— А откуда известно вам? — Вопрос подразумевал, не выступаю ли я в виде амортизатора.
— Мне только что позвонил со своего командного пункта командир полка майор Кикнадзе.
— Просил вашего заступничества? Это он пропустил самолёт? — Раздражение Сталина не смягчила даже фамилия земляка, к которому он относился с особым расположением.
— Фашистский разведчик прошёл к нам незамеченным, подробности выясняются, — повторил я. — А майор Кикнадзе в заступничестве не нуждается. Он хотел успокоить: в районе дач никаких происшествий.
— Скажите, такой заботливый, — скептически хмыкнул Иосиф Виссарионович. — Этак мы не найдём, с кого спросить. Кто виноват, кого наказывать?
— Виноватых нет.
— Они всегда есть, надо только найти.
— Тогда начинать надо не с командира полка Кикнадзе, не с командующего ПВО, даже не с Климовских и не с Павлова. Об этом мы с вами уже беседовали. И о том, кстати, что следует не столько выяснять, кто больше виноват, сколько исправлять положение.
Мои слова задели его, он хотел ответить, но в этот момент зазвонил телефон, Сталин снял трубку и по начавшемуся разговору я понял: руководство ПВО докладывает ему о случившемся. И был рад, что воспринимает он сообщение не горячась, делая какие-то пометки на листке бумаги.
— Состояние противовоздушной обороны Москвы обсудим на Государственном Комитете Обороны, — произнёс Сталин. — Готовьте ваши предложения… Нет! Никаких оттяжек. Постановление примем не позже, чем завтра. Все!
Окончив разговор, повернулся ко мне. Помолчал, вздохнул:
— Поезжайте, пожалуйста, сейчас к товарищу Кикнадзе, выясните обстановку, узнайте, в чем он нуждается, что предлагает для улучшения обороны. И постарайтесь успеть сегодня же в шестой авиакорпус. По тем же вопросам. Мы пошлём туда двух советников ГКО, но у них будут свои задачи. Желательно нынче получить все сведения. Когда вернётесь — сразу прошу ко мне.
— Будет выполнено.
— Передайте привет товарищу Кикнадзе и моё пожелание ему говорить обо всем откровенно, не боясь никакой критики в адрес начальства.
— А иначе я просто не буду с ним беседовать.
— Речь идёт не о наших с вами принципах, Николай Алексеевич, речь идёт о майоре, на которого давит пласт уставов, инструкций, традиционного чинопочитания. Надо не сковывать этого майора, а, наоборот, помочь ему, — улыбнулся Иосиф Виссарионович, и это была одна из первых его улыбок, увиденных мною после начала войны.
Путь предстоял недалёкий: полтора, от силы два часа на автомашине. За это время надо было оценить, проанализировать обстановку с учётом всех известных мне данных, сделать предварительные выводы, наметить предложения, но лишь в такой форме, чтобы их можно было изменить или дополнить при получении новой информации. Анализ и выводы, прикидки на будущее — это как раз то, чем я любил заниматься и в чем, смею надеяться, до некоторой степени преуспел. Объективность, осторожность, накопленный опыт не позволяли мне ошибаться почти никогда. Но если прежде в годы гражданской войны и после неё мозг мой действовал быстро, энергично вырабатывая соответствующие рекомендации (а может, тогда обстановка была проще, элементарнее?), то с возрастом, с усложнением военной и политической ситуации мне требовалось все больше времени для того, чтобы взвесить все факты, «прокатать» мысленно различные варианты и найти тот, который я мог бы отстаивать с чистой совестью. И давайте-ка, благосклонный читатель, поразмыслим вместе на том недолгом пути, который вёл от Кремля на юго-запад, вдоль Москвы-реки до командного пункта майора Кикнадзе.
Итак, 8 июля 1941 года над нашей столицей впервые и прямо среди дня появился вражеский самолёт. Разведчик. Каким образом он прорвался через систему ПВО? Можно сказать только одно: он пришёл не с того направления, откуда ждали появления фашистской авиации, а севернее, со стороны Волоколамска. Летел не над железной дорогой, которой придерживались авиаторы, а, наоборот, прокрался над бездорожной лесистой местностью. Пилот был, безусловно, весьма опытный: до сих пор неизвестно, кто. В зоне обороны самолёт, идущий на большой высоте, приняли за свой и потеряли к нему интерес. Поняв это, лётчик, снижаясь, прошёл над Тушино, над Соколом и стадионом «Динамо» до Кремля, над Замоскворечьем до Измайлова, а там, убоявшись, наверно, появиться над Щёлковским аэродромом, повернул обратно. Разведчик мог засечь расположение военных объектов, движение на магистралях — все то, что интересовало его.
Опознали фашиста лишь на выходе из Московской зоны ПВО. Взмыли истребители, но было уже поздно, догнать наглеца они не смогли. Иосифу Виссарионовичу, конечно, было особенно неприятно, что Гитлер с удовольствием потирает руки, разглядывая аэрофотоснимки Кремля. За каким, мол, окном кабинет Сталина? Обидно, разумеется, но дело не в самолюбии, а в том, случаен ли или закономерен прорыв вражеского разведчика? Может, наша противовоздушная оборона вообще ничего не стоит? Какие меры принять, чтобы укрепить её и постараться обезопасить столицу?
Эти вопросы впервые возникли тогда после начала войны. Неудачи на фронте были столь велики и опасны, что отодвинули на задний план все остальное, в том числе и противовоздушную оборону столицы. Хотя, безусловно, все мы, от Иосифа Виссарионовича, от командования наших ВВС и ПВО до меня грешного, для которого авиация была дальше всех других родов войск, знали, что представляет собой угроза с воздуха. Известна была нам доктрина итальянского военного теоретика генерала Дуэ, утверждавшего ещё в двадцатых годах, что войну можно выиграть без участия сухопутных армий или с их минимальным участием за счёт одних лишь уничтожающих налётов тяжёлой бомбардировочной авиации на промышленные центры, города и транспортные узлы неприятеля. Скажу даже, что одно время, в начале тридцатых годов, доктрина Дуэ оказывала заметное влияние на Сталина: именно тогда он обратил особое внимание на состояние нашей авиации, на её развитие — в чем мы и добились успеха.
Делали мы, разумеется, свои выводы из военных событий в Западной Европе, которые не прекращались с тех дней, когда прозвучали первые выстрелы в Испании. Изучали структуру, состояние, стратегию и тактику немецких военно-воздушных сил. Более того, по указанию Гитлера, германцы передали нам несколько боевых машин различных типов: «Мессершмитты-109 и —110», «Хейнкель-111», бомбардировщик «Юнкерс-88». Подчеркнули своё доверие, расположение к нам, сделали жест, ничем, по существу, не рискуя. Мы не могли их копировать. Во всяком случае, хорошо уже то, что наши авиаторы, наши испытатели летали почти на всех немецких машинах, знали их боевые качества, их особенности. Надёжная это была техника, ничего не скажешь. Но ведь и наша не уступает немецкой. И это не голословное утверждение.
Ещё в тридцать седьмом году у нас был испытан тяжёлый четырехмоторный бомбардировщик «Петляков-8» (забытая страница нашей истории). Машина была прекрасная. По грузоподъёмности, по скорости, по вооружению она превосходила все самолёты такого типа, даже позднейшие американские «летающие крепости», получившие широкую известность в годы второй мировой войны. И раньше всех создали мы эту машину, и была она лучше других, но в серию не пошла. И не потому, что производственных мощностей не хватало. Опять же по глупости тех людей, которые живут одним днём, не умея заглянуть в будущее. Есть доктрина: мы будем бить врага на его собственной территории — малой кровью, могучим ударом. Раз так — для чего нам нужны дорогостоящие мощные бомбардировщики, в Америку, что ли, летать?! Даёшь побольше лёгкой фронтовой авиации! Тут, кстати, и экономия средств для народного хозяйства. Одному из ведущих авиационных заводов предложено было выпускать… детские велосипеды. Это все равно как к космическому кораблю цеплять телегу.
Конструкторская мысль у нас не стояла на месте. Наоборот, тридцатые и сороковые годы — это расцвет технических идей, воплощающихся в практику, несмотря на ограниченные возможности. Говорю только об авиации. К началу войны мы имели замечательные боевые самолёты «МиГ-3», «ЛаГГ-3», «Як-1», не уступавшие, а по некоторым показателям даже превосходившие немецкие машины таких же типов. Другое дело, что этих самолётов было ещё очень мало, их производство только налаживалось. Так что Гитлер, действительно, и с этой точки зрения выбрал самое удобное для себя время развязать войну.
Наше руководство, и Сталин в первую очередь, прекрасно понимали, что немцы в случае войны обязательно будут бомбить наши стратегические объекты, в том числе и Москву, хотя по тогдашним понятиям она находилась весьма далеко от германских аэродромов. Мы принимали меры по защите воздушных подступов к столице. Москву прикрывали части 1-го корпуса ПВО, состоящего из отдельных зенитно-артиллерийских полков, подразделений прожектористов, слухачей, наблюдателей и связистов. В общей сложности путь воздушному противнику преграждали 550 зенитных орудий среднего и 28 орудий малого калибра, ровно 100 установок счетверённых пулемётов, 580 постов ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения, связи), 318 прожекторных станций и 68 постов аэростатов воздушного заграждения. Силы вроде бы и немалые, но и пространство большое.
Значительные надежды возлагались на истребительные авиационные полки, дислоцированные в Подмосковье. Они имели 387 самолётов. Буквально за сутки до начала войны эти полки были сведены в особый 6-й истребительный авиакорпус, командовать которым был назначен полковник И. Д. Климов: при единственной нашей встрече он показался мне человеком энергичным, исполнительным, но не способным выдумать пороха. Что же, надёжные исполнители тоже очень нужны.
И вот теперь, после прорыва вражеского разведчика, возникли вполне закономерные сомнения: а надёжна ли система противовоздушной обороны столицы? Прежде чем принять решение, Сталину требовались данные. Как можно больше и из различных источников. Чтобы учесть все и не ошибиться. Напомню, что я был отправлен в зенитно-артиллерийский полк майора Кикнадзе. А поскольку этот полк занимал примечательное место не только в Московской зоне ПВО, но и во всей Красной Армии, то и рассказать о нем следует подробней, начиная издалека.
Через несколько дней после победы Октябрьской революции на Путиловском заводе было срочно завершено оборудование нового бронепоезда, предназначенного не только для борьбы с сухопутными войсками, но и с авиацией противника. На площадках — восемь орудий. Стволы четырнадцати пулемётов выглядывали из амбразур. И название громкое: «Стальной противосамолетный бронепоезд», или «Стальной дивизион». Основой команды бронепоезда стали путиловцы. В состав этого дивизиона входила и 2-я батарея, которая вскоре отделилась от этой воинской части.
Бронепоезд принимал участие в боях с полками генерала Краснова под Гатчиной, отличился под Псковом, где преградил путь кайзеровским войскам, двигавшимся на Петроград. А в начале ноября 1918 года 2-я железнодорожная противосамолетная батарея была отправлена на бронированных платформах на Северный фронт, и с этого дня началось её самостоятельное существование. Отвоевавши на нескольких фронтах, летом 1920 года 2-я батарея прибыла в Баку. Это был период, когда началось освобождение Закавказья от националистов и интервентов. В феврале 1921 года в Грузии разгорелось восстание против национал-меньшевистского правительства и его английских покровителей. Сталин тогда очень внимательно следил за развитием событий. На помощь грузинам пришла Красная Армия. 2-я противосамолетная батарея была среди тех воинских подразделений, которые первыми вступили в Тбилиси. А затем и в Батуми. На необыкновенное воинское подразделение Иосиф Виссарионович просто не мог не обратить внимания. Путиловцы среди освободителей Грузии! Это ли не образец пролетарского интернационализма?!
По указанию Сталина 2-я батарея была привлечена к подавлению контрреволюционного мятежа, вспыхнувшего в Западной Грузии. А для этой операции использовались лишь самые надёжные подразделения, в которых, кстати, было много кавказцев.
В 1925 году противосамолетная батарея была вновь передислоцирована в Баку для охраны нефтяных промыслов. Ещё через шесть лет она была переформирована в 193-й зенитно-артиллерийский полк. Время от времени Иосиф Виссарионович интересовался судьбой этой воинской части, и естественно, что туда направляли служить хороших командиров, отличных выпускников военных училищ.
Вспомнил Сталин о зенитчиках и летом 1939 года, когда в его кабинете зашла речь об усилении Московской зоны ПВО, о формировании новых частей. Время было тревожное. В Монголии наши войска сражались с японцами. Из Западной Европы столь густо тянуло гарью и дымом, что впору было закрыть все окна и форточки. И уж во всяком случае позаботиться о защите нашей столицы.
Иосиф Виссарионович был в спокойном, хорошем состоянии. Прохаживаясь вдоль длинного стола, сказал: «Зачем нам новички под Москвой, на ответственных позициях? Разве у нас нет закалённых частей с боевыми традициями, с революционными традициями? Недавно товарищ Лукашов рассказывал мне о боевых стрельбах 193-го полка. Все батареи поразили цель. Стопроцентный успех. Почему нам не взять такой хороший полк под Москву, а вместо него сформировать для защиты бакинских нефтепромыслов два или даже три новых полка? Пусть учатся».
«Одна батарея полка находится сейчас на Халхин-Голе и показала там высокое боевое мастерство, — подкрепил я слова Сталина. — Она сбила несколько японских самолётов, точно вела огонь по наземным целям, в том числе и по танкам». «Вот видите, товарищи, — развёл руками Иосиф Виссарионович, обращаясь к присутствовавшим. — Мы должны ценить таких замечательных воинов».
Слова Сталина, конечно, оказались решающими. Без промедления был подписан приказ о передислокации 193-го зенитно-артиллерийского полка в Подмосковье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344