Отсюда апелляция к Бергсону с
его идеями становления, длительности и нового "прочтения" времени (ДелМз
посвятил данной теме одну из своих ранних работ -- Бергсонизм). Именно в этом
смысле ДелМз противопоставляет себя "классической" линии философствования,
отмеченной связкой Платон-Гегель и полагающей смыслы уже пред-данными. Смыслы
порождаются -- порождаются Событием, и анализу этого смысла-события посвящена
вся работа ДелМза, требующая выхода за пределы традиционных построений,
базирующихся на трансцендентализме и феноменологии.
Местом, где возможно такое "выхождение за пределы" не только указанных
философский стратегий, но и "статичного" понимания жизни и бытия, ДелМз считает
язык -- и прежде всего его выразительную функцию. Смысл выражается предложением,
но присутствует в вещах. Это разделяющая и, одновременно, соединяющая граница
между вещами и предложениями. Но удержаться на такой кромке -- большое
искусство, доступное разве что Кэрролу или стоикам.
Я не могу не отметить, что при подготовке второго издания данного перевода,
дополненного Приложением, в которое входит ряд ранних статей ДелМза, и
Дополнением. (куда я счел нужным поместить статью М.Фуко, комментирующую Логику
смысла и Различие и повтор), неоценимую помощь мне оказали своими критическими
замечаниями В.Подорога и М.Рыклин. Безусловно, как и в отношении первого
издания, я благодарен за поддержку со стороны В.Аршинова, Л.Богорада,
С.Свирской, чье сочувствие и участие безусловно облегчали работу над переводом.
________
4 Ж.ДелМз, Представление Захер-Мазоха, с. 191.



Предисловие (от Льюиса Кэррола к стоикам)
Произведения Кэррола всегда ориентированы на то, чтобы доставить удовольствие
читателю: детские книжки или, скорее, книжки для маленьких девочек;
восхитительные странные эзотерические слова; шифры и расшифровки; рисунки и
фотографии; основательное психоаналитическое содержание; логический формализм и
лингвистические примеры. Но сверх и помимо простого удовольствия здесь
присутствует что-то еще: игра смысла и нонсенса, некий хаос-космос.
Бракосочетание между языком и бессознательным -- уже нечто свершившееся. Оно
празднуется на все лады. А коль скоро это так, то необходимо еще раз исследовать
подлинную природу такого союза в работах Кэррола: с чем еще связан этот брак, и
в чем же, собственно, заключается то, что, благодаря Кэрролу, здесь празднуется?
В этой книге мы предлагаем серию парадоксов, образующих теорию смысла. Легко
объяснить, почему такая теория неотделима от парадоксов: смысл -- это
несуществующая сущность, он поддерживает крайне специфические отношения с
нонсенсом. Мы отводим особое место Кэрролу именно потому, что он предоставил
первый крупный отчет, первую великую мизансцену парадоксов смысла -- иногда
собирая, иногда обновляя, иногда изобретая, иногда препарируя их. Мы отводим
особое место стоикам потому, что они стали зачинателями нового образа философа,
порывающего с досократиками, с сократической философией и с платонизмом. Этот
новый образ весьма близок к парадоксальной конституции теории смысла. Значит,
каждой серии соответствуют фигуры
13
ЛОГИКА СМЫСЛА
не только исторические, но также топологические и логические. Будто на чистой
поверхности, определенные точки одной фигуры каждой серии отсылают к точкам
другой фигуры: целая совокупность созвездий-проблем с соответствующими
действиями, историями и местами -- некое сложное место, некая "история с
узелками". Предлагаемая читателю книга -- это попытка написать роман,
одновременно логический и психоаналический.
В качестве приложения мы предлагаем семь статей, уже опубликованных ранее. Мы
несколько подправили и изменили их, но тема осталась прежней, хотя и развивает
определенные пункты, на которые лишь вкратце указывается в предыдущих сериях (мы
отмечаем каждый раз такую связку в сноске). Статьи следующие: 1) "Низвержение
платонизма", Revue de metaphysique et de morale, 1967; 2) "Лукреций и
натурализм". Etudes philosophiques, 1961; 3) "Клоссовски и тела-язык". Critique,
1965; 4) "Теория другого" (Мишель Турнье), Critique, 1967; 5) "Введение к
Человеку-зверю Золя", Cercle precieux du livre, 1967.

Первая серия парадоксов: чистое становление
В "Алисе в Стране Чудес" и "Алисе в Зазеркалье" речь идет о категории очень
специфических вещей: о событиях, чистых событиях. Когда я говорю: "Алиса
увеличивается", -- я полагаю, что она становится больше, чем была. Но также
верно, что она становится меньше, чем сейчас. Конечно, она не может быть больше
и меньше в одно и то же время. Сейчас она больше, до того была меньше. Но она
становится больше, чем была, и меньше, чем стала, в один и тот же момент. В этом
суть одновременности становления, основная черта которого -- ускользнуть от
настоящего. Именно из-за такого ускользания от настоящего становление не терпит
никакого разделения или различения на до и после, на прошлое и будущее. Сущность
становления -- движение, растягивание в двух смыслах-направлениях сразу:
Алиса не растет, не сжимаясь, и наоборот. Здравый смысл утверждает, что у всех
вещей есть четко определенный смысл; но суть парадокса состоит в утверждении
двух смыслов одновременно.
Платон предлагает различать два измерения: (1) измерение ограниченных и
обладающих мерой вещей, измерение фиксированных качеств -- постоянных или
временных, -- всегда предполагающих паузы и остановки, фиксацию настоящего и
указывание на предмет: выделенный предмет со свойственной ему величиной --
большой или маленькой -- в данный момент времени; а затем (2) чистое становление
вне какой-либо меры, подлинное и непрерывное умопомешательство, пребывающее
сразу в двух смыслах. Оно всегда избегает настоящего и заставляет будущее и
прошлое, большее и меньшее, избыток и недостаток слиться в одновременности
непокорной
15
ЛОГИКА СМЫСЛА
материи ("...Ни более теплое, ни более холодное, принявши определенное
количество, не были бы больше таковыми, так как они непрестанно движутся вперед
и не остаются на месте, определМнное же количество пребывает в покое и не
движется дальше"; "младшее -- старше старшего, а старшее -- моложе младшего. Но
стать таковыми они не могут, потому что, если бы они стали, то уже не
становились бы, а были бы")1.
Мы узнаем этот платоновский дуализм. Но это вовсе не дуализм интеллектуального и
чувственного. Идеи и материи, Идей и тел. Это более глубокая, более таинственная
двойственность, скрытая в самих чувственных и материальных телах -- подземный
дуализм между тем, на что Идея воздействует, и тем, что избегает ее воздействия.
Скорее, различие здесь проходит не между Моделью и копией, а между копиями и
симулякрами. Чистое становление, беспредельность -- вот материя симулякра,
поскольку он избегает воздействия Идеи и ставит под удар как. модели, так и
копии одновременно. Обладающие мерой вещи лежат ниже Идей; но нет ли ниже этих
вещей еще какой-то безумной стихии, живущей и действующей на изнанке того
порядка, который Идеи накладывают, а вещи получают? Сам Платон иногда
сомневается, не находится ли такое чистое становление в совершенно особом
отношении с языком. В этом, видимо, основной смысл Кратила. Может быть такое
отношение становится существенным для языка как раз в случае "потока" речи или
неуправляемого дискурса, непрерывно скользящего по своему референту? И нет ли
вообще двух языков или, скорее, двух типов "имен": один обозначает паузы и
остановки, испытывающие воздействие Идеи, другой выражает движение и мятежное
становление?2 Или даже так: нет ли двух разных измерений, внутренних для языка
как такового, -- одно всегда заслонено другим и тем не менее постоянно приходит
"на помощь" соседу или паразитирует на нем?
Парадокс чистого становления с его способностью ускользать от настоящего -- это
парадокс бесконечного
______
1 Платон, Филеб, 2411; Парменид, 154-155.
2 Платон, Кратил, 437.
16
ЧИСТОЕ СТАНОВЛЕНИЕ
тождества: бесконечного тождества обоих смыслов сразу -- будущего и прошлого,
дня до и дня после, большего и меньшего, избытка и недостатка, активного и
пассивного, причины и эффекта. Именно язык фиксирует эти пределы (например,
конкретный момент, когда начинается избыток). Но также именно язык переступает
эти пределы, разрушая их в бесконечной эквивалентности неограниченного
становления ("если слишком долго держать в руках раскаленную докрасна кочергу, в
конце концов обожжешься; если поглубже полоснуть по пальцу ножом, из пальца
обычно идет кровь"). Отсюда и взаимообратимости, составляющие приключения Алисы:
взаимообратимость роста и уменьшения: "каким путем, каким путем?" -- спрашивает
Алиса, чувствуя, что движется всегда в двух смыслах-направлениях сразу,
оставаясь собой лишь благодаря оптической иллюзии. Взаимообратимость дня до и
дня после, а настоящее всегда убегает -- "варенье завтра и варенье вчера, но не
сегодня". Взаимообратимость большего и меньшего:
десять ночей в десять раз теплее, чем одна ночь, "но они могут быть и в десять
раз холоднее по той же причине". Взаимообратимость активного и пассивного: "едят
ли кошки мошек?" годится также, как и "едят ли мошки кошек?". Взаимообратимость
причины и эффекта: отбывать наказание до совершения преступления, плакать до
того, как уколешься, исполнять работу до получения задания.
Все эти взаимообратимости -- в том виде, как они проявляются в бесконечном
тождестве, -- имеют одно следствие: оспаривание личной самотождественности
Алисы, утрату ею собственного имени. Потеря собственного имени -- приключение,
повторяющееся во всех приключениях Алисы. Ибо наличие собственного или
единичного имени гарантируется постоянством знания -- знания, воплощенного в
общих именах, обозначающих паузы и остановки, в существительных и
прилагательных, с которыми имя собственное поддерживает постоянную связь. Так,
личное Я нуждается в мире и Боге. Но когда существительные и прилагательные
начинают плавиться, когда имена пауз и остановок сметаются глаголами чистого
становления и соскальзывают на язык со-
17
ЛОГИКА СМЫСЛА
бытии, всякое тождество из Я, Бога и мира исчезает. Это именно та проверка на
знание и вызубренное наизусть -- где слова идут вкось, косвенно сметаемые
глаголами, -- которая лишает Алису самотождественности. Как будто события
радуются ирреальности, сообщаемой через язык знанию и личностям. Ибо личная
неопределенность является не сомнением, внешним по отношению к происходящему, а
объективной структурой самого события, поскольку последнее всегда движется в
двух смыслах-направлениях сразу и разрывает на части следующего за ними
субъекта. Парадокс прежде всего -- это то, что разрушает не только здравый смысл
[bon sens] в качестве единственно возможного смысла [sens unique], но и
общезначимый смысл [sens commun] как приписывание фиксированного тождества.

Вторая серия парадоксов: поверхностные эффекты
Стоики тоже проводили различие между двумя типами вещей:
1) Тела со своими внутренними силами, физическими качествами, действиями,
страданиями и соответствующими "положениями вещей". Эти положения вещей,
действия и страдания определяются тем, как тела перемешаны между собой. В
конечном счете существует единство всех тел в стихии первичного Огня, который
поглощает их и из которого они возникают согласно своим соответствующим
внутренним силам. Для тел и положений вещей есть только одно время -- настоящее.
Ибо живое настоящее -- это временная протяженность, сопровождающая, выражающая и
измеряющая конкретное действие того, что действует, и конкретное страдание того,
что страдает. И в той мере, в какой существует единство самих тел, единство
активных и пассивных начал, космическое настоящее охватывает весь универсум:
только тела существуют в пространстве и только настоящее существует во времени.
Среди тел нет причин и следствий. Скорее, все тела сами суть причины -- причины
по отношению друг к другу и друг для друга. В масштабе космического настоящего
такое единство называется Судьбой.
2) Итак, все тела -- причины друг друга и друг для друга, но причины чего? Они
-- причины особых вещей совершенно иной природы. Такие эффекты -- не тела.
Собственно говоря, они "бестелесны". Они не являются ни физическими качествами,
ни свойствами, а, скорее, логическими и диалектическими атрибутами. Они -- не
19
ЛОГИКА СМЫСЛА
вещи или положения вещей, а события. Нельзя сказать, что эффекты существуют.
Скорее, они суть нечто такое, что в чем-то содержится или чему-то присуще,
обладая тем минимумом бытия, которого достаточно, чтобы быть не-вещью, не
существующей сущностью. Это не существительные и не прилагательные, а глаголы.
Они ни то, что действует, ни то, что претерпевает воздействие. Это результаты
действий и страданий, нечто "бесстрастное" -- бесстрастные результаты. Это -- не
живые настоящие, а неопределенные формы глагола:
неограниченный Эон, становление, бесконечно разделяющее себя на прошлое и
будущее и всегда избегающее настоящего. Значит, время должно быть ухвачено
дважды, в двух дополняющих друг друга, хотя и взаимоисключающих, образах: как
живое настоящее тел -- действующих и подвергающихся воздействию, и как момент,
бесконечно делимый на прошлое и будущее, на бестелесные эффекты, которые
выступают как результаты действий и страданий тел. Только настоящее существует
во времени, собирает и поглощает прошлое и будущее. Но только прошлое и будущее
присущи времени и бесконечно разделяют каждое настоящее. Нет трех
последовательных измерений, есть лишь два одновременных прочтения времени.
Прекрасную реконструкцию стоического мышления дает Эмиль Брейе: "Когда скальпель
рассекает плоть, одно тело сообщает другому не новое свойство, а новый атрибут
-- "быть порезанным". Этот атрибут не означает какого-либо реального качества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109