.. Это вопиющая неправда… со всей ответственностью заявляю, что я его не писал, дали печатный материал… Дело было так: к Абакумову привел меня Лихачев. Не помню, у кого был документ… Абакумов сказал: вот познакомьтесь – и подпишите. Заявление было напечатано… Ни один протест не был принят… Потом заставили… Это было у Лихачева в кабинете, продолжалось 7-8 часов… Было жарко мне, душно, слезы и спазмы душили…».

Из объяснений Новикова, данных восемь лет спустя, совсем в другой политической обстановке, видно: его в тюрьме не только не били, но даже не устраивали столь распространенной у чекистов пытки бессонницей. Александр Александрович не спал от нервного возбуждения, да еще от непривычки спать при освещении, круглосуточно горевшем в камере. Тем не менее бравый маршал сломался всего за неделю. И протоколы допросов, на которых Новикова будто бы понуждали подписать заявление против Жукова, как назло не сохранились. В 54-м году, когда судили Абакумова, Жуков был заместителем министра обороны, и Новиков никак не мог признавать, что в его заявлении против Георгия Константиновича много правды. Александру Александровичу пришлось лгать, что его будто бы заставили подписать не им составленый лист. Эта версия легко опровергается: в архиве сохранился написанный рукою Новикова оригинал заявления, с которою потом была снята машинописная копия для зачтения на Высшем Военном совете. Копию маршал также подписал. Думаю, что на самом деле «сталинского сокола», дважды Героя Советского Союза, следователям на Лубянке и ломать-то как следует не пришлось. Александр Алексанрович прекрасно знал, что виноват. Бракованные самолеты с заводов принимал, в результате случались аварии и гибли люди. В 53-м и в 54-м, оправдываясь, маршал утверждал: да, мол, принимал истребители с неисправным бензопроводом, но делал это исключительно с целью приблизить победу над Германией, дать в войска больше боевых машин. Как будто с неисправным бензопроводом далеко улетишь! Маршал с наркомом Шахуриным просто спешили отрапортовать о выполнении и перевыполнении правительственных заданий. Гибель летчиков их не волновала – людей до конца войны хватит. В заявлении о Жукове Новиков признавал: «…Я являюсь непосредственным виновником приема на вооружение авиационных частей недоброкачественных самолетов и моторов, выпускающихся авиационной промышленностью…». Во время следствия это было квалифицировано как сознательное вредительство. При реабилитации маршала в 53-м году прием заведомого брака расценили как ошибки, неизбежные во всяком большом и сложном деле. В действительности же, перед нами самая обычная преступная халатность, за которую Новикова, Шахурина и курировавшего авиапромышленность Маленкова стоило бы судить.
Новикову было хороша известно и о судьбе одного из своих Предшественников. Генерала Рычагова, посмевшего заявить Сталину, что летчики летают на «летающих гробах», расстреляли за высокую аварийность в советских ВВС. Поэтому когда Абакумов предложил Александру Александровичу сделку: жизнь и сравнительно небольшой срок в обмен на сведения, компрометирующие Жукова, маршал раздумывал недолго. Заявление на имя Сталина Новиков писал сам, следователи могли подсказывать только некоторые формулировки. Ведь они не могли знать деталей: когда именно встречались Жуков и Новиков, о чем говорили. Характерно, что на Совете Жуков ни одного из приведенных в заявлении фактов не опроверг.
Новиков каялся также в своем поведении по отношению к Василию Сталину. И пытался перевести стрелки на Георгия Константиновича: «…Жуков хитрит и лукавит душой. Внешне ЭТО, конечно, незаметно, но мне, находившемуся с ним в близкой связи, было хорошо видно. Говоря об этом, я должен привести Вам в качестве примера такой факт: Жуков на глазах всячески приближает Василия Сталина, якобы по-отечески относится к нему и заботится. Но дело обстоит иначе. Когда недавно, уже перед моим арестом, я был у Жукова в кабинете на службе, и в беседе он мне сказал, что, по-видимому, Василий Сталин будет инспектором ВВС, я выразил при этом свое неудовлетворение таким назначением и всячески оскорблял Василия. Тут же Жуков в беседе со мной один на один высказался по адресу Василия Сталина еще резче, чем я, и в похабной и омерзительной форме наносил ему оскорбления». Этого факта Жуков на Совете тоже опровергать не стал.
Если бы потребовалось, Абакумов и его люди могли из Новикова веревки вить. Например, заставить его показать, будто маршал Жуков составил военный заговор и замышляет теракт против вождя. Правда, для такого признания необходимо было бы Новикова изрядно поколотить. Александр Александрович должен был догадаться, что здесь ему грозит высшая мера, и просто так давать показания не стал бы. В своем последнем слове на суде, уже глядя в лицо смерти, Абакумов настаивал:

«…Я ничего не делал сам. Сталиным давались указания, а я их выполнял».

Можно не сомневаться, что и в деле Жукова Абакумов руководствовался сталинскими указаниями. Сталин же совсем не собирался в тот момент делать из Жукова изменника и шпиона. Он решил перебросить Георгия Константиновича на запасной путь – в Одесский округ. Если будет большая война, Жуков еще пригодится.
А вот наиболее рьяно защищавший Жукова маршал Рыбалко два года спустя, 28 августа 1948 года, внезапно скончался «после продолжительной и тяжелой болезни». В министерстве госбезопасности существовала специальная лаборатория профессора Г.М. Майрановского, специализировавшаяся на ядах, вызывавших смерть с симптомами той или иной болезни. Уж не умельцы ли из «лаборатории-Х» помогли Павлу Семеновичу отойти в лучший мир?
Прибыв в Одессу, Жуков круто взялся за наведение порядка как в войсках, так и в городе. После войны в «Одессе-маме» наблюдался настоящий разгул преступности. Вечером опасно было ходить по улицам. Бандиты нападали на офицеров и членов их семей. Георгий Константинович приказал разрешить офицерам круглосуточное ношение личного оружия. На первых порах эффект был обратным. Нападать на офицеров стали чаще – теперь уже с целью завладеть оружием. Тогда Жуков дал право применять его в случае опасности нападения со стороны преступников. Маршал провел целую военную операцию против преступников. Город был разбит на сектора, в каждом из которых специально выделенная воинская часть проводила зачистку: тотальные проверки документов, налеты на притоны, засады… Всех задержанных, среди которых было много мирных граждан, случайно попавших в облавы, отправляли на ночь в комендатуру, а утром передавали милиции. Нельзя сказать, что таким способом Жуков искоренил в Одессе преступность, но нападать на военных бандиты теперь остерегались. Местные же власти расценили действия командующего как самоуправство и сигнализировали в Москву.
Еще один конфликт Жукова с Одесским обкомом произошел на почве вечно актуального квартирного вопроса. В Одесском округе было полно бесквартирных офицеров. Снять себе не то что квартиру, а даже угол можно было только за большие деньги. На оплату квартир офицеры тратили до половины жалованья. Военное ведомство жилья в ту пору почти не строило, а одесские власти считали, что не обязаны предоставлять жилплощадь офицерам. Тем более что Жуков был в опале и добиться правды в Москве не мог. Тогда Георгий Константинович решил пойти по другому пути. Секретарю обкома Алексею Илларионовичу Кириченко доложили, что военные в городе начали выявлять пустующие квартиры и вселяться в них, ссылаясь на приказ Жукова. Маршал подтвердил, что такой приказ отдал, но отменить его отказался, указав, что все делается по постановлению образованной им жилищной комиссии, куда включены и депутаты горсовета. Комиссия также стала принуждать горожан, имеющих излишки жилплощади, сдавать комнаты офицерам по твердым ценам, значительно ниже тех, что сложились на рынке. Популярность Жукова в войсках резко возросла, зато от одесситов в обком и горком посыпались жалобы. Кириченко молил Москву: «Уберите от нас этого диктатора!» Летом 47-го Москва направила комиссию для проверки Одесского военного округа во главе с недавно назначенным министром вооруженных сил и произведенным в маршалы Булганиным. Жуков не явился встречать комиссию на вокзал. Когда-то Булганин был у него на Западном фронте членом Военного Совета, по сути, подчиненным, и теперь Георгий Константинович считал унизительным для себя быть в подчинении у «политического маршала». Этот инцидент увеличил неприязнь Николая Александровича к Жукову.
Крупных недостатков в боевой подготовке войск округа комиссия не нашла, но были выявлены факты грубого обращения Жукова с подчиненными. Офицеры жаловались: маршал жесток, порой беспощаден. В одном полку, увидев грязные умывальники, выставил командира за проходную и приказал больше в полк не пускать. Одного из своих заместителей, боевого генерала, выгнал с совещания за двухминутное опоздание. Подтвердилось и самоуправство маршала во взаимоотношениях с гражданскими властями.
До снятия Жукова с поста командующего Одесским округом прошло еще несколько месяцев. За это время получило развитие так называемое «трофейное дело» и были арестованы много знавший жуковский адъютант подполковник А.С. Сёмочкин, состоявший при Жукове генералом для особых поручений генерал-лейтенант Л.Ф. Минюк и член Военного Совета группы войск в Германии генерал-лейтенант К.Ф. Телегин. Трофеи были взяты в период пребывания Жукова в Германии. Еще 23 августа 1946 года Булганин докладывал: «В Ягодинской таможне (вблизи г. Ковеля) задержано 7 вагонов, в которых находилось 85 ящиков с мебелью. При проверке документации выяснилось, что мебель принадлежит маршалу Жукову… Для провоза мебели была выдана такая справка: „Выдана Маршалу Советского Союза тов. Жукову Г.К. в том, что нижепоименованная мебель, им лично заказанная на мебельной фабрике в Германии „Альбин Май“, приобретена им за наличный расчет и Военным Советом Группы Советских оккупационных войск в Германии разрешен вывоз в Советский Союз“. Группы войск в Германии возглавлял тогда бывший начальник штаба у Жукова Василий Данилович Соколовский, а членом Военного Совета состоял Константин Федорович Телегин, по части „трофейной лихорадки“ не уступавший Жукову и вагонами гнавший на родину награбленное или скупленное по дешевке барахло.
Одесской таможне Булганин велел мебель адресату не выдавать до особого распоряжения. Впечатляет опись «имущества, прибывшего из города Хемниц». Акт о его задержании был составлен 19 июня – вскоре после снятия Жукова с поста главкома сухопутных войск. Георгий Константинович размахнулся аж на 194 предмета мебели. Тут и спальня для дачи, сделанная из карельской березы, и стол круглый «Рафаэль» (полированный орех Мозер с матовой инкрустацией под кожу), и гостиная красного дерева с обивкой из золотистого плюша и многое, многое другое, подавляющему большинству советских граждан даже десятилетия спустя знакомое лишь по выставкам иностранной мебели да по западным кинофильмам про «сладкую жизнь» буржуазии. А ведь вез все это богатство Георгий Константинович в голодном 46-м году, когда сотни тысяч его соотечественников умерли от элементарного недоедания.
Мебелью жуковские аппетиты не ограничивались. 5 января 1948 года, выполняя указание Сталина, Абакумов приказал произвести негласный обыск на московской квартире маршала. 10 января Виктор Семенович докладывал: «Задача заключалась в том, чтобы разыскать и изъять на квартире Жукова чемодан и шкатулку с золотом, бриллиантами и другими ценностями. В процессе обыска чемодан обнаружен не был, а шкатулка находилась в сейфе, стоящем в спальной комнате». В шкатулке было 24 штуки часов, в том числе 17 золотых и 3 с драгоценными камнями. Золотых кулонов чекисты обнаружили 15 штук, в том числе 8 с бриллиантами. Нашли и некоторые другие золотые вещи – портсигары, браслеты, серьги… Абакумов на этом не успокоился: «По заключению работников, производивших обыск, квартира Жукова производит впечатление, что оттуда изъято все то, что может его скомпрометировать… Отсутствуют даже какие бы то ни было письма, записи и т. д. По-видимому, квартира приведена в такой порядок, чтобы ничего лишнего в ней не было».
Поэтому, доносил шеф госбезопасности, в ночь на 9-е января негласный обыск провели на даче Жукова в поселке Рублёво под Москвой. Здесь улов был гораздо более солидный, поскольку «две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного рода товаров и ценностей.
Например:
Шерстяных тканей, шелка, парчи, пан-бархата и других материалов – всего свыше 4000 метров;
Мехов – собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракульчевых, каракулевых – всего 323 шкуры;
Шевро высшего качества – 35 кож;
Дорогостоящих ковров и гобеленов больших размеров, вывезенных из Потсдамского и других дворцов Германии – всего 44 штуки, часть которых разложена и развешена по комнатам, а остальные лежат на складе.
Особенно обращает на себя внимание больших размеров ковер, разложенный в одной из комнат дачи;
Ценных картин классической живописи больших размеров в художественных рамках – всего 55 штук, размещенных до комнатам дачи и частично хранящихся на складе;
Дорогостоящих сервизов столовой и чайной посуды (фарфор с художественной отделкой, хрусталь) – 7 больших ящиков;
Серебряных гарнитуров столовых и чайных приборов – 2 ящика;
Аккордеонов с богатой художественной отделкой – 8 штук;
Уникальных охотничьих ружей фирмы Голанд-Голанд и других – всего 20 штук. Это имущество хранится в 51 сундуке и чемодане, а также лежит навалом».
– Абакумов со знанием отмечал: «…Дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей». Точно такие же домашние музеи представляли собой дача и квартира самого Виктора Семеновича, который знатно пограбил в Германии. Но это станет предметом разбирательства позднее, после ареста Абакумова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108