https://wodolei.ru/catalog/dushevie_paneli/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

На втором этапе
Пятница занима-
_________
1 Vendredi ou les Limbes du Pacifique (Paris: Gallimard, 1967). Имеется русский
перевод: Пятница, или Тихоокеанский Лимб (Москва, "Радуга", 1992), - с.235. (Все
ссылки сделаны по русскому переводу. - Примечание переводчика).
395 ЛОГИКА СМЫСЛА
ется головой и кишками. Он создаМт из них инструмент, который помещает затем на
засохшее дерево, чтобы воспроизвести мгновенную симфонию, единственным
исполнителем которой должен быть ветер. Теперь уже гул земли возносится к
небесам и превращается в согласное звучание светил - всесозвучие - "то была
поистине первозданная, нечеловеческая музыка стихий"2. Таким двойственным
образом большой мертвый козМл освобождает Стихии. Следует заметить, что земля и
воздух выступают не столько как отдельные стихии, сколько как две завершМнные
противостоящие друг другу фигуры, каждая из которых, со своей стороны, вбирает в
себя четыре стихии. Земля, однако, удерживает, скрывает и сковывает их в глубине
тел, тогда как небо - со светом и солнцем - приводит их в свободное и чистое
состояние, избавленное от пределов, чтобы сформировать космическую поверхностную
энергию - общую характеристику для каждой стихии. Таким образом, есть
хтонические огонь, вода, воздух и земля, но есть ещМ и эфирные, астральные
земля, вода, огонь и воздух. Между небом и землМй идет борьба, ставка в которой
- освобождение всех четырМх стихий. И остров выступает как граница и поле этой
борьбы. Вот почему столь важно знать, на чью сторону встанет остров, и сможет ли
он выплеснуть в небо свои огонь, землю и воду - сможет ли стать солнечным.
Остров - такой же герой романа, как Робинзон и Пятница. Он меняет свои очертания
через серию делений так же, как Робинзон меняет свою форму через серию
метаморфоз. Субъективная серия Робинзона неотделима от серии состояний острова.
В конечном счете Робинзон становится стихией на своМм острове, да и сам остров
предстаМт в виде стихий: Робинзон Солнца на солнечном острове - Уранид на Уране.
Важен не исходный пункт, а наоборот, вывод и результат, которые достигаются
после всех перевоплощений. И в этом первое существенное отличие от Робинзона
Дефо. Часто можно услышать, что рассказ о Робинзоне в произведении Дефо - не
просто какая-то
______________
2 Стр. 250.
396 ПРИЛОЖЕНИЯ
история, а некий "инструмент исследования" - исследования, которое начинается с
пустынного острова и устремляется к перестройке исходных основ: строгому порядку
работ и тех завоеваний, которые происходят с течением времени. Но ведь ясно, что
это исследование дважды фальсифицировано. С одной стороны, образ исходного
состояния уже предполагает то, что из него пытаются создать (возьмМм, например,
все то, что Робинзон спас после кораблекрушения). С другой стороны, тот мир,
который рождается на основе начального состояния, является эквивалентом
реального - то есть, экономического - мира, или мира, каким бы он был (каким бы
он должен был быть), если бы не существовало сексуальности (например, исключение
всякой сексуальности у Робинзона Д. Дефо)3. Нужно ли делать отсюда вывод, что
сексуальность - это единственный воображаемый принцип, способный отклонить мир
от строгого экономического порядка, предписанного начальным состоянием? Короче,
произведение Дефо четко формулирует вопрос: что станет с человеком, оставшимся в
одиночестве, без другого, на необитаемом острове? Но сама проблема плохо
поставлена. Ибо вместо того, чтобы помещать асексуального Робинзона в некое
начальное состояние, из которого воспроизводится экономический мир, подобный
нашему собственному, выступающий архетипом нашего мира, такого асексуального
Робинзона следовало бы привести к результатам, полностью отличным и расходящимся
с нашими, причем в воображаемом мире, который расходится [с нашим]. Ставя
проблему в терминах конечного результата, а не в терминах начального состояния,
Турнье уже не смог позволить Робинзону покинуть остров. Конечный результат, или
конечная цель, Робинзона - это "расчеловечивание", воссоединение либидо и
свободных стихий, открытие космической энергии и великого стихийного Здоровья,
прилив которого возмо-
___________
3 По поводу Робинзона Дефо см. замечания Пьера Ма-шери, который показывает, как
тема начального состояния связана с воспроизводством экономики мира и с
исключением фантастического в пользу так называемой "реальности" этого мира:
Pour ипе theorie de la production litteraire, ed. Mas-pero, pp. 266-275.
397 ЛОГИКА СМЫСЛА
жен только на этом острове - и только в той мере, в какой сам остров стал
эфирным и солнечным. Генри Миллер говорил о "стенаниях фундаментальных элементов
- гелия, кислорода, кремния и железа". Несомненно, в нашем Робинзоне гелия и
кислорода есть что-то от Миллера и даже от Лоуренса: уже мМртвый козМл вызывает
стенания фундаментальных стихий.
Но при чтении романа возникает еще и то впечатление, что в великом Здоровье
Робинзона у Турнье скрывается что-то совершенно иное, чем у Миллера и Лоуренса.
Может быть, то сущностное отклонение, которое заключено в великом Здоровье,
неотделимо от пустыннической сексуальности? Робинзон Турнье противоположен
Робинзону Дефо в силу трМх жМстко связанных факторов: он соотнесен с конечными
результатами и целями, а не с истоками; он сексуален; такие конечные результаты
являют собой - под влиянием трансформированной сексуальности - воображаемое
отклонение от нашего мира, а не экономическое воспроизводство последнего в ходе
непрерывных работ. Собственно говоря, такой Робинзон не делает ничего
противоестественного. Но как нам освободиться от впечатления, что сам он
извращМн, принимая во внимание определение Фрейдом извращенца как того, кто
имеет отклонения относительно [сексуальных] целей? Для Дефо одно и то же: что
привязать Робинзона к начальному состоянию, что заставить его воспроизвести мир,
соответствующий нашему собственному. Но для Турнье одним и тем же будет
привязать Робинзона к конечным целям и заставить его отклониться от этих целей,
или разойтись с ними. Связанный с начальными условиями, Робинзон с
необходимостью должен воспроизвести наш мир; но если связать его с конечными
результатами, то он должен отклониться от него. Это довольно странное
отклонение, хотя оно и не похоже на то, о чМм говорил Фрейд, поскольку является
солярным и видит в стихиях свои объекты: в этом и состоит смысл Урана. "Если
задаться целью выразить человеческим языком суть этого солнечного соития, то
вернее всего было бы назвать меня супругой неба. Но сей антропоморфизм
противоречил бы самому себе. На самом деле мы с Пятницей достигли уже той высшей
стадии,
398 ПРИЛОЖЕНИЯ
где различие полов утратило уже своМ значение: Пятницу можно уподобить Венере,
тогда как я, выражаясь человеческим языком, готов к оплодотворению Высшим
Светилом"4. Если верно, что невроз - это негатив перверсии, то не будет ли
перверсия, со своей стороны, изначальным аспектом невроза?
* * *
Понятие перверсии - понятие-помесь: полу-юридичес-кое, полу-медицинское. Но ни
медицина, ни право не удовлетворяют ему полностью. Что же касается возобновления
сегодня интереса к этому понятию, то, по-видимому, мы ищем причину его весьма
двусмысленной и случайной связи как с правом, так и с медициной в самой
структуре извращения. Исходный пункт таков: перверсия не определяется силой
никакого определенного желания в системе влечений; извращенец - не тот, кто
чего-то желает, а тот, кто вводит желание в совершенно иную систему и заставляет
его играть внутри этой системы роль внутреннего предела, виртуального центра или
нулевой точки (хорошо известная садистская апатия). Извращенец - это вовсе не
желающее "эго", да и другой для извращенца - вовсе не объект желания, пусть даже
наделенный реальным существованием. И всМ-таки, роман Турнье - это не трактат о
перверсии. Это вообще не роман-трактат. Но это и не роман характеров, ибо там
нет другого; это и не роман внутреннего анализа, ибо у Робинзона почти нет
интериорности. Это поразительный роман о комических приключениях и космических
перевоплощениях. Это не трактат о перверсии, а роман, где развернут тезис
Робинзона: человек без другого на своМм острове. Такой "тезис", однако, обретает
ещМ больший смысл, поскольку вместо отсылки к начальному состоянию, он
провозглашает приключение: что произойдет в замкнутом мире без другого?
Попытаемся сначала выяснить, что подразумевается под термином "другой" на основе
эффектов [присутствия] этого другого: мы будем искать такие эффекты на острове,
где другой
_____________
4 Стр.273.
399 ЛОГИКА СМЫСЛА
отсутствует; мы будем подразумевать эффекты присутствия другого в нашем
привычном мире; мы сделаем вывод о том, что такое другой, и что значит для
другого отсутствовать. Эффект отсутствия другого есть подлинное приключение
духа. Итак, мы имеем дело с экспериментальным и индуктивным романом. При таких
условиях философская рефлексия может обогатиться тем, что этот роман открывает
нам с такой силой и жизненностью.
Первый эффект другого заключается в том, что вокруг каждого объекта, который я
воспринимаю, или каждой идеи, которую я мыслю, существует организация
маргинального мира - некий окутывающий фон, - куда другие объекты или другие
идеи могут входить в соответствии с законами, регулирующими переход от одного к
другому. Я рассматриваю объект, затем я переключаю внимание, позволяя ему уйти
на задний план. В то же время с заднего плана выходит новый объект моего
внимания. И если этот новый объект не шокирует меня, не ошеломляет с
неистовством снаряда (как в том случае, когда мы внезапно сталкиваемся с чем-то
невиданным), - то это потому, что первый объект уже располагал заполненным
окружением, где я уже ощущал предсу-ществование объекта, который вот-вот должен
появиться, и предсуществование целого поля виртуальностей и потенциальностей,
которые, как я уже знал, были способны актуализироваться. Так вот, такое знание
и чувство маргинального существования возможно только через других людей.
"...Окружающее [другие люди - пер.] служит для нас постоянным раздражителем не
только от того, что будоражит нашу мысль, мешая вариться в собственном соку, а
ещМ и потому, что одна лишь возможность вторжения "чужих" приоткрывает нам
завесу над целым миром явлений, расположенных над миром нашего внимания, но в
любой момент способных стать его центром"5. Ту часть объекта, которую я не вижу,
я полагаю видимой для другого, так что, когда я обойду этот объект, чтобы
достичь этой скрытой части, я присоединюсь к другому, стоящему за объектом, и я
объе-
____________
5 Стр. 54.
400 ПРИЛОЖЕНИЯ
диню его в целое таким образом, каким уже предвидел. Что же касается объектов за
моей спиной, то я чувствую, что они соединяются вместе и образуют мир - именно
потому, что они видимы для другого и видятся им. А то, что для меня является
глубиной, в соответствии с которой объекты вторгаются друг в друга и скрываются
друг за другом, я также переживаю как то, что является возможной шириной для
другого - шириной, по которой они выстраиваются и замирают (с точки зрения
другой глубины). Короче, другой гарантирует границы и переходы в мире. Он -
сладость близости и сходств. Он регулирует изменения формы, а также фон и
вариации глубины. Он предотвращает нападение сзади. Он наполняет мир
благожелательным шепотом. Он заставляет вещи быть благосклонными друг к другу и
искать себе естественные дополнения друг в друге. Когда мы выражаем недовольство
по поводу невыносимости другого, мы забываем про иную и еще более страшную
невыносимость - а именно, про невыносимость вещей, которая имела бы место без
другого. Этот последний релятиви-зирует незнаемое и невоспринимаемое, поскольку
он, с моей точки зрения, вводит знак невидимого в то, что я действительно вижу,
заставляя меня сознавать то, что я не воспринимаю, как воспринимаемое другим. Во
всех отношениях, мое желание проходит через другого, и через другого оно
обретает свой объект. Я не могу желать ничего, что нельзя увидеть, помыслить и
чем не обладает возможный другой. Это - основа моего желания. Всегда именно
другой связывает моМ желание с объектом.
Что происходит, когда другой отсутствует в структуре мира? Тогда царствует
только брутальная оппозиция солнца и земли, невыносимого света и тМмной бездны:
"суммарный закон всего или ничего". Известное и неизвестное, воспринимаемое и
невоспринимаемое абсолютным образом противостоят друг другу в битве без
оттенков. "МоМ видение острова - вещь, замкнутая на самоМ себя. ВсМ то, что я
наблюдаю здесь, является абсолютной неизвестностью. Повсюду, где меня нет
сейчас, царит беспросветная тьма"6. Грубый и чМрный мир без
____________
6 Стр. 75.
401 ЛОГИКА СМЫСЛА
потенциальностей и виртуальностей: категория возможного рухнула. Вместо
относительно гармоничных форм, набегающих с заднего плана и возвращающихся в
него согласно порядку пространства и времени, теперь существуют только
абстрактные линии, светящиеся и губительные: только без-дна, мятежная и
всепоглощающая. Ничего, кроме Стихий. Без-дна и абстрактная линия заместили
рельеф и задний план. ВсМ непримиримо. Перестав стремиться и тяготеть друг к
другу, объекты поднялись угрожающе; в них мы открываем злобу, уже не
человеческую. Можно было бы сказать, что каждая вещь, избавленная от своей
рельефности и сведенная к самым резким линиям, даМт нам пощМчину или наносит
удар сзади. Отсутствие другого ощущается, когда мы вдруг сталкиваемся с самими
вещами, когда нам открывается ошеломляющая стремительность действий. "Нагота -
это роскошь, еМ может безнаказанно позволить себе только тот человек, что живет
в согревающем окружении себе подобных. Для Робинзона, пока его душа оставалась
прежней, эта нагота стала убийственным испытанием, дерзким вызовом Богу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109


А-П

П-Я