес.Эдмунд приветствовал свою супругу, как всегда, сдержанно, слишком заботясь о формальностях, чтобы упрекнуть ее, даже если бы ему этого и хотелось. Да, он и в самом деле вел в поводу Фею, а на вопрос Мэри-Эстер ответил:– Я решил взять ее в Морлэнд на последние недели ее беременности. Хочу, чтобы она находилась поблизости, там, где я мог бы присматривать за ней. Пока стоит теплая погода, Фея может пастись во фруктовом саду.– Она выглядит просто замечательно, сэр! – воскликнул Гамиль.Осанка Феи по-прежнему была великолепной, глаза – ясными, а бока так и лоснились. Да, это была прекрасная лошадь, гнедая со слегка золотистыми гривой и хвостом. С первого взгляда можно сказать, что Психея – одна из ее дочерей.– Для своего возраста она изумительна, – заметил Кит. – Ей уже двадцать один год, отец, да?– Скоро будет двадцать два, – ответил Эдмунд. – Мне вручил ее мой отец в качестве свадебного подарка, когда я женился на твоей матери, тогда Фее было всего три года. Как я понимаю, у тебя выдалось хорошее утро, – добавил он, кивнув на связку битых птиц у седла Клемента.– Этой добычи Джекобу хватит для отменного пирога, – сказала Мэри-Эстер, когда обе группы, соединившись, поскакали в сторону Морлэнда.Руфь пристроилась к Киту, который слегка потеснил свою Болтунью, чтобы освободить для кузины место на тропе.– А что это за жеребята? – поинтересовалась Руфь, показывая на двух молодых лошадей, которых вели слуги в конце кавалькады. – Вот этот, большой и рыжеватый, похож на Оберона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58