Глава вторая

На исходе летнего семестра кузен Джаспер удостоил меня последним визит
ом и великой ремонстрацией. Накануне я сдал последнюю экзаменационную р
аботу по новейшей истории и был свободен от занятий; темный костюм Джасп
ера в сочетании с белым галстуком красноречиво свидетельствовал о том, ч
то у моего кузена, напротив, сейчас самые жаркие денечки, и на лице у него б
ыло усталое, но не умиротворенное выражение человека, сомневающегося в т
ом, что он сумел показать себя наилучшим образом в вопросе о дифирамбике
Пиндара. Долг и только долг привел его в тот день ко мне, хотя лично ему это
было крайне неудобно Ц и мне, надо сказать, тоже, ибо он застал меня в двер
ях, я торопился сделать последние распоряжения в связи со званым ужином,
который давал в тот вечер. Это должен был быть ужин из серии мероприятий, п
редназначенных умилостивить Хардкасла, чей автомобиль мы с Себастьяно
м оставили на улице и тем навлекли на него серьезные неприятности с прок
торами.
Джаспер отказался сесть: он пришел не для дружеской беседы; он встал спин
ой к камину и начал говорить со мной, по его собственному выражению, «как д
ядя с племянником».
Ц За последнюю неделю или две я несколько раз пытался с тобой увидеться.
Признаться, у меня даже возникло ощущение, что ты меня избегаешь. И если эт
о так, Чарльз, то ничего удивительного я в этом не нахожу.
Ты, вероятно, считаешь, что я лезу не в свое дело, но я в каком-то смысле за те
бя отвечаю. Ты не хуже моего знаешь, что после… после войны твой отец неско
лько утратил связь с жизнью и живет как бы в собственном мире. Не могу же я
сидеть сложа руки и смотреть, как ты совершаешь ошибки, от которых тебя мо
гло бы оградить вовремя сказанное слово предостережения.
На первом курсе все делают ошибки. Это неизбежно. Я сам чуть было не связал
ся с совершенно невозможными людьми из Миссионерской лиги, они в летние
каникулы организовали миссию для сборщиков хмеля, но ты, мой дорогой Чар
льз, сознательно или по неведению, не знаю, угодил со всеми потрохами в сам
ое дурное общество, какое есть в университете. Ты, может быть, думаешь, что,
живя на частной квартире, я не вижу, что делается в колледже, зато я слышу. И
слышу, пожалуй, даже слишком много. В «Обеденном клубе» я по твоей вине вдр
уг сделался предметом насмешек. К примеру, этот тип, Себастьян Флайт, с кот
орым ты так неразлучен. Может быть, он и неплох, не знаю. Его брат Брайдсхед
был человек положительный. Хотя этот твой приятель, на мой взгляд, держит
ся престранно, и он вызывает толки. Правда, у них вся семья странная. Ведь М
арчмейны с начала войны живут врозь. Это всех страшно поразило, их считал
и такой любящей четой, но он вдруг в один прекрасный день уехал со своим по
лком во Францию и так с тех пор и не вернулся. Словно погиб на войне. А она ка
толичка, поэтому не может получить развода, вернее, не хочет, я так понимаю
. В Риме за деньги можно получить что угодно, а они феноменально богаты. Фл
айт, может быть, и неплох, допускаю, но Антони Бланш Ц для этого человека н
ет и не может быть абсолютно никаких оправданий.
Ц Мне и самому он не особенно нравится, Ц сказал я.
Ц Но он постоянно вертится здесь, и в колледже этого не одобряют. Его зде
сь терпеть не могут. Вчера его опять окунали. Ни один из твоих теперешних п
риятелей не пользуется у себя в колледже ни малейшим весом, а это самый ве
рный показатель. Они воображают, что, раз они могут сорить деньгами, значи
т, им все дозволено.
Кстати, и об этом. Мне не известно, какое содержание назначил тебе дядюшка
, но держу пари, ты расходуешь в два раза больше. Вот это все, Ц он обвел рук
ой обступившие его признаки расточительности. Он был прав: моя комната с
бросила свое строгое зимнее одеяние и, пренебрегая постепенностью, смен
ила его на более пышные одежды. Ц Оплачено ли это? (Сотня португальских с
игар в богатой коробке на столике.) Или вот это? (Кипа новых книг легкого со
держания.) Или это? (Хрустальный графин с бокалами.) Или этот вопиющий пред
мет? (Человеческий череп, приобретенный совсем недавно на медицинском фа
культете, а теперь лежащий в широкой вазе с позами и являющийся в настоящ
ее время главным украшением моего стола; на лобной кости был выписан дев
из: «Et in Arcadia ego»).
Ц О да, Ц сказал я, радуясь возможности отвести хоть одно обвинение. Ц З
а череп потребовали наличными.
Ц Науками ты, конечно, не занимаешься. Это, правда, не так уж и важно, особе
нно если ты предпринимаешь в интересах своей карьеры что-то другое, но пр
едпринимаешь ли ты что-нибудь? Выступал ли ты хоть раз в Студенческом сою
зе или в каком-нибудь клубе? Связан ли с каким-нибудь журналом? Приобрел л
и по крайней мере положение в Университетском театральном обществе? А тв
оя одежда! Ц продолжал мой кузен. Ц Когда ты приехал, я, помнится, посовет
овал тебе одеваться, как в загородном доме. Сейчас на тебе такой костюм, сл
овно ты собрался то ли в театр смотреть утренний спектакль, то ли за город
выступать в самодеятельном хоре.
И потом вино. Никто не скажет худого слова, если студент слегка напьется р
аз или два в семестр. Более того, в некоторых случаях это необходимо. Но те
бя, как я слышал, постоянно встречают пьяным среди бела дня.
Он выполнил свой тяжкий долг и перевел дух. Предэкзаменационные заботы с
разу же снова легли ему на сердце.
Ц Мне очень жаль, Джаспер, Ц сказал я. Ц Я понимаю, что тебе это может при
чинять затруднения, но мне, к несчастью, нравится мое дурное общество. И мн
е нравится напиваться среди бела дня, и хотя я еще не истратил Денег вдвой
не против моего содержания, до конца семестра, безусловно, истрачу. А в это
время дня я обычно выпиваю бокал шампанского. Не составишь ли мне компан
ию?
Кузен Джаспер признал себя побежденным и, как я узнал впоследствии, напи
сал о моих излишествах своему отцу, который в свою очередь написал моему
отцу, а он не придал этому значения и не предпринял никаких мер, отчасти по
тому, что уже без малого шестьдесят лет питал к брату неприязнь, а отчасти
потому, что, как сказал Джаспер, после смерти моей матери жил теперь как бы
в собственном мире.
Так Джаспер описал в общих чертах мое житье в первый год студенчества. К э
тому можно прибавить еще кое-какие подробности в том же духе.
Я еще раньше сговорился провести пасхальные каникулы с Коллинзом, и хотя
без колебаний нарушил бы слово при первом же знаке Себастьяна, однако от
него знака не последовало, и, соответственно, мы с Коллинзом провели две н
едели в Равенне Ц поездка, весьма полезная в познавательном отношении и
отнюдь не обременительная для кармана. Пронизывающий ветер с Адриатики
гулял среди величественных гробниц. В номере гостиницы, рассчитанном на
более теплую погоду, я писал длинные письма Себастьяну и ежедневно заход
ил на почту за ответами. Он прислал мне два, с разными обратными адресами и
без каких-либо определенных сведений о себе, поскольку писал в стиле ост
раненно-фантастическом (ч….У мамы и двух пажей-поэтов три насморка, поэто
му я приехал сюда. Завтра праздник святого Никодима Тиатирского, который
принял мученическую смерть от гвоздей, каковыми ему прибили к темени ку
сок овчины, и потому почитается патроном плешивцев. Скажите это Коллинзу
, который, я уверен, облысеет раньше нас. Здесь чересчур много людей, но у од
ного Ц хвала небу Ц в ухе слуховая трубка, и от этого у меня хорошее наст
роение. А теперь бегу Ц я должен поймать рыбу. Слать ее вам слишком далеко
, потому я сохраню хребет…»), и от этих писем я только еще больше мрачнел. За
то Коллинз делал заметки для своей будущей работы о преимуществах фотог
рафических снимков со знаменитых мозаик над оригиналами. Здесь было пос
еяно семя будущего урожая всей его жизни. Много лет спустя, когда вышел в с
вет первый увесистый том его по сей день не завершенного труда о византи
йском искусстве, я с умилением прочел в списке лиц, коим приносилась авто
рская признательность, свою фамилию»…Чарльзу Райдеру, чье всевидящее о
ко помогло мне впервые увидеть мавзолей Галлы Плацидии и Сан-Витале».
Я часто думаю, что, если бы не Себастьян, я, возможно, пошел бы по той же доро
ге, что и Коллинз, и тоже крутил бы всю жизнь водяное колесо истории. Отец м
ой в юности держал экзамен в колледж Всех Усопших и в те годы жаркой конку
ренции провалился; позже к нему пришли другие успехи и почести, но та перв
ая неудача наложила печать на его душу, а через него и на мою, так что я пост
упил в университет с твердым ошибочным убеждением, что именно в этом ест
ественная цель всякого разумного существования. Я бы, без сомнения, тоже
провалился, но, провалившись здесь, возможно, проник бы в какие-нибудь мен
ее высокие академические круги. Возможно, и все же, думается мне, маловеро
ятно, ибо горячий ключ анархии, зарождаясь в глубинах, где не было ничего т
вердого, вырывался на солнце, играя всеми цветами радуги, и силе его порыв
а не могли противостоять даже скалы.
Как бы там ни было, но те пасхальные каникулы составили недлинный ровный
участок на моем головокружительном пути под откос, о котором говорил мой
кузен Джаспер. Впрочем, вел ли этот путь вниз или, может быть, вверх? Мне каж
ется, что с каждым днем, с каждой приобретенной взрослой привычкой я стан
овился моложе. Я провел одинокое детство, обобранное войной и затененное
утратой; к холоду сугубо мужского английского отрочества, к преждевреме
нной солидности, насаждаемой школами, я добавил собственную хмурую печа
ль. И вот теперь, в тот летний семестр с Себастьяном, я словно получил в под
арок малую толику того, чего никогда не знал: счастливого детства. И хотя и
грушками этого детства были шелковые сорочки, ликеры, сигары, а его шалос
ти значились на видном месте в реестрах серьезных прегрешений, во всем, ч
то мы делали, была какая-то младенческая свежесть, радость невинных душ. В
конце семестра я сдал курсовые экзамены Ц это было необходимо, если я хо
тел остаться в Оксфорде, и я их сдал, на неделю запершись от Себастьяна в с
воих комнатах, где допоздна просиживал за столом с чашкой холодного черн
ого кофе и тарелкой ржаного печенья, набивая себе голову так долго остав
авшимися в небрежении текстами. Я не помню из них сегодня ни единого слов
а, но другие, более древние познания, которые я в ту пору приобрел, останут
ся со мною в том или ином виде до моего смертного часа.
«Мне нравится это дурное общество и нравится напиваться среди бела дня»
Ц тогда этого было довольно. Нужно ли прибавлять что-нибудь сейчас?
Когда теперь, через двадцать лет, я оглядываюсь назад, я не нахожу ничего,
что мне хотелось бы изменить или отменить совсем. Против петушиной взрос
лости кузена Джаспера я мог выставить бойца не хуже. Я мог бы объяснить ем
у, что наши проказы подобны спирту, который смешивают с чистым соком вино
града, Ц этому крепкому, таинственному составному веществу, которое од
новременно придает вкус и задерживает созревание вина, делая его на како
е-то время непригодным для питья, так что оно должно выдерживаться в темн
оте еще долгие годы, покуда наконец не придет его срок быть извлеченным н
а свет и поданным к столу.
Я мог бы объяснить ему также, что знать и любить другого человека Ц в этом
и есть корень всякой мудрости. Но меня нисколько не тянуло вступать с ним
в препирательство, я просто сидел и смотрел, как он, прервав свою битву с П
индаром, облаченный в темный костюм, белый галстук и студенческую мантию
, произносит передо мною грозные речи, меж тем как я потихоньку наслаждаю
сь запахом левкоев, цветущих у меня подокном. У меня была тайная и надежна
я защита, талисман, который носят на груди и, нащупывая, крепко сжимают в м
инуту опасности. Вот я и сказал ему то, что было, между прочим, совершенной
неправдой Ц будто в этот час я обычно выпиваю бокал шампанского, Ц и при
гласил его составить мне компанию.
На следующий день после великой ремонстрации Джаспера я получил еще одн
у Ц в совсем других выражениях и из совершенно неожиданного источника.

В течение всего семестра я виделся с Антони Бланшем несколько чаще, чем э
то вызывалось моим к нему расположением. Я жил среди его знакомых, но наши
встречи с ним происходили по его инициативе, а не по моей, ибо я относился
к нему с некоторым испугом.
Он был едва ли старше меня годами, но казался умудренным опытом, как Вечны
й Жид. К тому же он был кочевник, человек без национальности. В детстве, пра
вда, из него попытались было сделать англичанина, и он провел два года в Ит
оне, но затем, в разгар войны, презрев вражеские подводные лодки, уехал к м
атери в Аргентину; и к свите, состоящей из лакея, горничной, двух шоферов, б
олонки и второго мужа, прибавился умненький, нахальный мальчик. С ними он
изъездил вдоль и поперек весь мир, день ото дня совершенствуясь в порока
х, точно Хогартов паж. Когда война кончилась, они вернулись в Европу Ц в г
остиницы и меблированные виллы, на воды, в казино и на пляжи. В возрасте пя
тнадцати лет он на пари переоделся девушкой и играл за большим столом в Ж
окейском клубе Буэнос-Айреса; он обедал с Прустом и Жидом, был в близких о
тношениях с Кокто и Дягилевым; Фербэнк дарил ему свои романы с пламенным
и посвящениями; он послужил причиной трех непримиримыx фамильных ссор на
Капри; занимался черной магией в Чефалу; лечился от наркомании в Калифор
нии и от эдипова комплекса в Вене. Мы часто казались детьми в сравнении с А
нтони Ц часто, но не всегда, ибо он был хвастуном и задирой, Ц а эти свойст
ва мы успели изжить в наши праздные отроческие годы на стадионе и в класс
е; его пороки рождались не столько погоней за удовольствиями, сколько же
ланием поражать, и при виде его изысканных безобразий мне нередко вспоми
нался уличный мальчишка в Неаполе, с откровенно непристойными ужимками
прыгавший перед изумленными английскими туристами;
1 2 3 4 5 6 7 8