Сразу залаяли молчавшие до этого собаки.– Смотри, смотри! – зашептал Строгов. – Метакса на балконе машет шапкой.– Значит, вышли! Только поздновато он выскочил, уже стреляют.И точно в подтверждение этих слов за домом в направлении засады Хангулова послышалась частая дробь выстрелов. Казалось, в пустой кастрюле пересыпают горох.– Надо перекрыть на всякий случай дорогу на Михайловку, – заволновался Дробышев.– На развилке дорог – опергруппа милиции, – сказал Строгов.– Ну, тогда порядок! Давай выходить.Уже спускаясь с чердака, они услышали крик: «Скорей!» Перегоняя друг-друга, оба выскочили во двор и с пистолетами в руках кинулись к ограде. Через улицу, обхватив руками голову, бежал Метакса. Из-под его пальцев, заливая лицо, тянулись все увеличивающиеся яркие полоски крови.– Пошли на Андреевку! – испуганно крикнул он, пробегаяя мимо.Лихорадочная стрельба начала затихать. Выстрелы постепенно перемещались вправо, раздавались реже, огонь велся прицельный и более опасный. Несколько раз высоко над головами Дробышева и Строгова тоскливо пропели шальные пули.Маскируясь за деревьями, контрразведчики короткими перебежками достигли дома Метакса, обогнули его и очутились на маленькой вытоптанной полянке с плотно обступившим ее кустарником. Выстрелы теперь слышались отчетливей и резко перемещались вправо. Перестрелка шла в движении. Видимо, Эмухвари нарвались на Хангулова и, отстреливаясь, уходили туда, где засел Пурцеладзе.Надо было торопиться. Строгов и Дробышев бросились в направлении уходящих выстрелов. Продираясь через чащу, они снова услышали частую стрельбу. Совсем рядом зачиркали пули: бандиты приблизились к Пурцеладзе и он встретил их огнем. Пришлось залечь и ожидать, пока Эмухвари примут решение. В поисках лазейки они могли пойти правее и наткнуться на Березовскиго или начать отход и попасть под огонь Дробышева и Строгова. Третьего пути у них не было.Неожиданно ухнула граната, за ней вторая. На короткое время перестрелка затихла. В тревожной тишине особенно четко слышался треск сухих ветвей: несколько человек, не выбирая дороги, шли на них. Дробышев и Строгов приготовились к встрече, но шум неожиданно начал уходить вправо, на Березовского. Враг чувствовал, что его обкладывают, в поисках щели бросался из стороны в сторону. Наткнувшись на третью засаду, Эмухвари будут прорываться к тропе, ведущей на перевал, а в случае неудачи – через Бешкардаш на юг. Отход их через селение был особенно опасен – возможны жертвы среди жителей. Оставалось перекрыть этот последний путь отступления. Строгов и Дробышев поднялись, прошли сотню метров вправо и снова вышли к дому Метакса. У зеленой полянки они остановились. Сколько человеческих ушей прислушивалось к наступившей обманчивой тишине. Наконец она прорвалась – часто захлопали выстрелы, грохнул взрыв гранаты и застрочил ручной пулемет: бандиты наткнулись на засаду Березовского. Частые хлопки выстрелов порой сливались в сплошной гул, изредка покрываемый разрывами гранат. На какие-то доли секунды огонь стихал, и тогда ясно слышалось однообразное постукивание пулемета. Бандиты упорно пробивали себе дорогу на Семенли.– Да! Жарко там сейчас! – произнес побледневший Дробышев.Нетерпеливый Строгов предложил:– Может, ударим сзади?– Спокойно! Теперь скоро. Не уйдут! – сдержал его Дробышев. Трудно брать их будет, – продолжал он, поднимаясь и отдирая мешавшие ему усы и бороду, – но надо кончать!Они пересекли полянку, быстрым шагом прошли вдоль стены дома, очутились у изгороди и залегли. Перд ними лежала улица, по-прежнему пустая и настороженная.Стрельба затихла. Противники затаились и, высматривая друг друга изредка обменивались огнем. Отчетливо слышался полет пуль. Вот одна, над головами, сломала ветку, другая глухо ударила в зазвеневший ствол. Вдоль улицы, стелясь по дороге, как бы предупреждая об опасности, уныло чиркали невидимые шмели. Некоторые из них, задев каменистую землю, поднимали столбики пыли и, взвизгнув, уходили вверх.Незаметно подкрались сумерки. Темнота наступала со стороны моря, будто пытаясь нагнать уходящее за деревья солнце.Из-за угла крайнего от леса дома появился один из Эмухвари. Согнувшись и прихрамывая, он пробежал по улице и тяжело упал в придорожную траву. Следом за ним из-за дома показался второй. Осматриваясь и прижимаясь к изгороди, он подбежал к первому и лег рядом. Они поднимались, делали короткие перебежки, вновь падали и снова вскакивали. Чувствовалось, что они спешат выйти из опасной зоны. Им казалось, что путь на юг через селение свободен, и они торопились им воспользоваться. Когда Эмухвари поднялись для очередного броска, Федор Михайлович резким, срывающимся голосом крикнул:– Бросай оружие!Эмухвари выстрелили и кинулись в траву. Дробышев и Строгов ответили. Перестрелка велась в упор. В сгущавшейся темноте вспыхнули огоньки выстрелов. Наконец Федор заметил, что огонь со стороны бандитов прекратился. Контрразведчики вскочили, перепрыгнули через бровку ограды и кинулись вперед.Дробышев первым набежал на тела Эмухвари.– Стро-о-гов! – нарушая наступившую тишину, протяжно кричал из темноты чей-то голос. – С-т-р-о-г-о-в!– Мы з-д-е-с-ь! – так же протяжно ответил Дробышев.– К-а-к д-е-л-а?Федор узнал Пурцеладзе.– С-ю-д-а! – вмешался в перекличку Николай Павлович.Вскоре около неподвижно лежавших Эмухвари собрались все. Враг не ушел.Чекисты не сразу хватились, что с ними нет Сандро. Березовский вспомнил, что в самом начале перестрелки Сандро был ранен и отполз в сторону, в кусты, чтобы перевязать рану.Встревоженные, все двинулись на поиски. Не долго пришлось им блуждать! Сандро лежал на боку в десятке шагов от места засады, подобрав ноги, сжавшись в комок. Горькая гримаса боли искривила его лицо. Чекисты поняли, как тяжело умирал их мужественный и веселый друг. 50 Крысы бежали с тонущего корабля, а Чиверадзе говорил себе: «Подождем немного, подождем еще. Ну, еще денек, ну еще один…» Это становилось опасным. Дмитренко не раз докладывал ему, что интересующие их лица нервничают. Как бы чего не случилось! А Иван Александрович только усмехался и, просматривая сводки, требовал не прекращать наблюдение ни на минуту. Казалось, его не беспокоило, что работая без отдыха, сотрудники выматывались, засыпали на ходу. Когда об этом говорили, он отмахивался: «Нужно потерпеть, скоро все кончится!» Чувствовалось, что он сам на пределе и может снова заболеть. Большого напряжения стоили непрекращающиеся допросы Жирухина, настоятеля, Гумбы и других.Непохожие друг на друга, с разными характерамы и взглядами, эти люди были объединены одним: ненавистью к советскому строю, к народу. Присутствуя при допросах, Чиверадзе удивлялся, как окружающие раньше не замечали их звериной злобы.Понятна была ненависть бывшего настоятеля Ново-Афонского монастыря, отца Иосафа, в миру Евгения Павловича Зубовича, ротмистра лейб-гвардии кирасирского Ее Величества полка, желтого кирасира, своим прошлым чем-то напоминавшим князя Касатского из толстовского «Отца Сергия». Барин, аристократ, отпрыск старинного рода, записанный в бархатную книгу столбового дворянства, он, даже уйдя из «мира», оставался «белой костью». Было ясно, почему он стал врагом. Но Жирухин? Что толкнуло его в лагерь врагов? Что сделало его озлобленным и непримиримым?На допросах он бравировал своими политическими убеждениями, еще несколько дней назад так тщательно скрываемыми. Цинично рассказывая о своей преступной деятельности, он не щадил своих сообщников и, как ни странно, не пытался спрятаться за спины других. Гумба вел себя иначе. Отрицая вначале все предъявленные обвинения, он отступал, прижатый фактами, понемногу сдавая позицию за позицией. Упорнее всех был отец Иосаф – Зубович. Когда его спросили, где радиостанция, он удивленно посмотрел на Дмитренко и Чиверадзе и, пожав плечами, ответил, что вообще в своей жизни никогда ее не видел.Но здесь неожиданно помог служка – Маринец. Вообще он знал много, этот маленький монах, помимо своей воли втянутый в эту компанию. Зубовичу пришлось сдаваться. Наконец, на одном из последних допросов он назвал имя своего последнего гостя. Так следствие пришло к Кребсу. Услышав эту фамилию, Дмитренко обменялся взглядом с Чиверадзе и прекратил допрос.– Пора, Иван Александрович! – сказал Дмитренко, когда они остались одни. И тогда Чиверадзе, уже не колеблясь, ответил:– Хорошо! Сегодня!Первым в управление был доставлен Назим Эмир-оглу, задержанный в тот момент, когда он садился на теплоход «Грузия», шедший в Батум. В его маленьком чемоданчике, кроме обязательных зубной щетки, мыла, полотенца и пижамы, обнаружили небольшую тетрадку с непонятными на первый взгляд записями. Даже пустой чемоданчик все же оставался тяжелым. Вскрыли дно и увидели плотно уложенные пачки денег купюрами по десять фунтов стерлингов. Втиснутый между ними лежал массивный золотой портсигар. Кроме подлинных документов в заднем кармане брюк был обнаружен паспорт, разные справки на имя Шония, деньги в советских знаках и… пистолет Дробышева.Почти следом за Эмир-оглу привезли Шелия. Входя в помещение комендатуры, он из-за нерасторопности дежурного мельком увидел Назима. У него тоскливо сжалось сердце. Изредка, в бессонные ночи, к Шелия приходила мысль о возможном аресте, но он обманывал себя надеждой уйти в последнюю минуту в лес, к Эмухвари. «Ну, а дальше что? – задавал он себе вопрос. – Что ж, так всю жизнь в лесу?» И успокаивал себя тем, что это ненадолго, все переменится, а если нет, можно уйти за реку Чорох, в Турцию. На этот случай он кое-что скопил и хранил в потайном месте. Как-то в разговоре с Назимом он поделисся с ним своими опасениями, но тот успокоил его: до этого не дойдет, а если и случится, то есть люди посильнее, чем мы с тобой, они позаботятся о нас.Не успели оформить арест и поместить в одиночку Шелия, как два сотрудника привезли Шелегия. Этот производил впечатление обыкновенного уголовника с грубыми, вульгарными манерами, шуточками и матерной бранью. Он наивно верил в то, что ему твердили его руководители: «Ничего не бойся, выручим!» И он не боялся. В протоколе обыска значилось, что у него отобраны пистолет и револьвер с большим количеством патронов, а в комнате, за ковром, обнаружена кавалерийская винтовка. В прошлом он уже неоднократно судился за кражи и грабежи. Обыск и камера не были чем-то новым и неожиданным для него. Правда, раньше им больше интересовался уголовный розыск, «уголовка», как называл он. Там все было проще. Тогда среди проходивших мимо сотрудников розыска он узнавал знакомых по прежним арестам, те в свою очередь, узнавали его и зачастую в шутливой форме спрашивали о здоровье и делах… Он с наигранной беспечностью отвечал, ожидая, пока его отведут в камеру, где уж наверняка он встретит своих «корешей» – друзей по профессии, таких же «блатных», как он. Здесь, в ГПУ, все было иначе. Испугало Шелегия, что его поместили в одиночку. «Чудят, легавые», – подумал он, но чувство трвоги холодком обожгло сердце.Прошло несколько часов, а Чиковани, посланный за Майсурадзе, не возвращался. Он уже звонил Чиверадзе и Дробышеву, докладывал, что нигде не может его найти.Иван Александрович нервничал и не отходил от телефона, ожидая сведений. Были перекрыты все места, где Майсурадзе мог появиться, – и никаких проблесков. Он и его «хвост» точно провалились.– Когда последний раз звонили с поста? – спросил Дробышев.– А? – переспросил занятый своими мыслями Чиверадзе.Дробышев повторил вопрос.– Часа три назад.– А просочиться на «Грузию» он не мог?– Нет, этого не могло быть. Там же были люди, следившие за Назимом, они бы увидели. Нет, нет, это исключается!– А выходы из города?– Что ты, экзаменуешь меня, что ли? Ведь его же водят наши люди. Куда пропали они? Если бы потеряли – позвонили бы немедленно! Нет! Он, конечно, в городе.– Иван Александрович! Можно мне связаться с Союзтранспортом, с заведующим? Он не из болтливых, я его знаю. Предупрежу: на всякий случай.– Звони!Федор Михайлович снял телефонную трубку и попросил Союзтранс.– Директор, ты? – спросил он. – Здравствуй! Говорит Дробышев. Когда у тебя ушли последние машины на Сочи и на Гали? И больше не будут? Будут? Когда?В эту минуту их разговор перебила междугородная. Срочно вызывал Афон.– Давайте! Алло, алло, кто? – взволнованно крикнул Дробышев.Телефонная связь тридцатых годов! Но сейчас она не подвела.Говорил старший смены:– Майсурадзе только что приехал на попутной машине в Афон, машину не отпускает, зашел в ресторан. В разговоре с шофером сотрудник выяснил, что пассажир просил отвезти его в Сочи. Что делать?Дробышев посмотрел на Чиверадзе.– Пусть берут! – ответил Чиверадзе. – Только предупреди, чтоб осторожно, он наверняка вооружен. И чтоб по дороге не выбросил чего. Спроси, вещи при нем есть? Чемодан? Что это они все с чемоданами разъезжают, как курортники? – в первый раз за весь день улыбнулся Иван Александрович. – Ну, пусть берут! И немедленно сюда!Чиверадзе тут же вызвал оперпункт Афона и приказал, как только машина уедет, произвести тщательный обыск в кабинете и на квартире директора ресторана, арестовать его и срочно доставить. Вешая трубку, Иван Александрович с облегчением вздохнул.– Уф, гора с плеч! Китов собрали, кажется всех. Осталась мелкая рыбешка.Он повернулся к Федору.– Организуй посменный отдых, пусть ребята отоспятся! 51 Это входило в привычку. После работы Замковой торопился домой, убежденный, что Елена вернулась и ждет его. Нетерпение подстегивало. Он ускорял шаги и, подходя к дому, почти бежал, но поднимаясь по лестнице, замедлял шаг, заранее смакуя радость встречи. Он так отчетливо представлял себе эту минуту, что ясно видел черты ее лица, почему-то слезы… и останавливался. Ему хотелось продлить это состояние. Передохнув, он медленно поднимался на четвертый этаж. Остановившись у дверей со своей табличкой, прислушивался, но в квартире было тихо, и тогда постепенно в нем проходило это чувство восторженности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37