– Не смейте даже упоминать имя моей матери, – прорычал он, – или я позову полицию.
Мальчик схватил руки Лайэма и заломил их ему за спину. Потом вынул нож, и Лайэм задохнулся, почувствовав холодное прикосновение к своим ребрам.
– Вы с матерью всегда зовете полицию, когда слышите то, о чем вам не хочется слышать, или видите того, кого не хотите видеть, не так ли? Посылай же за полицией. Но тебе не избавиться от меня, братец, и придется выслушать то, что я намерен тебе сказать. Даже если это тебе и не понравится. Возможно, ты знаешь, что твоя мать – и моя тоже и что она оставила меня в Нантакете после кораблекрушения. Когда я родился, она бросила меня там, как совершенно не нужный ей багаж, и устремилась к лучшей жизни. К господину Джону Портеру Адамсу и к благополучию. Посреди которого ты, дорогой брат, до сих пор был ее единственной радостью. Но теперь я вернулся и намерен потребовать свою долю.
Нож вошел в тело Лайэма, и он почувствовал, как из раны побежала струйка крови. Он ужаснулся тому, что этот человек так много знает о его семье. «Но это неправда, то, что он говорил о матери, и я убью его за эти слова», – говорил себе Лайэм.
– Вы грязный подонок, – заорал он, отталкивая от себя Мальчика, нож со стуком упал на землю между ними, и они оба на него посмотрели. Мальчик угрожающе улыбнулся Лайэму.
– Давай, брат, – прошипел он, – бери его, и пусть победит сильнейший.
Но прежде чем Лайэм успел пошевелиться, нож поднял Мальчик. «Хватит разговоров», – подумал он, глядя на Лайэма. Ему хотелось выпустить из себя все эти годы ненависти в развороченные внутренности брата. И он вонзил в него нож, и потом еще раз и еще.
Финн пробежал последние несколько ярдов, и обрушил свою тяжелую палку на руку Мальчика. Тот взвыл от боли, разглядывая свои разбитые пальцы. Потом, изрыгая ругательства и оскорбления, рванулся к горлу противника. Финн со всей силой опустил свою малаккскую трость с серебряным набалдашником на голову Мальчика. Послышался отвратительный треск, похожий на удар кием по бильярдному шару, и Мальчик рухнул на тротуар.
Финн увидел кровь, струившуюся по одежде Лайэма, и застонал. Сорвав с себя пальто, он закутал в него Лайэма, а сложенный пиджак подложил ему под голову вместо подушки. Потом побежал в конец улицы, попросил прохожих вызвать «скорую помощь» и бегом вернулся к Лайэму. Он отсутствовал всего несколько минут, но обнаружил, что человек, едва не ставший убийцей, исчез. С залитым слезами лицом он взял Лайэма на руки.
– Боже, – молил он Господа, – не дай ему умереть. Он так молод. И я так недавно его нашел…
Карета «корой помощи» увезла Лайэма в больницу, где его сразу же взяли на операционный стол.
Хирург сказал Финну, что у Лайэма несколько ножевых ран и что он должен его немедленно оперировать. Финн рассказал полиции о случившемся, и полицейские послали за матерью Лайэма.
Лилли ворвалась в дверь с расширившимися от ужаса глазами и остановилась как вкопанная, увидев Финна.
– Простите меня, Лилли, – мягко заговорил он. – Лайэм все еще в операционной. Пока ничего не известно. Хорошо, что я оказался поблизости и помог ему.
– Вы помогли моему сыну?
Она опустилась на стул, и в ее глазах Финн увидел недоверие.
– Не забывайте, Лилли, кто он. Я люблю его не меньше вашего.
– Как вы можете его любить? – с мукой в голосе проговорила она. – Вы с ним даже не знакомы. Я его вырастила. Одна я имею право о нем заботиться. Я одна люблю его. Я пережила с ним все его детские болезни. Я одна всегда была рядом с ним.
Она бросила на Финна убийственный взгляд.
– Как вы смеете говорить, что любите его так же, как я? Этот мальчик – моя жизнь.
Охваченная ужасом, она стала ходить по коридору.
– Кто он? Где он? Я убью его своими руками. О, почему, почему… Почему он это сделал?
Финн пожал плечами в поисках ответа.
– Может быть, просто грабитель. Потребовал денег, а Лайэм ему отказал.
Лилли недоверчиво взглянула на Финна.
– А вы случайно оказались как раз там, прогуливаясь по Дансету. Как раз тогда, когда Лайэм шел по этой улице. Какое замечательное совпадение, Финн! Даже слишком замечательное, как мне кажется.
Финн снова пожал плечами.
– Во всяком случае, счастливое совпадение, сказал бы я. Но не время и не место продолжать здесь наш старый спор. Подумаем о Лайэме.
Они уселись напротив друг друга и стали молча ждать. Через полчаса вышел хирург и сказал, что одно глубокое ранение задело правое легкое Лайэма, другое прошло в желудок, к счастью не повредив жизненно важные органы, хотя и пришлось купировать несколько внутренних кровотечений и позаботиться о других, менее серьезных ранах. Они сделали все, что могли, и теперь все зависит от выносливости его организма.
Им позволили взглянуть на Лайэма. Они стояли по обе стороны кровати, глядя на его мертвенно-бледное лицо. «Он выглядит таким юным и таким беззащитным, снова как маленький ребенок», – грустно подумала Лилли.
– Спи хорошо, мой дорогой, – проговорила она, наклоняясь для поцелуя.
Финн отвез ее домой, на Маунт-Вернон-стрит, и она пригласила его зайти.
– Думаю, мы должны кое-что обсудить, – заметила она.
Усевшись в библиотеке Джона, по обе стороны догорающего камина, они смотрели друг на друга и вспоминали тот вечер, когда Финн пришел сюда под предлогом беседы с Джоном, чтобы повидать Лилли. Вспоминали также и о том, как началась их связь.
Она откинула голову на холодную темно-красную кожу подголовника кресла, глядя на то, как Финн наполнял стаканы бренди.
– Выпейте это, – сказал он, – и вы почувствуете себя лучше.
– Я хочу знать, почему вы собирались встретиться с моим сыном, – потребовала ответа Лилли.
Финн вздохнул.
– Мы знакомы уже некоторое время. И, как я полагаю, стали хорошими друзьями.
Цвет ее лица напоминал пепел в камине, когда она продолжила свои вопросы.
– Но почему вы именно теперь решили с ним подружиться? После того, как прошли все эти долгие годы?
– Потому что он и мой сын тоже.
Она бросила на него какой-то безысходный взгляд.
– Вы хоть раз задумывались о том, как все могло обернуться? Разве вы не помните, как я сказала вам, что забеременела? Неужели вы действительно не в состоянии вспомнить то, что произошло? Что вы сказали? Что сделали в тот вечер? Вы отказались от своего сына, Финн. И утратили все права на него. Вы заявили, что он не ваш и что никто никогда не сможет доказать обратное. Так позвольте же мне теперь сказать вам, Финн: что вы тогда сказали, правильно. Лайэм – сын Джона Портера Адамса, и никто никогда не докажет, что это не так. В ту ночь вы лишились каких-либо прав на него. Я его мать, и вы никогда не отнимете его у меня, даже если мне придется сказать ему правду.
Она встала и подошла к двери.
– А теперь вы можете уйти из моего дома, из моей жизни и из жизни моего сына. Я больше никогда не захочу вас видеть.
Лилли ушла от него, шагая вверх по лестнице, ни разу не оглянувшись. Он понял, что теперь, наконец, все кончено. Мести не будет, а если бы она и состоялась, то не была бы сладкой. Они оба проиграли и теперь окончательно потеряли друг друга.
Он вышел из дома Лилли и снова направился в больницу. Там Финн долго смотрел на лицо сына.
– Поправляйся, мой дорогой мальчик, – сказал он, в первый и в последний раз в жизни поцеловав его в щеку. И ушел от них навсегда.
50
Лилли была почти рада решению Лайэма не возвращаться в Гарвард. Три месяца в больнице и еще два домашней реабилитации превратили его в типичного инвалида, и она теперь могла заботиться о нем, баловать и во всем ему потакать, сколько душе ее было угодно. Он совершенно не запомнил нападавшего и недоумевал, размышляя о причинах нападения.
– Почему именно я, мама? – спрашивал он, и она отвечала ему не менее неопределенно:
– Наверное, какой-нибудь грабитель.
С наступлением весны Лайэм сказал, что ему хотелось бы поехать в Италию, и она с радостью приняла эту идею. Лилли подумала, что это должно быть ему полезно. И, кроме того, тогда он был бы далеко от Финна, хотя тот и не делал никаких попыток с ним увидеться. Она даже не рассказала Лайэму, что именно Финн спас ему жизнь.
Они отплыли в Неаполь через несколько недель и там долго путешествовали по озерам в автомобиле с шофером. Лайэм жил своей мечтой. Он пожирал глазами пейзажи и их краски, как все художники накапливая их в тех особых отделах мозга, откуда впоследствии их можно будет извлечь, возвратившись в зимний Бостон.
Они сняли многокомнатный номер в роскошной гостинице «Вила д'Эсте». Лайэм поднимался с рассветом и бродил по берегу озера с этюдником и акварельными красками, а Лилли наконец получила возможность расслабиться и развлечься. Там никто не знал, кто она была, и никому до этого не было дела. Как всегда, она ошеломляюще красиво одевалась по последней моде, да и сама все еще была красавицей, привлекавшей к себе взоры мужчин.
– Ваша мать самая красивая из всех женщин, которых я когда-либо встречала, – говорила Лайэму одна девушка, заглядывая через его плечо на акварельный эскиз с лодками, качавшимися на водной зыби у причала – А вы – вы, несомненно, тонкий художник, это сразу видно.
Смущенный, Лайэм обернулся и посмотрел на девушку. Это была невысокая американка с премилым лицом. Ему понравились ее светлые с золотистым отливом волосы, янтарно-карие глаза и замечательная кожа. Подумалось, что в ней собрались все цвета пейзажа ранней осени, и он ответил ей улыбкой.
– Благодарю вас за комплименты, хотя, как мне кажется, последнего я не заслуживаю. По крайней мере, пока. Мне еще нужно многому научиться.
– Вы уже знаете больше, чем большинство из нас, – возразила она и, рассмеявшись, обнажила небольшие, но очень ровные зубы. – Вы вполне могли бы написать портрет своей матери. Разве не удивительна ее красота? – она преувеличенно грустно вздохнула. – Чего бы я не отдала, чтобы выглядеть так, как она!
– Вам не нужно желать никаких перемен. Вы и так выглядите превосходно, – заметил Лайэм, дивясь собственной смелости. «Может быть, причиной итальянский воздух?» – подумал юноша.
– О, спасибо, сэр, – присела она в шуточном реверансе. – Но есть женщины, которые отличаются от всех остальных, и именно такова ваша мать.
Она протянула Лайэму руку. – Меня зовут Дженни Десанто, я из Чикаго. А вы?
– Лайэм Портер Адамс, из Бостона.
Он стер охру и жженую сиену со своих пальцев и взял руку девушки. Она была миниатюрная и мягкая, как лапка котенка, и он умиленно улыбнулся.
– О, Бостон… – проговорила она с вытянувшимся лицом. – Город ханжей и снобов. Совсем не то, что Чикаго.
Дженни опустилась на нагретые солнцем доски причала и, обхватив руками колени, надолго задержала взгляд на синей глади озера, сверкавшей под тонким слоем прозрачного утреннего тумана.
– Мы здесь проводим каникулы, – продолжала она. – Италия – родина моей семьи. Сейчас мои мать и отец в Милане, но я не выдержала жары и городского воздуха. Они отправили меня сюда, а на следующей неделе приедут и сами.
Она улыбнулась с озорной искоркой во взгляде.
– Сказать правду, я без них наслаждаюсь свободой. А вы? Разве вы не достаточно взрослый, что путешествуете с мамой?
Лайэм покраснел.
– Мне девятнадцать лет, – быстро ответил он. – Я тоже предпочел бы быть один, но у меня… несчастный случай… И теперь я восстанавливаю здоровье. Именно поэтому со мной моя мать.
– О, простите меня.
Янтарные глаза девушки с любопытством оглядели собеседника.
– От этого у вас и такой эффектный шрам на щеке?
Она рассмеялась.
– Я подумала, что это, может быть, результат дуэли в защиту какой-нибудь оскорбленной мадемуазель.
– Все гораздо менее романтично. Просто уличное нападение сумасшедшего с ножом в руках.
Глаза Дженни расширились от ужаса.
– О, Боже, простите… Вас расстраивают воспоминания об этом?
Лайэм задумался. Единственное, что его расстраивало, это то, что к нему не пришел господин Джеймс. После того как к нему вернулось сознание, Лайэм ждал его каждый день, но тот даже записки не прислал. Он не услышал больше ни одного слова от человека, которого назвал своим другом, и был обижен и огорчен. Лайэм не мог представить себе никакой причины тому, что его наставник так резко прекратил общение с ним, и подумал, что, наверное, сам сделал что-то не так, чем-то его обидел. Долгие недели Лайэм мучительно искал объяснения, но не находил ответа и решил, что не будет пытаться встретиться с ним в его офисе. Если господин Джеймс решил не встречаться с ним – что ж, это его дело.
– Нет, это меня не волнует, – ответил он. – Ведь это все в прошлом.
– Наверное, вас интересует только будущее, – серьезно проговорила она. – Да у нас, молодых, не так уж и много прошлого.
Лайэм сложил свои кисти, и они пошли вдвоем по берегу, придерживаясь тени раскидистых пиний. Дженни рассказывала о доме – большом особняке на берегу озера под Чикаго, о своих сестрах и братьях, – все они были старше и гораздо умнее ее, уверяла она Лайэма.
– Я избалованный ребенок в семье, и, по правде говоря, никто от меня многого не ожидает.
Дженни печально посмотрела на Лайэма, и у него голова закружилась от гордости, что она ему об этом говорит. Девушка была миниатюрна и очень хороша. И полная противоположность ему. Он был интроверт, одинокий и артистичный, Дженни – общительная, жизнерадостная и веселая.
Поддавшись внезапному порыву, он пригласил ее на ленч вместе со своей матерью.
– В час дня. На террасе, – сказал он по дороге в гостиницу.
– Я приду, – обещала Дженни.
Девушка была так мила во время ленча, что Лилли приняла ее вполне благосклонно. «В конце концов, – говорила она себе, – Лайэму нужен какой-то друг на время каникул, и Дженни вполне невинный компаньон, правда, не совсем нашего круга…» Кроме того, Лилли была достаточно сильно увлечена неким графом Кресполи, красивым, седовласым, уже начавшим стареть мужчиной, страстным рыболовом и автомобилистом. Он делал ей льстивые комплименты и был страшно рад возможности сопровождать ее в небольших экскурсиях, составлять ей компанию в уютных романтических ресторанчиках и даже за игорным столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63