Постепенно завеса пыли начала оседать, и тогда стало видно, что счастье изменяет воинам пустыни. Их было меньше, и они не привыкли к побоищам. Жеки, воспрянув духом, теснили их со всех сторон.
Аморали визжал от восторга. Варвара Петровна рыдала. Старец с трудом удерживал Толю и Софу.
— Пустите нас! — гневно воскликнул мальчик. — Мы имеем право погибнуть вместе с друзьями!
— Не торопитесь, — сурово возразил старец. — Это вовсе не поражение. Взгляните лучше туда!
А поглядеть было на что. Толпа горожан, согнанная для укомплектования, доселе безмолвно наблюдавшая за битвой и, казалось, дрожавшая общей нервной дрожью, внезапно стронулась с места. Она плыла широко и величественно, как морской вал, и всё яснее проступали в ней пылающие отвагой, одухотворённые лица. Наконец живая волна нахлынула и смяла Жеков. То там, то тут выныривали на поверхность оскаленные пасти, руки с дубинками, но поток тут же утягивал их на дно. Это было зрелище невообразимое и грозное.
Старец простёр руку, благословляя происходящее.
— Теперь ты понял, мальчик, зачем ты нужен?
— Понял, но не всё.
— Всё поймёшь, когда вырастешь. Или когда умрёшь!
Софа первая заметила упавшего Глена. Она вскрикнула и рванулась туда. Это был её последний бег. Аморали, про которого все забыли, стрельнул в неё из своей поганой трубочки. Девочка охнула, обернула к Толе изумлённое, прекрасное своё лицо и осела на траву. Голова её запрокинулась, и она замерла в позе подстреленной птицы. Хищный хохот Аморали донёсся откуда-то сверху. Он взмыл в воздух на странном аппарате, напоминающем портативный вертолёт. Сделал широкий круг, осыпая всех проклятиями, поднялся до облаков и исчез. Запахло гарью и смолой.
— Увы! — сказал старец. — Аморали — это зло. Он вездесущ. Он обязательно появится снова, только неизвестно где и когда. Но сегодня он побеждён!
А неподалёку происходила забавная сцена. Из толпы пленных вырвался небольшой Жек и с криком «Оставьте меня в покое, идиоты!» пробился к старцу.
— Я узнал тебя, узнал, — улыбнулся старец. — Не волнуйся, Кудрявый Лист.
— Кудрявого Листа обижать! — злился чудной Жек. — Какой-то кретин, кажется, сломал мне ребро. А второй кретин пытался задушить, хотя я не сопротивлялся. Кудрявый Лист не забывает обидчиков. Он их всех помнит в лицо!
Оскорблённый в лучших чувствах, Кудрявый Лист ещё долго продолжал бы справедливые жалобы, но, разглядев скорбную группу, вздрогнул и умолк. Он приблизился к Толе и молча положил ему на плечо мохнатую дружескую лапу.
14. Возвращение
Три дня не отходил Толя от Софы, не пил, не ел и не отвечал тем, кто к нему обращался. В пещере было тепло, где-то наверху успокаивающе журчал родничок. Софа лежала на топчане, на пушистых звериных шкурах. В полумраке пещеры она казалась спящей. И Толя боялся спугнуть её неосторожным движением. Он не верил, что она умерла. Он и не горевал особенно. Чего горевать, если Софа жива и только уснула летаргическим сном. Но есть и пить он всё же не мог. Варвара Петровна тщетно пыталась воззвать к его разуму:
— Ну что поделаешь, Горюхин, если так случилось. Надо крепиться… Попей, голубчик, хотя бы соку. Я не знаю, из каких он плодов, но очень вкусный и терпкий.
А Толя отвечал невпопад:
— Что вы, Варвара Петровна, какая контрольная. Вдруг Софа проснётся, а меня не будет рядом.
Учительница тихонько плакала: она думала, мальчик сошёл с ума. Прибегал расколдованный Кудрявый Лист. Ему тоже было жалко девочку, но и о себе он не забывал:
— Ты, Толяныч, нюни не распускай. Жизнь продолжается. Вот хотели Кудрявого Листа превратить в Жека, ну и что? Посмотри на меня. Кудрявого Листа голыми руками не возьмёшь! А остальных Жеков я бы заставил пасти стадо вместе с Балдоусом или подметать пещеры заодно с Кувалдычем. Сколько зла они принесли! Кудрявый Лист не из тех, кто прощает за здорово живёшь. Ты слушаешь меня, Толяныч? Ты меня слушай. У Кудрявого Листа что ни слово, то золото!
Однажды приковылял на костылях Глен. Толя кивнул ему и приложил палец к губам:
— Не говори громко, брат. Ей снится, будто мы собираем цветы. Ей сейчас хорошо.
Глен сказал:
— Время пройдёт, и твоя боль утихнет, Толя. Ничто не вечно.
Глен стал мудрым от долгого общения со старцем.
Настал день, и в пещеру вошли двое высоких мужчин со светлыми тревожными лицами. Толя сразу всё понял и пригорюнился.
— А мне можно с вами? — спросил он на всякий случай.
— Нет, — ответил ему один из мужчин. — У тебя свой путь, мальчуган. Он ничем не хуже нашего. Он просто твой. И ты не жалей ни о чём.
Толя вскинул в мольбе руки.
— Но как я с ней расстанусь?
— Как все когда-нибудь расстаются.
— И я её больше не увижу?
— Как знать. Есть тайны, которые неподвластны нам.
Толя поцеловал Софу в прохладную щёку.
— Прощай, Софа!
И сердцем услышал ответ:
— Прощай, Толя! Но помни меня.
— Я буду помнить.
Мужчины бережно вынесли девочку из пещеры.
…На следующее утро они с Варварой Петровной начали собираться домой. Глен не отходил от Толи ни на шаг. Он не уговаривал друга остаться, понимая, что это бесполезно. Зато Кудрявый Лист места себе не находил от удивления.
— Не понимаю! — восклицал он с таким видом, словно столкнулся с чудом. — Чем тебе здесь плохо? Жили бы и поживали. Все вместе. Приволье, весело! Чего-то ты мудришь, Толяныч. В школу, за парту захотел? Соскучился по двойкам?
— Соскучился, — грустно отвечал Толя.
Варвара Петровна улыбалась.
Они побывали в городе, где под высокой каменной горой спали рядышком вечным сном Гру-Гру, Чухля и много других славных бойцов.
Глен сводил их на пастбище, где Балдоус и Кувалдыч управлялись с коровами. К Кувалдычу так и не вернулось здравое понимание действительности. Каждой корове он подолгу объяснял, что он «всегда!» и «нипочём!». Толя угостил его морковкой. Балдоус привык к новому положению и был всем доволен. Он оказался прилежным и толковым пастухом. С увлечением и знанием дела объяснял, какая корова даёт много молока и почему. Посредине разговора вдруг вспомнил, что пора раздавать корма, извинился и убежал.
— И вот это жалкое существо управляло целым городом! — в раздумье заметил Толя.
— Городом управлял не Балдоус, им управлял Страх, — поправил его Глен.
После последних объятий и множества уверений все провожающие отошли в сторону. Рядом с учительницей и Толей остался один старец. Он поцеловал руку Варваре Петровне и пожелал ей счастья в воспитании детей и в личной жизни. Толю он обнял и на мгновение прижал к себе. Потом сказал речь:
— Мальчик и женщина! Наш мир расстаётся с вами, но трудно сказать — навсегда ли. Наши миры часто проникают друг в друга. Я уже объяснял это мальчику, он не всё понял, но поймёт, когда наступит час. Вы проснётесь уже на Земле. Это разумнее всего. Твои воспоминания, женщина, изгладятся из памяти в ту минуту, когда ты уснёшь. С тобой, Толя, произойдёт иначе. Твои заслуги столь велики, что мы пошли на риск… Не хотите ли что-нибудь и вы сказать на прощание?
— Если понадобимся, — по-деловому ответил Толя, — я или кто из наших ребят — обращайтесь без стеснения. Чего там! Глена и присылайте.
Добродушная усмешка старца и плавно поплывшие на них его худые белые руки было последнее, что они увидели…
…Толя открыл глаза. В комнате горел ночник. В кресле дремала мама. Под глазами чёрные тени. «Почему она тут сидит? — подумал Толя. — Разве я заболел?» И сейчас же точно молния сверкнула перед ним. Он вспомил всё. Душа его замерла, и он слабо вскрикнул. Мама мгновенно, не открывая глаз, потянулась к нему. Но вот она очнулась, и вот он уже утонул в родных объятиях.
— Милый! Толюшечка! Да как же это, сынок! Ты проснулся! Как долго ты спал! Что у тебя болит? Что с тобой? Говори! — И она тискала его, и целовала, и рта не давала открыть. А потом позвала: — Отец! Отец!
И примчался взъерошенный папа, замер на пороге, держась за сердце, и сказал:
— Ах, боже ты мой!
— Что с вами? — Толя изобразил удивление.
Торопясь, поминутно прикасаясь к нему, точно боясь, что он улетит, родители поведали, как вернулись на дачу и обнаружили его на диване в нижней комнате и не смогли разбудить. Перепугались насмерть, вызывали врачей, одного за другим, но те тоже не смогли его разбудить и ничего не объясняли. Ему делали уколы и кормили через трубочку. Он проспал мёртвым сном три дня. Завтра его должны были увезти в Москву, в спецбольницу.
Они никак не могли поверить, что Толя совсем здоров.
— Ты, Анатолий, больше нас с матерью так не пугай, — попросил отец.
— Не буду, — улыбнулся Толя.
Утром приехала «скорая помощь». Но увозить его не пришлось. Врач подробно его расспросил, как он провёл день накануне таинственного усыпления: что ел, что пил, с кем общался; измерил ему давление, послушал сердце, лёгкие и с удивлением сообщил родителям, что мальчик в норме. Правда, он всё же хотел забрать Толю с собой, чтобы произвести более тщательные лабораторные обследования, но родители воспротивились. Толя и сам никуда не собирался ехать.
— Обследуйте кроликов, — посоветовал он растерявшемуся врачу.
— Но это же для пользы науки!
— Я сам к вам приеду, — пообещал Толя. — Отдохну немного и приеду. Недельки через две.
Как только Толя остался один, он достал из кармана диск. Он знал, что диск в куртке, хотя с момента пробуждения к ней не притрагивался: куртка висела в шкафу. Толя согревал диск в ладонях и дышал на него. Металлическая пластинка потускнела и выглядела мёртвой.
А внизу родители беседовали с врачом.
— Вы видели его глаза, доктор, вы видели?! — волновалась мама. — Бедный мальчик! С ним что-то не в порядке. Его глаза полны тоски. Как ему помочь, доктор?
Доктор профессионально потирал руки:
— Непосредственной угрозы здоровью мальчика я не вижу. Вероятно, имеют место незначительные психические мутации… Что посоветовать? Разумеется, сбалансированное питание, прогулки на свежем воздухе, ну и прочее в таком духе… Да вы же культурные люди, сами всё знаете. Журнал «Здоровье» выписываете? Там всё сказано.
— Что с ним, доктор? Чем он болен? — задал папа прямой вопрос.
Доктор покраснел:
— В сущности, он не болен вообще. Он здоров.
— Но как же тогда?
— А вот так же! — Доктор пожал плечами. — Не всё, к сожалению, подвластно человеческому уму. Но… понаблюдаем. Главное — питание. А мы, медики, не боги.
С тем и отбыл. После обеда Толя решил прогуляться по деревне. Мама засобиралась вместе с ним, но он холодно её остановил:
— Не надо, мама! Я пойду один.
И она послушалась.
Толя бродил взад-вперёд мимо дачи, где жила Варвара Петровна. Наконец она вышла на крыльцо с помойным ведром.
— Здравствуйте, Варвара Петровна! — окликнул её Толя самым непринуждённым тоном.
— Ах, это ты, Горюхин!.. — Варвара Петровна подошла к калитке и опустила ведро на землю. — Ну, как отдыхается? Занимаешься хоть понемножку?
Он встретился с ней взглядом и тут же отвернулся.
— Занимаюсь, Варвара Петровна. По мере возможности.
— Ты занимайся, Горюхин. Читай побольше. Увидишь, как это пригодится в учёбе.
Толя неловко поклонился и побрёл прочь.
— Куда же ты, Горюхин! — крикнула вдогонку Варвара Петровна. — Ты зачем приходил-то?
— Я не приходил, — отозвался Толя. — Я мимо шёл.
Потянулись летние дни. Толя первое время сторонился прежних деревенских друзей. Целыми днями пропадал в лесу, собирал грибы, ягоды. По субботам с отцом ездили на рыбалку.
Правда, иногда на Толю нисходила странная задумчивость. Он уединялся в своей комнате, доставал диск и подолгу разглядывал безмолвную поверхность. Сердце его сжималось от тоски. Но это случалось с ним всё реже и реже…
За лето Толя вытянулся, окреп, загорел, и характер его стал мягче, ровнее. Родители нарадоваться на него не могли, шептали друг другу с понимающими улыбками: «Наш-то взрослеет, совсем взрослый!»
В конце августа они вернулись в Москву, и первого сентября Толя пошёл в школу. Он рад был увидеть своих испытанных старых друзей, с удовольствием пожимал протянутые руки, смеялся, но на вопросы отвечал рассеянно и со скукой слушал восторженные рассказы о каникулах.
Прозвенел звонок, и все побежали в класс. Толя брёл последним, уворачиваясь от резвящихся одноклассников. В классе он огляделся — где есть свободное место? — и за одной из парт увидел Софу. У него перехватило дыхание. Да, это была она, никаких сомнений. Немного бледная, но ещё более прекрасная, она озабоченно раскладывала перед собой учебники и тетради. Толя приблизился к ней.
— Софа, это ты?! Здравствуй, Софа. Девочка подняла голову.
— Ты ко мне обращаешься, мальчик? Но меня зовут Катя. Ты чего испугался? Что с тобой?
Толя проглотил комок в горле.
— Катя? Ты — Катя? Допустим. Но откуда ты взялась?
Девочка зябко повела плечами.
— Как откуда? Меня перевели из другой школы.
— Из какой?
— Из пятьсот сорок третьей.
— А есть такая школа?
Девочка отвела волосы со лба Софиным движением.
— Могу тебя туда сводить, недоверчивый мальчик!
Толя мгновение помешкал и сел рядом на свободное место. В класс вошёл учитель математики…
1989

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16