– Но, дитя мое, если ваша мать найдет вам подходящего мужа, вы примиритесь с этим? В конце концов, у вас всегда будет достаточно денег, да еще появится собственный дом и множество слуг. Вы сможете ездить на охоту, ходить в гости и вообще делать все, что вам заблагорассудится.
Изабелла подхватила поводья Лайарда и печально отвернулась.
– Ты по-прежнему ничего не понимаешь, – вздохнула она. – Ты просто не можешь этого понять. Ты мужчина. Выйти замуж – это значит рожать детей. – И не произнеся больше ни слова, Изабелла повела Лайарда в стойло.
Собравшийся в апреле парламент долго и горячо обсуждал вопросы, связанные с торговлей тканями, и по довольному выражению, появившемуся на лице Элеоноры в тот момент, когда она услышала о новых законах, принятых на сей счет, можно было предположить, что и она приложила к этому руку. Новые законы запрещали ввозить в страну иноземные материи; указывали, какой должна быть каждая штука сукна, и строго предписывали расплачиваться за шерсть и ткани только деньгами или золотом. Эти правила защищали английских торговцев от чужеземных купцов и клали конец производству скверных тканей внутри страны. Одновременно был принят закон о том, что с работниками, занятыми на сукновальнях, отныне надлежит рассчитываться только наличными, а не натурой; этот же закон устанавливал минимальные и максимальные размеры жалованья, и теперь трудовому люду незачем было то и дело переходить от одних хозяев к другим.
Элеонора же все время была по-прежнему занята усиленными поисками подходящей сукновальной машины. И наконец женщина нашла именно то, что надо. Машина была установлена на берегу ручья, который благодаря быстрому течению не замерзал даже в самые лютые холода, и находилась всего в четырех милях от «Имения Морлэндов»; вокруг раскинулись хорошие ровные поля, вполне подходящие для того, чтобы построить на них подсобные помещения для обработки тканей.
Хозяином машины был некий Эзра Бразен, торговец тканями из Йорка, не слишком заинтересованный в том, чтобы самому выделывать материю, но, тем не менее, владевший этой сукновальней, а также еще и двумя мельницами, дававшими ему кое-какой дополнительный доход. Бразену было лет под пятьдесят, был он вдовцом, так и не обзаведшимся детьми, и в определенных кругах пользовался славой весьма ловкого дельца. Поговаривали, что и эта сукновальная машина, и обе мельницы достались ему путем, который лишь отчасти можно было считать законным. Бразен жил один в большом доме на Кони-стрит, где держал трех слуг; еду вдовцу приносили с постоялого двора напротив; там же, в конюшне, стояли лошади Бразена, а одевался он богато и модно, как и положено торговцу тканями.
Элеонора, как обычно, начала переговоры с ним во дворе храма, где они, якобы случайно, столкнулись как-то утром после мессы, а неделей позже пригласила вдовца на обед в «Имение Морлэндов». Здесь Бразен никому особо не понравился, ибо, несмотря на свой прекрасный костюм, имел весьма непрезентабельный вид: гладкие седеющие волосы, морщинистое лицо простого ремесленника, гнилые зубы... был он невысок и худ, но, судя по тому, как ловко сдерживал свою крупную норовистую лошадь, обладал немалой силой. Правда, Изабелле показалось, что при этом он слишком уж часто пускал в ход хлыст. Дэйзи не понравилось довольно бесцеремонное поведение Бразена за столом, а Эдуард посчитал, что торговец не выказывает должного уважения семье Морлэндов, которая, как-никак, имела собственный герб и числилась в личных друзьях короля.
Однако никто из Морлэндов не высказывал своих мыслей вслух, ибо предполагалось, что после обеда Элеонора просто договорится с Бразеном о цене сукновальной машины, и на том они расстанутся. За обедом вся семья вела себя с гостем вежливо, слушала его разглагольствования, помалкивала, даже если не была согласна с его мнением. После обеда Элеонора предложила прогуляться по саду; это значило, что она намерена перейти к делу, и, когда все прочие отказались подышать свежим воздухом, она удалилась вдвоем с Бразеном. За ними следовали лишь две горничные.
Они гуляли по саду часа два, после чего Эзра Бразен отклонил приглашение отужинать, сославшись на неотложные дела. Проводить гостя вышли Эдуард и Элеонора. Они наблюдали, как он сел на лошадь, кликнул свою собаку и выехал со двора; потом мать и сын отправились ужинать.
– Полагаю, он заломил немалую цену, – словно мимоходом заметил Эдуард. – Говорят, что он довольно крепкий орешек, когда дело доходит до денег.
Элеонора казалась какой-то странно задумчивой. Она взглянула на своего сына так, будто не понимала, о чем он говорит.
– Что? А... Он вообще ничего не хочет продавать, – ответила она наконец с отсутствующим видом.
Эдуард вскинул брови.
– Что значит – не хочет? Вы хотите сказать, что его не устраивает та цена, которую вы ему предложили?
– Нет, не совсем так. Хотя, в общем, да. Он не желает продавать, он хочет быть совладельцем...
Эдуард остановился и схватил мать за руку.
– Матушка, о чем вы толкуете? Может, вы объясните мне наконец, до чего вы с ним договорились?
– Не надо на меня кричать, – резко оборвала его Элеонора.
– Я на вас не кричу. Но я точно так же, как и вы, занимаюсь делами нашего поместья, и вам это отлично известно, хотя постороннему человеку может показаться, что я не имею к ним никакого отношения. До чего вы договорились с этим Бразеном?
– Ни до чего мы с ним не договорились, – уклонилась от прямого ответа Элеонора.
– Тогда как вы предполагаете договориться? Женщина вздохнула.
– Он хочет жениться на Изабелле. Наступило короткое молчание.
– Жениться на Изабелле? Но зачем, ради всего святого, это ему понадобилось?
– Мне кажется, она ему понравилась. Кроме того, это сразу же делает его членом нашей семьи – а связи могут оказаться очень полезными для его торговли. Он очень богат, и у него нет детей. Если у Изабеллы будут от него дети, они унаследуют все, а если нет, то все останется ей. Конечно, за ней надо будет дать и какое-то приданое, но не слишком большое, учитывая те выгоды, которые принесет ему этот брак...
– Матушка! – перебил её Эдуард. – Вы говорите так, словно и впрямь всерьез обдумываете это предложение.
– Ну конечно же, я обдумываю его, – удивленно ответила Элеонора. – А почему бы и нет?
– Но зачем?
– Мы бесплатно получаем в пользование сукновальную машину – да еще полную свободу распоряжаться по своему усмотрению прилегающими к ручью землями. Бразен берется продавать наши ткани за небольшие комиссионные – а ведь сейчас мы продаем их посторонним торговцам, из чего тс извлекают огромную прибыль! А когда Бразен умрет – а он не так уж и молод, – все переходит к нам. Теперь ты понимаешь?
– Но, матушка... Из-за этого отдавать за него замуж Изабеллу? Наверняка есть какой-нибудь другой способ договориться с ним!
– То-то и оно, что нет. И кроме того, почему бы Изабелле не выйти за него замуж? Что в этом плохого? Когда-нибудь ей все равно надо так или иначе устраивать свою жизнь, а другого такого предложения может и не быть. Не забывай, что ей уже двадцать шесть. Может быть, она уже даже не способна рожать детей. Я вообще могу только удивляться, что он захотел взять её в жены.
– Но он... он человек не нашего круга. Он груб, неотесан, ест как свинья и...
– Он богат, хорошо одевается, держит прислугу, у него прекрасный дом, а что до его манер, то если они несколько грубоваты, то все-таки гораздо лучше тех, которые были у твоего деда, и уж если я смогла тогда примириться с ними, то и вы теперь тоже как-нибудь сумеете стерпеть поведение Эзры Бразена.
– Значит, вы намерены согласиться?.. – спокойно спросил Эдуард.
– Намерена. Так что не о чем больше и говорить. Пошли ужинать.
– А когда вы собираетесь сказать об этом Изабелле?
– Когда посчитаю нужным.
– Я думаю, что мы должны сообщить ей обо всем немедленно. В конце концов, её это касается в первую очередь.
– Это её вовсе не касается! Вспомни, что произошло, когда ей было позволено самой выбрать себе мужа. В вопросах брака решения должны принимать родители, а дочерям надлежит поступать так, как им скажут, – резко ответила Элеонора и направилась к дому, всем своим видом показывая, что разговор закончен. Эдуард с озабоченным лицом последовал за матерью.
Когда вся семья уселась за стол и Джоб проследил, чтобы все кубки были наполнены вином или элем, Морлэнды, естественно, принялись горячо обсуждать своего сегодняшнего гостя.
– Какой-то кошмарный карлик, – беззаботно прощебетала Дэйзи. – Я думала, мне станет дурно, когда он принялся ковырять в зубах кончиком ножа.
– Больно ты нежная, – холодно осадила её Элеонора.
Молодая женщина даже несколько удивилась, ибо Элеонора всегда была очень щепетильна в вопросах поведения за столом, но Изабелла, не обратившая внимания на то, что обстановка накаляется, подхватила слова Дэйзи:
– Что мне в нем понравилось, так это как она хлестал свою лошадь. Может быть, он и хороший наездник, но уж больно часто пускает в ход плетку. А вы заметили, как его боится его же собственная собака? Уверена, он бьет и её.
Эдуард взглянул на свою мать с выражением, которое должно было означать: «Вот видите?» Элеонора раздраженно побарабанила пальцами по столу.
– Хватит, Изабелла. Твое мнение никого не интересует.
– Но я только хотела сказать...
– Помолчи.
– Но Дэйзи говорила...
– Помолчи.
– Матушка... – начал Эдуард.
Джоб, обходивший вокруг стола, чтобы убедиться, что все в порядке, остановился и насмешливо посмотрел на свою госпожу. Элеонора холодно встретила его взгляд и обратилась сразу ко всем присутствующим:
– Коли вы все намерены обсуждать нашего гостя столь недостойным образом, я лучше сразу вам скажу, что мистер Бразен только что попросил у меня руки Изабеллы.
Воцарилась потрясенное молчание, а Изабелла! изменилась в лице.
Первой осмелилась заговорить Дэйзи:
– Надеюсь, вы отказали ему, матушка? Элеонора обратила свой ледяной взгляд на невестку.
– Я не отказала и не дала согласия. – Изабелла перевела дух. – Но я намерена принять его предложение, если мы договоримся об условиях этого брака.
– Матушка, нет! Вы не можете! – крикнула Дэйзи. – Чтобы такой ужасный, похожий на обычного простолюдина человек женился на Изабелле Морлэнд, одной из богатейших девушек...
– Ты забываешь, – спокойно прервала её Элеонора, – что она давно уже не девушка. А партия очень выгодная. Он невероятно богат, и у него нет детей. Изабелла – или её дети, если Господь пошлет им таковых, – унаследует все, чем он владеет.
Выронив ложку, Изабелла молча уставилась на свою мать; глаза молодой женщины казались двумя темными дырами на белом листе бумаги. Но при слове «дети» Изабелла вскочила, вскрикнула, как раненая лань, и бросилась вон из комнаты, опрокинув свой кубок с вином, содержимое которого разлилось по белой скатерти, точно лужа крови.
Разговор на эту тему возобновился вечером, и постепенно члены семьи один за другим стали склоняться к тому, чтобы признать правоту Элеоноры. Дэйзи в конце концов пришлось согласиться с тем, что партия и вправду неплохая, если мерить общепринятыми мерками, и что во всяком случае для Изабеллы это будет лучше, чем идти в монастырь. Эдуард нехотя высказался в том смысле, что с лица воды не пить и что манеры Бразена немногим хуже тех, которыми могут похвастаться многие видные горожане из числа знакомых Морлэндов. Тринадцатилетний Джон вообще не понимал, из-за чего разгорелся весь сыр-бор, заметив лишь, что это, наверное, здорово – жить в городе, где каждый день происходит столько интересного, а не скучать вдали от Йорка, в уединенной усадьбе.
Но только Джобу было дано до конца понять чувства Изабеллы, благо из всей семьи он проводил с ней больше всего времени и ему единственному поверяла она свои мысли. На следующее утро, когда весь дом еще спал, Джоб побеседовал с Элеонорой с глазу на глаз, перехватив её по возвращении из часовни, где она взывала в одиночестве к Господу и Пресвятой Деве Марии, взяв себе в последнее время за правило проводить каждое утро полчаса на коленях перед образом Богоматери, молясь за упокой души мужа и сыновей. Теперь в часовне сразу при входе стоял прекрасный мраморный памятник, изображавший юного солдата, с датами рождения и смерти и именами обоих, но с лицом Томаса.
Едва взглянув на Джоба, Элеонора поняла, что он пришел её умолять, и отлично знала, о чем. Женщина сурово поджала губы.
– Мадам...
– Нет, Джоб. Я знаю, что ты хочешь мне сказать, но на этот раз можешь не расходовать своего красноречия понапрасну. Однажды ты сумел переубедить меня, но на этот раз я буду непреклонна.
– Но она не хочет выходить за него замуж, госпожа, – начал Джоб.
Элеонора сердито воскликнула:
– Что? При чем тут её желания? Она сделает так, | как ей будет велено, и моего слова для неё должно быть достаточно. Она всю жизнь поступала по-своему. Отец избаловал её, а ты уговорил меня в тот раз отнестись к ней более снисходительно, чем она того заслуживала. Какие такие достоинства мадам Изабеллы заставляют всех виться вокруг неё и плясать под её дудку? Она всегда была эгоистичной, самовольной девчонкой, и я не вижу причин для того, чтобы все в этом доме думали только о том, как ублажить её.
– Но это не так...
– А как?
– Она говорила со мной...
– Не сомневаюсь.
– Она будет так несчастна...
– Глупости. Послушай, Джоб, дорогой мой друг, ты-то хоть понимаешь, что если она не обвенчается с Бразеном, то ей одна дорога – в монастырь? А там ей будет гораздо хуже. Нет, на этот раз я твердо решила – может быть, для неё это последний шанс найти свое счастье.
Взгляд Джоба был весьма красноречив, но верный слуга ничего не сказал.
Элеонора положила свою ладонь на его руку и спросила:
– Так все-таки, что такое с Изабеллой, из-за чего ты говоришь со мной подобным образом? Она ведь всегда была твоей любимицей, разве нет?
Джоб усмотрел в этом последнюю возможность спасти Изабеллу и, хотя его бросало в дрожь при одной мысли о том, чем все это может кончиться, он, с трудом сглотнув комок в горле, все-таки сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75