Его закадычные друзья и коллеги, а также отдавшие за него свои голоса жители Норт-Энда печально качали головами, видя его хромавшим с палкой в руках.
– Подумать только, такой приятный молодой парень, – с симпатией говорили они, – такой красивый и удачливый…
Финн прочитал о разводе в газетах. Он не мог не заметить этого сообщения, оно пылало на первых полосах всех скандальных листков города с изображением прекрасного лица Нэда Шеридана, заклейменного негодяем, отбившим чужую жену. Фотографии Лилли в газетах не было, хотя упоминалось, что речь идет о госпоже Адамс, богатой бостонской вдове, вышедшей замуж за Дэна.
Он бросил газеты в корзину для бумаг и обхватил голову руками, думая о Лилли и о своем брате, ставшем калекой в той глупой пьяной драке. Дэн не пожелал его видеть.
46
Лилли обожала своего сына, почти подавляя его своей преданностью и материнской заботой. Он был милым мальчиком, правда, чуть больше, чем надо, замкнутым и как-то утонченно красивым. Но невольно возникал вопрос, действительно ли он был таким утонченным, или же Лилли только хотелось видеть его таким. Она посвящала ему все свое время, никогда не забывая о будущем, следила за его обучением, и, разумеется, у нее не было сомнений в том, что он будет учиться в Гарварде. Но даже при всем этом мальчик не мог заполнить всю жизнь женщины, в особенности долгими ночами, и Лилли мучило одиночество и чувство вины.
Пытаясь искупить свою вину в собственных глазах и перед лицом Господа, она снова занялась благотворительностью. Вы помните о тех десяти тысячах в год, которые Адамс передавал в помощь бедным ирландским женщинам Норт-Энда? Лилли увеличила размеры этой помощи. Теперь, вспоминая о том, как ее мать носила корзины с едой больным и нуждавшимся крестьянам, она надевала простое платье и отправлялась в больницы, школы и бесплатные столовые, чтобы решить, как следует распределять ее благотворительные пожертвования. Ирландцы ее любили. Лилли была знатной леди, и они это понимали, но она не важничала и вникала в их дела. Ее главной заботой было образование, так как она знала, что без него дети этого нищего гетто будут обречены так же, как их родители. Она приводила к ним учителей, платила за обучение и считала своим личным достижением каждый случай поступления кого-нибудь из «ее детей» после школы в колледж.
Задыхаясь от летней жары в Бостоне, она купила загородное имение на северном берегу Лонг-Айленда, в районе, прилегавшем к Манхэттену, известном под названием «Ирландский канал»; там находились имения многих богатых ирландцев. Она назвала его «Фермой Адамс», переехала туда с Лайэмом и прислугой и стала принимать у себя в доме соседей.
Разумеется, это не была ферма в полном смысле слова. Где-то на краю участка в пятьдесят акров был курятник, чтобы в доме всегда были свежие яйца, на огороженном участке жил осел, составивший компанию принадлежавшему Лайэму пони, и, к ее радости, она наконец-то обзавелась конюшней, заполнив ее отличными лошадьми, каких только можно было купить на деньги Адамса. Она разъезжала верхом по своим пятидесяти акрам вместе с шестилетним Лайэмом, правившим своим пони, и снова чувствовала себя счастливой и свободной. Но никогда не позволяла себе забыть об угрозе Финна.
Лилли было немного за тридцать, и ее все еще называли красавицей. Она всегда превосходно одевалась, будь то поездка верхом по лесам или званый обед, а когда принимала гостей, то была первоклассной хозяйкой.
Она прочитала в «Бостон геральд» о том, что Дэн продал свой дом в Бэк-Бэй и построил особняк под Вашингтоном, в Мэриленде.
Говорили, что, то был миниатюрный Белый дом и что Дэниель баллотировался в сенат. Говорили также, что он в то время часто оставался в своей инвалидной коляске из-за старой травмы спины, и глаза ей застилали слезы при воспоминании о том роковом вечере, и ей, как всегда, хотелось повернуть время вспять. Она вспоминала, как ее раздраженная мать повторяла ей снова и снова: «Если бы только, если бы только», Лилли, – твердила она. – Эти слова история твоей жизни. И когда ты только поймешь, что такой вещи, как «если бы только», не существует. Ты сделала то, что сделала, и это твоя собственная ошибка». И Лилли с грустью подумала, что, когда она умрет, слова «Если бы только…» следовало бы вырезать на ее надгробном камне.
Они вернулись в Бостон, и однажды вечером ее удивил звонок в дверь. Лилли сидела в малой гостиной на втором этаже, пытаясь убить время вышиванием по канве цветной шерстью. Лайэм готовился ко сну. Вошла горничная и сказала, что ее хочет видеть какой-то молодой человек.
– У него такой неопрятный вид, – виновато сказала она, – что я оставила его у входа. Говорит, что его зовут Джон Уэсли Шеридан, мэм, – добавила она.
– Шеридан! – повторила потрясенная Лилли.
– Он крупный парень, мэм, лет шестнадцати, как мне показалось.
Лилли поняла, что ее самый ужасный кошмар претворялся в реальность. К ней явился ее сын. Она подбежала к окну и устремила взгляд на улицу, но там никого не было видно.
В испуге Лилли уверяла себя, что у нее нет ничего общего с этим мальчиком. Для него не было места в ее жизни. Он был в прошлом. Перед ее глазами всплыло безжалостное лицо Роберта Хатауэя, и она вспомнила его тело на своем, его жесткие руки, а потом боль и унижение. Ей хотелось завыть! Она снова повторяла себе, что плод такого союза не имеет права на мать.
– Передай этому мальчику, что я не знаю, кто он такой, и не хочу его видеть, – приказала она горничной.
Голос ее дрожал, и горничная посмотрела на нее с тревогой.
– Передай ему то, что я сказала, – прошипела она, – и проследи за тем, чтобы он ушел, иначе я позову полицию, и его арестуют.
Перепуганная девушка выбежала из комнаты на лестничную площадку.
Там, перегнувшись через перила, стоял Лайэм и смотрел в вестибюль.
– Что там за мальчик? – с любопытством спросил он.
На него пристально смотрел мальчик Шеридан. Он сам вошел в вестибюль, хотя горничная и просила его подождать на улице; она быстро побежала вниз, боясь, как бы он чего не стянул. Лайэм последовал за нею. Мальчик ждал с какой-то странной слабой улыбкой на губах.
Он посмотрел на Лайэма.
– Ты кто такой? – грубо спросил он.
– Я Лайэм Портер Адамс. А ты кто?
– Э, Портер Адамс?
Мальчик небрежно прошелся по вестибюлю, заглянул в библиотеку, отмечая про себя богатую меблировку.
– Так значит, это все твое?
Озадаченный, Лайэм кивнул.
– Наверное, да.
– Мадам говорит, что не знает вас и что вам следует сразу же уйти, иначе она вызовет полицию, – испуганно выпалила горничная. Он был рослый парень, и в его глазах было что-то, пугавшее девушку, – Вам нельзя здесь оставаться, – нервно добавила она – Я пойду к мадам и скажу, чтобы она, вызвала полицию.
Он безразлично пожал плечами, продолжая смотреть на Лайэма, мальчика, имевшего все, в то время как сам он не имел ничего.
– Однако скажите ей, что она меня прекрасно знает и что я еще вернусь, – проговорил он, направляясь к двери. Там обернулся и улыбнулся Лайэму:
– До свиданья, брат, – сказал он, закрывая за собой дверь.
Лайэм ринулся вверх по лестнице к матери. Она стояла у окна, провожая взглядом мальчика Шеридана, уходившего по улице от дома. Лайэм рассказал ей о том, какую странную вещь сказал в вестибюле этот парень, и она приказала ему немедленно отправляться спать. Потом, полубольная от ужаса, Лилли позвонила Нэду.
Она рассказала ему о том, что произошло и что она решила уехать из Бостона, если он придет снова.
– Увезу Лайэма в Нью-Йорк, – сказала она. – Поселюсь в обычной гостинице.
Нэд позвонил по телефону в Нантакет, чтобы выяснить, в чем дело. Мать сказала ему, что у них были кое-какие неприятности: Мальчика обвинили в том, что он избил другого парня, и притом так сильно, что того пришлось положить в больницу. Он все время не находил себе покоя, злился и хотел уехать с острова. Потом исчез, забрав с собой пятьдесят долларов семейных денег, и они не знают, где он находится, но почему-то поняли, что назад он не вернется.
– Они заботились о нем все эти годы, – грустно сказал Нэд, – и вот как он им платит за это.
– Мы делали для него все, что могли, – гневно проговорила Лилли. – Каким бы он ни был, ни у них, ни у меня нет с ним ничего общего.
Лилли купила небольшой особняк на Сэттон-Плейс с видом на Манхэттен и на Ист-Ривер и записала Лайэма в хорошую частную дневную школу, поскольку он был еще мал для школы святого Павла. До нее вдруг дошло, что она поселилась в той же части города, где жил Финн, и в душу ее закрался подспудный страх. Но она подумала, что, поскольку новые друзья, с которыми у нее завязались отношения через Нэда, относятся к миру театра и оперы, покровителем которой она намеревалась стать, было маловероятно, чтобы их пути пересеклись. Но Лилли не могла заставить себя не думать о нем: каким он теперь стал, не женился ли и не забыл ли ее.
47
Друзья Сил Молино знали, что у нее не было кавалера, и строили догадки о причине этого. В конце концов, она была привлекательна и полна жизни, остроумна, очаровательна и весела, и, несмотря на то, что па перед смертью проиграл целое состояние, по-прежнему богата.
Но годы шли, и хотя она бывала на всех приемах и вечерах и поддерживала широкие знакомства, Сил все еще не была замужем.
«Причина в ней самой», – говорили сплетники, зная, что ее обожали все друзья, в том числе мужчины, находившие ее не столь вызывающей и гораздо более веселой, чем иные из записных красавиц.
Да, годы шли. Сил было уже двадцать восемь. Она тратила свое состояние на тряпки, любила охоту и рыбалку, обожала театр и вечеринки, но все еще не встретила человека, который мог бы занять место вероломного Финна в ее сердце. Она пыталась не думать о нем, отодвинуть на задворки сознания вместе с воспоминаниями о своей порочной сестре. «Они стоят друг друга», – говорила она себе, и ей хотелось, чтобы был жив Уильям, который разделил бы с нею одиночество старой Арднаварнхи.
Сил была в Дублине и шла по Моулсворт-стрит, направляясь выпить чаю в «Басвеллз-отель» после утомительной послеполуденной беготни по магазинам, когда буквально наткнулась на Джека Оллердайса. Несколько лет назад они познакомились в Лондоне, но с тех пор пути их перекрещивались лишь случайно. Поддавшись какому-то импульсу, она попросила его разделить с нею чаепитие.
Джеком звали майора Джона Говарда Оллердайса, помощника командира дивизиона в Дублинском замке – резиденции вице-короля. Это был англичанин лет тридцати пяти со спокойными карими глазами, коротко подстриженными, зачесанными назад каштановыми волосами и лихими усами. Он не был таким красивым мужчиной, как Финн, но военная выправка и приятные черты делали его привлекательным. Сидя с ним за столом с поданными к чаю горячими булочками с маслом и ячменными лепешками в «Басвеллз-отеле», Сил думала о том, что у него был свой собственный стиль, кроме того, он заставлял ее смеяться, и она была рада услышать о том, что он также будет сегодня на званом вечере с танцами и ужином у их общих друзей.
Сил пришла с преднамеренным опозданием, напряженно искала его взглядом в массе гостей и наконец, с радостью нашла. Он был очень изящен в своей форме – коротком алом мундире с эполетами и золотыми пуговицами и черных брюках с красными шелковыми лампасами.
Раздвигая плечами толпу, он проложил дорогу к Сил.
– Я ангажирую вас на все танцы, – не допускавшим возражений тоном объявил он.
– Что подумают люди? – весело спросила она.
– Мне все равно. Я пришел сюда только из-за вас.
Он размашисто написал свое имя через всю карточку танцев Сил и сказал:
– Я не думал, что вы можете выглядеть лучше, чем днем, в той шляпке с вуалью, но это, оказывается, возможно. Вам так к лицу розовый цвет.
– Даже при моих морковных волосах?
– Благодаря вашим морковным волосам, – твердо сказал он, и Сил поняла, что он ей действительно нравится.
Они танцевали все танцы, потом вместе пошли к столу, и она понимала, что все это заметили и обсуждали, но ей было все равно. Она прекрасно проводила время. Однако, всегда опасаясь скандала, не позволила ему проводить себя до дому.
Его внимательные карие глаза, его смех были последним, о чем она думала, засыпая в тот вечер, и первым, когда утром открыла глаза. Она подумала о Финне, и вся ее боль вдруг отступила. Она говорила себе, что Джек Оллердайс был симпатичным, привлекательным мужчиной, начитанным, культурным, происходил из хорошей семьи, и вдруг рассмеялась привычному возмущению, когда подумала, что это в точности такой человек, за которого отец согласился бы ее выдать. Но когда к завтраку подоспел его первый букет цветов, она вскочила с кровати, упаковала чемоданы и, охваченная паникой, сбежала в Арднаварнху.
Джек позвонил ей в тот же вечер.
– Почему вы сбежали? – спросил он таким огорченным и смущенным голосом, что она тут же начала таять.
– Дело не в вас, – отвечала она. – Дело во мне. Я не знаю… не могу объяснить. Может быть, потому, что вы слишком привлекательны.
– Не обращайте это против меня, – смеясь, проговорил он. – Что бы там ни было, я далеко не так привлекателен, как вы. Я ведь всего лишь второй сын в семье, без права на наследование, да к тому же моя военная карьера…
– Слава Богу.
Сил становилась все мягче и, в конце концов, пригласила его на тот же уик-энд в Арднаварнху.
Джек приехал нагруженный цветами, шампанским, шоколадом и книгами, как какой-то летний Дед Мороз. Его внимание снова зажгло давно потухшие искры в ее глазах и новый свет в ее сердце. Он был так не похож на Финна, что Сил быстро перестала мысленно их сравнивать.
Роман был коротким, и Сил через несколько месяцев вышла замуж за Джека, ограничившись скромной церемонией в Дублине. Одним из условий, поставленных когда-то ее отцом, было то, чтобы ее муж согласился принять фамилию Молино. Таким образом, Джек стал Джоном Говардом Оллердайсом Молино. Он увез ее в долгое свадебное путешествие по Франции, а когда они вернулись, в доме на Фицуильям-сквер был устроен огромный прием для всех их друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63