– О, разумеется, – поднял он свой бокал.
– Тогда за будущее, – согласилась Лилли.
– За наше будущее, – поправил он Лилли и улыбнулся, снова заметив на ее лице предательский румянец.
Зажгли свечи в серебряных канделябрах, и Финн отпустил дворецкого, сказав, что за столом управится сам.
– В конце концов, я знаю, как это делается. Ведь был же я в свое время ливрейным лакеем.
– Вы меня компрометируете, – запротестовала она, когда за дворецким тихо закрылась дверь, и они остались одни.
Финн ухмыльнулся.
– Зато мы будем в равном положений: с глазу на глаз. При равной угрозе обеим нашим репутациям. Кроме того, Лилли, вашу репутацию в этом городе испортить невозможно. Я достаточно быстро в этом убедился. В Бостоне каждому известно, что Джон Адамс женился на своей экономке. И мне кажется, что с вами в этом городе не считаются. Это, должно быть, очень непривычно для вас – не быть принятой в свете?
– У меня есть свои друзья, – словно защищаясь, проговорила она.
– Да. Я тоже о нем слышал.
Лилли вздрогнула.
– Нэд Шеридан, – добавил он. – Молодой красавец актёр.
– Семья Нэда приютила меня после того, как пошла ко дну «Хайберния». Они ухаживали за мной, как за собственной дочерью. Нэд хороший человек, он мой друг… Впрочем, я не желаю оправдываться. Да, я вышла за Джона, потому что это был единственный способ начать новую жизнь. Что мне еще оставалось? И, кроме того, он прекрасный человек, добрый и ласковый, и я его действительно люблю. Только вот…
– Что – только?
Она просительно взглянула на Финна:
– Неужели нужно объяснять?
– Вы не обязаны ничего мне объяснять, Лилли. Думаю, я знаю вас лучше, чем самого себя.
Он потянулся через стол и коснулся ее руки.
– Лилли, что случилось с ребенком?
Лилли почувствовала, как кровь отлила от лица. Она приучила себя никогда не думать о ребенке, о котором никто ничего не знал, кроме Нэда. Она похоронила сына в глубинах своего сознания, вместе с Робертом Хатауэем.
– Я.. – я не знаю, – проговорила она, наконец.
– То есть как не знаете? Но вы обязаны знать. Может быть, у вас случился выкидыш после кораблекрушения? Или, может быть, он умер? Или что, Лилли?
Лилли вскочила на ноги и устремилась к двери, но Финн схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.
– Будет лучше, если вы ответите на мой вопрос, Лилли, – резко сказал он. – Мы говорим о ребенке, который едва не разрушил обе наши жизни.
– Я отдала его, – слабым голосом ответила она. Я не смогла даже взглянуть на него. Для меня он никогда не существовал.
Финн помог ей сесть в кресло и, стоя рядом, по-прежнему не спускал с нее глаз.
– Скажите мне, чей он, чтобы я знал, кого следует за это убить.
Она в ужасе взглянула на Финна. Ей было понятно, что это значило.
– Тогда вы должны убить меня, – вздохнула она, – потому что я одна во всем виновата. Я оклеветала вас, думая, что потом все уладится. – Лилли опустила голову на руки. – Боже, какая я была наивная, – простонала она, – и какая глупая.
Финн с жалостью посмотрел на Лилли, она не плакала. Он понимал, что она уже выплакала свои слезы. Ему хотелось обнять ее, но он этого не сделал. Вместо этого Финн взял ее руку и сказал:
– Простите меня. Мы договорились похоронить прошлое. Забудем его, Лилли. Давайте просто радоваться тому, что мы сегодня снова вместе.
Лилли взглянула на него в надежде, что он искренен и не собирается ничего рассказывать ее мужу.
– О, Финн, – не справляясь с дрожью, проговорила она, – мне так вас не хватало…
– А мне не хватало вас. Могли ли вы хоть подумать, что мы с вами будем обедать вместе, вот так, как сейчас?
Она улыбнулась.
– Никогда. И притом в этом громадном доме… Вы, должно быть, гораздо умнее, чем я думала, раз достигли столь большого успеха.
– Я работал для этого как проклятый. Как и Дэн. Ах, да, ведь вы ничего не знаете о моем брате. Но, разумеется, вам приходилось слышать о сети магазинов Дэниела. Он начал с одного, а теперь у него их две дюжины, и он постоянно расширяет свое дело.
Финн гордо улыбнулся.
– Разве могли вы когда-нибудь подумать, что Дэн станет бизнесменом? Но вы еще не слышали самого главного. Хотя вполне возможно, что читали о нем в бостонских газетах. Он был сенатором штата Массачусетс, а теперь его выбрали конгрессменом от демократов. Теперь мой брат в Вашингтоне, делает политику и меняет законы.
Он с вызовом смотрел на Лилли, словно приглашая ее опровергнуть сказанное, если она сможет.
Лилли вспоминала двух братьев-ирландцев, вспоминала, в каком восторге они были в тот день на конюшне, когда ее отец назначил Финна грумом и перевел Дэна на более чистую работу.
– Какие вы оба умные, – восхитилась она. – Я всего лишь вышла замуж из-за денег, а вы с Дэном нашли секрет успеха.
Финн забыл прошлое, испытывая ничем не омраченное удовольствие от ее присутствия здесь, в его доме; она сидела так близко, что он мог прикоснуться к ней. А прикоснуться к ней ему отчаянно хотелось, больше чем когда-либо в его жизни. Он вздохнул.
– Господи! – воскликнула она, стремительно пересев на софу, стоявшую перед камином в гостиной. – Я так счастлива, Финн О'Киффи, что нашла вас снова. Своего старого друга.
Он сел рядом с нею и обвил ее руками.
– И это все, Лилли? Мы только друзья?
Лилли посмотрела на его тонкое, красивое лицо, оказавшееся так близко. Она чувствовала тяжесть его тела своей грудью и смотрела в глаза единственного мужчины, которого, понимала она теперь, любила всегда. Возбуждение разливалось по ее телу; она поцеловала Финна. «Вот чего я хочу, – говорила она себе, прижимаясь к нему сильнее. – Вот оно, то, чего я всегда хотела. Даже когда стала достаточно стара, чтобы знать о любви все».
Ее ласкали руки Финна, и ей хотелось, чтобы они никогда не останавливались. Роберт почти уничтожил ее, Нэд Шеридан вернул ее к жизни, но Финн был мужчиной, которого она всегда любила. Она будет делать все, что он захочет, все. Только не сейчас.
Лилли оттолкнула его от себя.
– Я не могу, – дрожа, проговорила она. – Не здесь…
– Тогда уедем в Нью-Йорк.
– Завтра, – быстро согласилась она. – Я приеду.
Финн проводил ее до дому по затихшим, холодным улицам, залитым светом газовых фонарей, часто останавливаясь в тени, чтобы еще и еще раз ее поцеловать. Перед парадной дверью ее дома они почти официально пожелали друг другу спокойной ночи, и Лилли сунула в сумочку карточку с его нью-йоркским адресом.
– До завтрашнего вечера, – прошептала она, – в семь часов.
Она увидела, как улыбка осветила его глаза.
– Я буду ждать, – пообещал Финн.
В Нью-Йорке шел снег, пухлые хлопья кружились в воздухе, делая скользкими тротуары и покрывая, словно свадебным конфетти, черные волосы Лилли, спешившей в многоквартирный дом, где была квартира Финна. На ней была шуба из золотистого соболя и сочетавшаяся с ней шапка в русском стиле. Открывший дверь Финн рассмеялся и сказал, что с таким розовым носом и раскрасневшимися щеками она похожа на золотистого замерзшего медвежонка.
– Но это вы были медвежонком, – в ответ засмеялась она. – Не помните? Когда я заставляла вас плясать для Сил?
– Я помню, – ответил он, снимая с нее шубу.
– Вы простили мне это? – спросила она, поворачиваясь в его руках и улыбаясь.
– Я простил вас, и вам об этом известно.
– И простили мне все остальное, что я когда-либо сделала вам во вред?
Он пожал плечами.
– Вы же знаете, Лилли, что вам всегда все прощается.
– О, Финн, – счастливая, вскричала она, потянувшись к нему и обвивая его шею руками. – Я не могу поверить, что мы действительно здесь, снова вместе. Почти как прежде.
Ее холодные губы встретились с губами Финна, и они слились в поцелуе. Они словно жадно пили друг друга. Потом она снова, смеясь, оттолкнула его.
– Нечем дышать, – пожаловалась она.
Финн принялся извлекать булавки из ее волос, которые блестящей черной волной упали до талии. Он погрузил в них руки, наслаждаясь их ароматной мягкостью.
Финн взял ее руку, и они вошли в спальню. В ней стоял полумрак, а темно-зеленые стены и полки, заполненные книгами, говорили о том, что это была комната мужчины. Паркетный пол был покрыт турецким ковром, а на широкой кровати отливало золотом бархатное покрывало.
Финн ввел ее в круг света от лампы, стоявшей у кровати, и стал целовать снова. Потом расстегнул дюжину крошечных пуговиц на спине мягкого лилового бархатного платья. Оно соскользнуло с плеч Лилли, повернувшись к нему, она снова обняла его за шею и принялась целовать. Ее сжигало желание, подобное какой-то внутренней боли, она ни о чем не думала, кроме его рук на своей обнаженной коже, сжимавших ее все сильнее и сильнее.
Лилли выскользнула из рубашки и встала перед ним, а он смотрел на нее, как на призрак.
– Финн, дорогой мой, – переполненная ощущением счастья, проговорила Лилли, – так и должно быть.
И снова шагнула в его объятия, и он снова целовал ее, а потом поднял и уложил на золотистый бархат постели.
Они не спускали друг с друга глаз, пока он раздевался. Его взгляд скользил от розовых пальцев ног по мягким голеням, следовал изящной кривизне бедер, более крутому изгибу талии, до восхитительных грудей. Он видел ее лицо с темно-розовым румянцем возбуждения на щеках и облако блестевших черных волос, роскошными волнами рассыпавшихся вокруг головы. Ее полураскрытые алые губы ждали его поцелуев, а ярко сиявшие сапфировые глаза бесстыдно рассматривали его, предлагая ему ее собственную дерзкую наготу.
– Вы самая красивая из всех женщин, которых мне когда-либо довелось видеть, – сказал Финн, приподнимая ее ногу и целуя безукоризненно изящные пальцы.
– И много их вы видели, Финн? – спросила она с нахлынувшим вдруг чувством ревности.
– Предостаточно для того, чтобы можно было сравнивать.
Лилли протянула к нему руки и страстно проговорила:
– Мне кажется, что я ждала вас всю жизнь.
Они буквально вцепились друг в друга, плоть к плоти, не отрывая трепетавших губ. А когда он, наконец, взял ее, это была целая буря огня и страсти, которой она напрасно ждала от Нэда.
– Боже мой, только не выходи из меня, не выходи, не выходи, – стонала она в экстазе, и он приподнимал ее к себе, снова и снова достигая вместе с нею высшей точки наслаждения.
Потом они лежали в изнеможении, не расплетая рук и ног. Финн поднял голову и посмотрел на Лилли.
– Я всегда любил вас, – тихо проговорил Финн.
Лилли гладила его лицо, а он целовал ее руку.
– И я всегда вас любила, – выдохнула она. – Думаю, что всегда понимала это, но этот плод был запретным.
– Теперь с этим покончено, – возразил он.
– Да, покончено, – согласилась она, улыбнувшись.
Финн сел и вынул из стоявшего около кровати столика бриллиантовое колье. Улыбаясь Лилли, он покачал им перед ее глазами.
– Так значит, вы его так и не продали! – воскликнула она.
– Как я мог? – сказал он. – В конце концов, оно же принадлежит вам.
– Как и пятьдесят золотых соверенов, – напомнила ему Лилли.
Финн небрежно пожал плечами.
– Недаром говорят, что зло настигает того, кто делает зло. Их у меня украли.
Лилли рассмеялась.
– Бедный Финн.
Он надел бриллианты ей на шею и соединил замок колье.
Финн лежал на подушках, зарывшись лицом в волосы Лилли.
– Вы никогда не узнаете, – тихо проговорил он, склоняясь над нею для очередного поцелуя, – как много раз рисовал я себе эту картину.
Он снова вытянулся рядом е нею и снова заключил ее в объятия, чувствуя себя как человек, все фантазии которого воплотились в явь.
40
Лилли писала Сил, что в ту зиму они буквально пожирали друг друга, предаваясь своей страсти. Ей как-то удавалось заставлять своего беднягу мужа верить в то, что она занимается благотворительностью. У нее был постоянный номер в отеле «Пятая авеню», но пользовалась она им редко. По утрам, когда Финн уходил в офис, она оставалась в его постели и там же поджидала его обычно позднего возвращения. Что она делала в промежутке, я не знаю и не думаю, чтобы она об этом когда-нибудь говорила. Это было не важно. Для всех, кроме Нэда Шеридана.
Нэд вернулся из своего турне совершенно случайно в тот же день, когда Лилли только что возвратилась после уик-энда из Бостона и была в своем номере в отеле. Она понимала, что должна сказать ему все, хотя это было ей больно.
Лилли напрямик сказала Нэду, что все кончено. Его лицо посерело от этого удара.
– Но я хочу на вас жениться, – проговорил он в смятении.
– Я знаю, что никогда не была бы счастлива замужем за актером, – печально возразила она. – Я не раз говорила вам об этом. Из этого ничего бы не вышло, Нэд. Вы всегда в турне, в пути из города в город, все эти поезда, комнаты в гостиницах и холодные театры…
Пораженный, Нэд смотрел на нее.
– Но я актер, – говорил он, – и не могу этого изменить, Лилли. Что я могу еще делать?
– Ничего, дорогой Нэд, – мягко ответила она. – Ваша карьера для вас все. Она для вас важнее меня. В конце концов, кто я такая, чтобы лишить театр одной из его самых ярких звезд? Кроме того, – солгала она, – я должна вернуться к мужу.
Когда Нэд уходил, она говорила:
– Мы всегда будем друзьями, Нэд, не так ли? Я не могу представить свою жизнь без вас.
И он, этот бедный баловень-простак, как обычно, удовольствовался крохами с ее обильного стола.
– Да, – согласился он, сведя все свои надежды в одно короткое слово.
Но у Лилли не было времени даже для друга, и она снова забыла о Нэде, с той же легкостью, с какой когда-то забыла о сыне, родившемся десять лет назад в Нантакете, так как единственным, о ком она могла думать, был Финн.
Месяца через два, не залечив своей раны и не в силах забыть Лилли, Нэд женился на своей партнерше, тоже звезде театра, Джулиет Скотт. Лилли прочла об этом в «Нью-Йорк геральд».
Но скоро Лилли о нем забыла, так как обнаружила, что забеременела. Она почти чувствовала тот момент соития, когда их тела, соединившись, дали жизнь их ребенку. Все это было так прекрасно и так не похоже на страх и унижение, от которых она страдала в прошлый раз, что от радости она танцевала, кружась по комнате.
Их связь продолжалась почти пять месяцев. В воздухе уже пахло весной, и она подсчитала, что ребенок должен родиться в октябре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63