Но этим возражением, как бы сильно и внушительно оно ни было, не
исчерпывается критика контовского построения. И этим возражением не
ограничивается и Вл.
Соловьев. Если допустить, справедливо рассуждает Вл. Соловьев, вместе с
Контом полную аналогию между индивидуальным и историческим духовным
развитием, то следует заметить, что первоначальное состояние ребенка вовсе
не характеризуется преобладанием теологических или фетишистских
представлений. Чтобы об'яснить явления окружающего мира, как произведение
невидимых духовных деятелей, нужно предварительно пройти через очень
сложные умственные процессы, которые на высших стадиях развития
представляются весьма простыми и элементарными. Состояние ума грудного
ребенка подходит более к позитивизму, если определить последний вместе с
Контом, как ограничение всего познания областью чувственных фактов. Затем,
с пробуждением и развитием сознания под влиянием дара слова, следует
метафизический период детства, когда мышление ребенка определяется главным
образом категориями субстанции, причинности и цели. Всем известны вопросы
детей - откуда, почему, зачем, те вопросы, прибавляю я, благодаря которым
французы называют ребенка этого возраста "m-r pourqoi". А за детской
пытливостью нередко наступает отроческая религиозность. Этим, однако,
думает Вл. Соловьев, дело не заканчивается. Указанные Контом периоды могут
повториться и нередко повторяются и в обратном порядке. Так называемый
позитивизм зрелого возраста отличается более практическим характером,
нежели теоретическим обоснованием мировоззрения.
Переходя далее к истории человечества, Вл. Соловьев справедливо
указывает на то, что целый и законченный круг развития метафизики
(греческая философия), вместо того, чтобы следовать за окончанием
теологической стадии (как того требует закон Конта), напротив, предваряет
на много веков эпоху господства теологии средневековья. Только с XV
столетия закон трех стадий как будто входит в силу.
Ибо за господством теологии следует развитие и господство новой
метафизики и сменившей ее положительной науки. Но и на этом цикле
историческое развитие мировоззрения отнюдь не заканчивается, так как после
периода позитивизма, мы снова видим расцвет метафизики и т. д. Все эти
соображения русского мыслителя бьют в цель, но к ним, раз уже речь идет о
Контовском законе, надо прибавить, что и Конт, открывший этот так
называемый закон, и контисты, а также противники этого закона, в том числе
и Вл. Соловьев, рассуждая об этом законе, имеют дело с высшей, самой
квалифицированной интеллигенцией. Мне думается, что мировоззрение народных
масс слагается иными путями. И если верно и тонко замечание Вл.
Соловьева, что первая стадия развития ребенка может быть определена в
духе позитивизма, то дальнейшая ступень развития детей народных масс вряд
ли характеризуется метафизическими моментами и сознательной
религиозностью. Дети крестьян и рабочих не лишены, конечно,
любознательности, но вопросы, с которыми они обращаются к окружающим их
взрослым, носят преимущественно практический, конкретный характер. Эти
вопросы касаются реальных окружающих вещей и их взаимоотношений. Они, эти
вопросы, определяются не категорией субстанции и причинности, а имеют в
виду категорию цели в непосредственно утилитарном значении. - Зачем
такое-то действие? К чему служит тот или другой предмет? и т.
д. Вопросы - откуда? почему? и зачем? в их отвлеченном метафизическом
значении вопросы, которые приводят в восторг членов интеллигентской семьи,
не встретили бы ни малейшего сочувствия и ни малейшего поощрения в
крестьянской и рабочей семье, члены которой постоянно озабочены и
подавлены тяжестью реальной действительности, и у которых нет времени
вникать в смысл вопроса, лишенного конкретного, практического содержания.
Да, в трудовой обстановке они не могут возникнуть в детской голове. Досуг
и определенный минимум материального обеспечения культурными ценностями
делают возможным развитие и культивирование философской детской
любознательности.
Размышления этого порядка и в голову не приходят мыслителям, являющимся
идеологами высших, привилегированных классов. Когда у них речь идет о
человеческой индивидуальности, то этой индивидуальностью оказывается
всегда и неизменно человек, вышедший из привилегированного класса. В таком
методологическом подходе чрезвычайно ярко сказывается психология и способ
мышления идеолога высших господствующих сословий. Если бы Конт судил о
позитивистском характере своей эпохи не по умственному состоянию кружка
крупных ученых, которым он читал свой "Курс позитивной философии", а
спросил бы себя, какое мировоззрение исповедывало французское крестьянство
и большинство рабочих 20-х годов XIX столетия, знаменитая триада потерпела
бы полное крушение. Ибо крестьяне и рабочие Франции эпохи Конта в
большинстве своем находились, без всякого сомнения, на теологической
стадии развития, проникнутой первобытным фетишизмом. В том-то и беда и
прямо непостижимое заблуждение идеалистических толкователей исторического
хода развития, что они бессознательно, в силу вкоренившейся привычки,
отождествляют количественно ничтожную часть человечества, незначительную
группу мировой интеллигенции, со всем человечеством в его великом,
безбрежном целом. Это вкоренившееся, неистребимое заблуждение является
также основой философско-исторической формулы О. Конта.
Впрочем, необходимо тут же отметить, что сам Конт чувствовал
несостоятельность и, если можно так выразиться, тесноту своего об'яснения
исторического хода вещей. Испытав на себе сильное влияние С. Симона,
который, как известно, придавал огромное значение экономическим отношениям
и в первую голову промышленности, Конт вынужден был признаться, что его
теория не совсем применима к периоду, продолжавшемуся от XIV столетия до
его времени. В течение этого исторического периода, думает Конт, не только
идея, а также промышленность обусловливала собою социальное развитие.
Какой же, спрашивается, вес может иметь философско-историческая теория,
которая бессильна об'яснить не более, не менее, как шесть столетий
исторической жизни? Ясно, что, по существу дела, - решительно никакого.
На этом покончим наши критические замечания по поводу формулы Конта,
повторяя, что подробное рассмотрение влияния идей в историческом процессе
развития - впереди.
А теперь перейдем к изложению главных основ социологии продолжателя
Конта Герберта Спенсера.
Органическая теория Герберта Спенсера пользуется такой известностью у
значительной части читающей публики, что изложение ее принципов может
показаться излишним. Но в интересах критики и конечной критической оценки
этой господствующей в буржуазной социологии теории такое изложение
безусловно необходимо. Думаю также, что старое правило repetio est mater
studiorum всегда сохраняет свое значение. Прибавляю к тому же, что очень
часто популярные теории именно благодаря своей популярности по существу
плохо усвоены.
Во второй части I тома "Оснований социологии" Спенсер старается
определить свое отношение к своим предшественникам. Это определение четко
выявляет существенные черты органической теории. Остановимся на нем.
Своими предшественниками Спенсер считает Платона, Гоббса и Конта. Но,
считая этих мыслителей своими предшественниками, он не разделяет их
социологических воззрений в главной их основе. "В "Республике" Платона, -
говорит Спенсер, - Сократ утверждает, что государства таковы, каковы люди,
ибо в основании их лежат людские характеры". Это утверждение
представляется Спенсеру непонятым до сих пор в его настоящем значении.
Разделяя вполне эту истину, Спенсер продолжает:
"разделение труда описывается в этом сочинении ("Республика" Платона.
А.), как общественная необходимость, но оно изображается скорее, как
порядок, который следует установить, чем устанавливающийся сам собою".
Очевидно, следовательно, что, с точки зрения Спенсера, государство не
устанавливается сознательным способом, а вырастает, как нечто
органическое, естественным путем слагаясь из человеческих характеров.
Признавая далее сходство между своей общественной теорией и социальным
учением Гоббса, Спенсер подчеркивает решительно свои разногласия и с этим
мыслителем. "Подобно Платону, - рассуждает Спенсер, - Гоббс смотрит на
общественную организацию, как на искусственную, так как он вводит понятие
об общественном договоре, у которого будто бы берут начала
правительственные учреждения, который придает верховной власти ее
неот'емлемый авторитет". Устанавливаемая Гоббсом аналогия между обществом
и организмом принимается Спенсером во внимание, и на основании этой именно
аналогии он причисляет себя к последователям Гоббса. Тем не менее Спенсер
не солидарен с знаменитым английским материалистом. В чем же сущность их
разногласия?
Характеристика, которая дается Гоббсом своему учению, заключает в себе
ответ на этот вопрос. "Искусством, - рассуждает Гоббс, - сотворен тот
великий Левиафан, которого называют обществом, народом (Commonwealth),
государством, а по-латыни civitas, и который есть не что иное, как
искусственный человек, хотя и превышающий по своим размерам и силе
естественного человека, для охранения и защиты которого он придуман.
Верховная власть есть его искусственная душа, придающая жизнь и движение
всему телу. Судьи и другие чины судебного ведомства суть его искусственные
сочленения; награды и наказания, понуждающие к действию и к выполнению
своей обязанности каждое сочленение и каждый член, связанный с седалищем
верховной власти, - суть нервы, исполняющие ту же самую роль в
естественном человеческом теле". Сравнение общества с организмом
утверждается, таким образом, с полной сознательной точностью. Органическая
теория общества, казалось бы, налицо, но Спенсер принимает учение Гоббса
лишь наполовину и, с своей точки зрения, он совершенно прав. "Понятие
Гоббса, - рассуждает Спенсер дальше, - только с одной стороны подходит
ближе к действительно рациональному представлению". Чего же не хватает
Спенсеру в формулировке Гоббса? Его не удовлетворяет учение об
искусственном создании государственного устройства.
Согласно учению Гоббса, государственное устройство сходствует с
человеческим организмом. Тот факт, что именно с человеческим организмом, а
не с организмом вообще, придает государству оттенок сознательности,
сознательного созидания. По Спенсеру же, дело обстоит несколько иначе.
Общество, по существу его учения, определяется сходством не с тем или
другим организмом, а с биологическим организмом вообще, как таковым.
"Общественная организация, - рассуждает Спенсер о только что приведенной
характеристике государства у Гоббса, - приравнивается здесь к организации
человека, а такая аналогия должна считаться слишком специальной".
Половинчатость и неполноту Гоббсовского учения Спенсер об'ясняет
недостаточной степенью развития биологии в эпоху великого автора
"Левиафана".
Но, благодаря крупным успехам биологии периода Конта, последний ближе
подошел к пониманию сущности государственного строения. "Принадлежа, -
читаем мы в "Основаниях социологии", - к более новому времени, когда
биологи уже открыли и установили до очень значительной степени общие
основания всякой организации, и когда было уже признано, что общественное
устройство не создается искусственно, но постепенно развивается само
собой, - Огюст Конт избег этих ошибок. Он не сравнивал общественного
организма с каким-нибудь особенным родом индивидуального организма, но
утверждал просто, что основания организации одинаковы в обоих этих
случаях. Он смотрел на каждую ступень общественного прогресса, как на
следствие предшествовавших ступеней, и признавал, что развитие строения
идет от общего к специальному". Значительны и важны в этой выдержке
следующие утверждения:
во-первых, признание Спенсера, что органическая теория явилась, с одной
стороны, следствием развития биологии и, с другой - созревшей мысли об
общественном развитии; во-вторых, интересно прямое заявление Спенсера, что
он - продолжатель и, по существу дела, ученик Огюста Конта. Пока
остановимся на втором положении.
Будучи продолжателем и учеником Конта, Спенсер развивает учение,
значительно отличное от теории своего учителя. "Он (Конт. А.), - заявляет
решительно Спенсер, - не избег вполне старого ошибочного взгляда на
учреждения, как на искусственные распорядки, ибо, противореча самому себе,
считал возможным для общества реорганизовываться на будущее время согласно
с принципами его позитивной философии". Разногласие Спенсера с Контом
начинается, таким образом, там, где речь идет о примеси искусственного
элемента в государственном строительстве. Конт, стоя на точке зрения
эволюции и развивая ту мысль, что социология является продолжением
биологии, сравнивая дальше историческое развитие с развитием индивидуума,
признавал тем не менее возможность реорганизации общественного устройства
соответственно идеалу позитивистской философии. Такая возможность
отвергается Спенсером принципиально, т.-е. в том смысле, что реорганизация
государственного устройства, в какой бы то ни было форме, представляет
собою утопию, противоречащую строго научному определению общества и теории
его развития.
Действительно, научный метод в деле общественно-исторического
исследования должен, с точки зрения Спенсера, исключить всякую возможность
сознательного воздействия на исторический процесс.
Итак, определяемое Спенсером главное отличие его метода исследования от
метода исследования его предшественников - Платона, Гоббса и Конта -
заключается в том, что последние, сравнивая общество с организмом,
допускали возможность общественной реорганизации, между тем, как, по
мнению Спенсера, общество, подобно организму, не допускает никаких
радикальных изменений путем планомерного сознательного воздействия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15