Ей никогда не узнать, что такое любовь мужчины, настоящая любовь. А именно это и было для нее самым главным.
Риск был слишком велик, а цена непомерно высока. Хизер захотелось плакать, но она справилась с собой. Она больше не позволит Дамиану прикоснуться к себе, потому что от его близости просто теряет голову. Лучше раз и навсегда все прекратить. Конечно, лучше. Но как больно…
Глава 10
Праздник в честь папиного дня рождения был в самом разгаре. Гостей собралось немного, но зато пришли самые близкие друзья и соседи. Хизер смотрела, как ее мать взяла отца под руку. Майлз засмеялся и ласково похлопал ладонью по руке жены, потом наклонился и поцеловал ее в губы.
Сердце Хизер сжалось от пронзившей его острой боли. Подобные картины не были ей в диковинку, потому что родители никогда не стеснялись проявлять свои чувства на людях. Но сегодня… сегодня все было по-другому.
Она откровенно завидовала их близости, тому, как им легко друг с другом, завидовала их взаимной любви… И одновременно презирала себя за это.
Праздник начался еще днем на южной лужайке поместья, а сейчас гости уже начали потихоньку разъезжаться. Виктория шла по направлению к тому месту, где сидела Хизер, с наслаждением подставившая лицо теплым лучам заходящего солнца и легкому дуновению теплого ветерка, напоенному ароматом луговых трав.
Виктория чмокнула дочь в щеку и с видимым облегчением опустилась в кресло.
– Наконец-то представился случай передохнуть, – проговорила она и обеспокоенно поинтересовалась:
– Как ты думаешь, все идет как надо?
– Твои званые вечера, мама, всегда проходят как надо, – улыбнулась Хизер. – И всякий раз ты беспокоишься из-за пустяков.
– Такова уж, видно моя материнская доля, – вздохнула Виктория.
Хизер продолжала улыбаться, но внутри у нее было пусто и холодно. Ведь ей никогда этой доли не узнать…
– Во всяком случае, я рада, что все закончилось. – Виктория, одетая в бледно-голубое вечернее платье, которое очень шло к ее глазам, казалась молодой как никогда. Она внимательно посмотрела своими удивительно ясными голубыми глазами на дочь. – Последний раз мы с тобой говорили по душам чуть ли не несколько лет назад, – весело заметила она. – Ты у нас теперь редко бываешь. Это из-за вашей размолвки с Беа?
Хизер в первый момент даже растерялась. Хотя чего удивляться – она как-то упустила из виду, что ее мама из тех людей, которые всегда говорят то, что думают. Она опустила глаза и посмотрела на свои сложенные на коленях руки.
– Мне тогда показалось, что Беа ведет себя слишком развязно. Я была не права?
– Я не знаю никого с такой ясной головкой, как у тебя, дорогая, – рассмеялась Виктория. – Когда я вышла за твоего отца, то частенько подумывала, а не обратиться ли к тебе за советом, а тебе-то было всего восемь лет! Между прочим, Беа бывает капризной и своевольной, так что ей полезно узнать, что не всегда может быть так, как хочет она.
– Но я разговаривала с ней недопустимым тоном!
– Такое случается с каждым сплошь и рядом, – мягко возразила Виктория. – Мы все люди и, бывает, срываемся. Не принимай это так близко к сердцу, милая.
– Так ведь я довела ее до слез! А, между прочим, я не могу вспомнить, чтобы из-за тебя или из-за папы я когда-нибудь плакала.
– Знаешь, мне кажется, что ты слишком строга к себе и многого от себя требуешь. Боюсь, что иногда слишком многого. – Виктория протянула руку и погладила Хизер по щеке. – У тебя усталый вид, дорогая.
Хизер старательно избегала ее взгляда.
– Да нет, я прекрасно себя чувствую, мама. Просто не очень хорошо спала сегодня ночью, вот и все.
Слова прозвучали своего рода извинением, и обе прекрасно это поняли. Виктория прекратила расспросы и, взяв руки Хизер в свои, негромко проговорила:
– Дорогая моя, если ты когда-нибудь захочешь поделиться – Боже мой, чем угодно, какая разница! – то помни, что всегда можешь прийти ко мне.
Хизер замерла. Мама знает. Знает, что между нею и Дамианом что-то произошло… Но она не может ей рассказать, она вообще никому про это не сможет рассказать!
Собравшись с силами, Хизер выдавила из себя улыбку:
– Я помню, мама.
Виктория внимательно посмотрела на нее и непринужденно перевела разговор на другую тему.
Через некоторое время, когда Виктория вернулась в дом, чтобы убедиться, что с обедом все в порядке, Хизер поднялась и направилась к отцу. Он стоял возле изгороди и с легкой улыбкой наблюдал за серым жеребцом, рысцой пересекавшим выгон.
Услышав ее шаги, Майлз обернулся, и его улыбка стала шире.
– Он летит, как ветер, ты только посмотри! – проговорил он и, помолчав, добавил:
– Знаешь, я назову его Пегас! Как ты думаешь, Хизер?
– По-моему, ему очень подходит это имя, папа.
Отец рассмеялся и хитровато прищурился:
– Значит, так и будет. Ты сейчас очень довольна собой, не так ли, кроха?
Моя кроха. Так он ласково называл ее еще в раннем детстве. Хизер рассмеялась:
– Думаю, у меня есть на то причина, папочка. Но я хочу спросить тебя о том же – ты доволен моим подарком? Или, может, тебе хотелось получить племенного барана?
– Тоже неплохо, но племенной баран не мчал бы меня с такой скоростью, – отшутился Майлз.
Хизер выразительно оглядела с ног до головы высокую фигуру отца и с серьезной миной и деланным сожалением проговорила:
– Боюсь, племенной баран вообще никуда не смог бы тебя умчать!
Не выдержав, Майлз от души расхохотался. Отсмеявшись, он посмотрел на дочь:
– Честно говоря, я и не подозревал, что ты так великолепно разбираешься в лошадях. Где же ты его откопала?
– На самом деле, папа… – начала было, Хизер, и тут же осеклась, но потом договорила:
– Мистер Льюис и я съездили на днях в Камберленд к коннозаводчику по имени Фергюссон.
– К Фергюссону? Потрясающе! Да ведь его лошади славятся что здесь, что в Париже! – Майлз слегка приподнял бровь:
– Надо думать, он заломил хорошенькую цену.
– Да, запросил недешево. Однако торговаться меня научил настоящий знаток этого дела. Как ты думаешь, кто это?
Они снова рассмеялись, но вскоре Хизер посерьезнела.
Майлз ласково провел кончиками пальцев по ее нахмуренному лбу над красиво изогнутыми смоляными бровями.
– О чем ты задумалась, кроха? – мягко спросил он.
Хизер глубоко вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза:
– Папа, а как выглядел мой отец?
Майлз потрясенно молчал. Наконец он сумел справиться с растерянностью, но Хизер, не дав ему заговорить, продолжила:
– Он был черноволосый и высокого роста?
Майлз как-то странно посмотрел на нее.
– Да-да, он таким и был, малыш.
– Ты уверен?
– Вполне, – после легкого замешательства ответил Майлз.
Слава Богу, что она, похоже, не заметила его смущения.
– Конечно, это так, – задумчиво проговорила Хизер, как бы сама себе. – В конце концов, ты же хорошо его знал…
– Твоя мать была такой же миниатюрной, как ты, Хизер, только волосы у нее были каштановые. Зато у тебя в точности ее глаза.
Он исподтишка посмотрел на дочь. Последнее действительно было правдой.
– Папа, прости, если мои вопросы тебе неприятны, – сдержанно вздохнув, сказала Хизер.
– Ничего особенного ты не спросила, – успокоил ее Майлз. – Но почему тебя это интересует, кроха? Ты уже давненько – несколько лет, если не ошибаюсь, – не спрашивала меня о своих родителях.
Хизер печально посмотрела на отца.
– Просто я вдруг вспомнила какого-то высокого, черноволосого мужчину, и у меня появилась трудно объяснимая уверенность, что это, должно быть, и есть мой отец. Правда, странно?
Майлз скрыл за улыбкой свою тревогу.
– Даже и не знаю, что тебе сказать, милая. Но, думаю, волноваться здесь не о чем.
– Ты прав, конечно.
Поздно вечером Виктория сидела за туалетным столиком в их спальне и задумчиво расчесывала свои густые светлые волосы. В конце концов, она отложила щетку в сторону и повернулась к мужу. Он стоял у окна, запахнувшись в халат цвета красного бургундского вина, и молча смотрел в темноту.
– Тебе не кажется, что Хизер сегодня выглядела какой-то усталой?
Майлз так глубоко задумался, что ей пришлось повторить вопрос.
– Боюсь, что я этого не заметил, – ответил он и вновь повернулся к окну.
Виктория слегка нахмурилась. Сегодня не только Хизер вела себя странно. Майлз тоже был не такой, как обычно, – слишком молчаливый и напряженный. Она встала, подошла к мужу и, ласково положив ладонь ему на плечо, мягко спросила:
– Майлз, что-нибудь случилось?
Он ответил тихим, усталым голосом:
– Сегодня она расспрашивала меня о своем отце, о том, как он выглядел.
– Нет! Только не это! – ахнула Виктория. – И что же ты ей ответил?
– Господи, да я просто не знал, что сказать. – Майлз повернулся к жене. – Она столько лет даже и не вспоминала о них. Не успел я и рта раскрыть, как она спросила, а не был ли он высоким и черноволосым.
– Он таким и был?
– Я так ей сказал, но доподлинно не знаю, Виктория. В тот день, когда все случилось, было темно и лил жуткий дождь. И он был уже мертв. Я старался спасти Хизер и ее мать. – Майлз немного помолчал. – Но сегодня, когда я стоял рядом с Хизер, произошла престранная вещь. Знаешь, я вдруг подумал… А что, если тот человек, который ехал с Джустиной, вовсе не был ее мужем? А что, если он вовсе не отец Хизер? – Майлз нервно провел рукой по волосам. – С тех пор я только об этом и думаю! Вдруг тот человек не отец Хизер?
Лоб Виктории прорезала тонкая морщинка.
– Майлз, у тебя же нет причин сомневаться.
– Раньше не было. Понимаешь, раньше!
– Но они же ехали вместе, разве не так? Все трое?
– Да. Я полагал, что тот мужчина и есть отец Хизер. И Джустина все время про него спрашивала. Только и говорила: «Что с Бернаром?» Она умоляла, чтобы ей сказали, что с ним все в порядке. – Майлз начал расхаживать по спальне. – Он ехал вместе с ней, и я был просто уверен, что это ее муж.
– Послушай, я тоже была в этом уверена, – заметила Виктория.
– Ну а если я тогда ошибся? Я же не выяснял, Виктория, кто он такой. Прежде всего, потому что считал их одной семьей, а позже я просто не хотел этого знать. Я вообще старался все скрыть, боясь осложнений при оформлении опекунства над Хизер. Я тогда думал, что чем меньше известно о ее родителях, тем лучше для всех.
Он остановился посредине комнаты. Виктория давно не видела мужа таким взволнованным.
– Боже, я молюсь, чтобы она больше ничего не вспомнила. При одной мысли об этом меня просто ужас охватывает! Ведь Джустина тогда много раз спрашивала про Хизер, помнишь? И если бы я ей не сказал, она так никогда бы и не узнала, жив ее ребенок или мертв!
Виктория подошла к мужу.
– Майлз, успокойся. Человек, который ехал с Джустиной, был ее мужем и отцом Хизер. По-другому и быть не могло.
Он обнял жену и прижался подбородком к ее плечу.
– Возможно, ты и права. Но вопросы Хизер меня беспокоят. Послушай, Виктория, а если она докопается до правды?.. Узнает, что я их обоих до того несчастного вечера и в глаза не видел?.. Да это убьет ее! Я ведь никогда не смогу сказать ей, какой низкой женщиной была ее мать. Она уже умирала, а все поносила самыми последними словами свою дочь за то, что та осталась жива! Виктория, если бы ты только слышала…
От неподдельной боли в его голосе у Виктории защемило сердце. Она вдруг почувствовала в нем такой страх, какого прежде никогда и не замечала.
Видеть мужа в таком состоянии было невыносимо. Виктория ласково потерлась щекой о его плечо.
– Я знаю, любовь моя, я знаю, – шепнула она.
Майлз крепко обнял жену, и она поняла всю силу его отчаяния.
– Все эти годы я твердил себе, что все сделал правильно. Но теперь…
– Майлз, да не мучайся же так! Ты поступил правильно! Ты же любил Хизер и искал способ ее защитить, а для этого был только один путь! Не сделай ты то, что сделал, девочка наверняка попала бы в сиротский приют! А ты прекрасно знаешь, что там за несчастными малышами нет даже маломальского ухода, чего уж говорить о Хизер с ее коленом. Она бы валялась в каком-нибудь грязном углу, и никто ни разу даже не подошел бы к ней! До нее там никому не было бы дела! – У Виктории на глазах выступили слезы. – Мне ненавистна сама мысль, что Хизер могла оказаться в таком месте.
– Знаю, дорогая, я все знаю. Эта мысль мне тоже невыносима.
И Майлз прижался щекой к ее груди. Теперь пришел его черед утешать жену.
Так, обнявшись, они стояли посреди спальни. Но совесть его не нашла успокоения, и облегчение не пришло в его ноющее от беспокойства сердце.
Майлз вновь и вновь возвращался к леденящей душу мысли, что вполне мог совершить чудовищную ошибку. Что, если погибший мужчина действительно не был отцом Хизер? А если это так, тогда…
По спине Майлза пробежал холодок. В таком случае, кто же ее отец?
Линдермер давно уже остался позади, скрывшись за зеленой кленовой рощей. Хизер сидела в двуколке, безвольно уронив на колени затянутые в перчатки руки, держащие вожжи. Двуколка постоянно подскакивала на неровной дороге, но даже это не могло вывести девушку из задумчивости. Путь в Локхейвен ее пони проделывал сотни раз, и она дала ему полную волю. Он знал обратную дорогу так же хорошо, как и она.
Хизер очнулась, когда они уже въезжали в Локхейвен. Из конюшни вышел Даниэл, один из младших конюхов.
– Доброе утро, мэм, – почтительно приветствовал он ее. – Полагаю, вы прекрасно провели время? – И, протянув руку, взял пони под уздцы.
– Да, Даниэл, – ответила Хизер и тут же услышала дробный перестук лошадиных копыт. К ним, погоняя коня, подъезжал Дамиан.
Хизер бросила взгляд на его лицо и сразу поняла, что случилось нечто серьезное. Страх сжал ей сердце.
– Что? – привстав на сиденье, крикнула она. – Что случилось?
Соскочив на землю, Дамиан подошел к двуколке.
– Я только что встретил на дороге Роберта Мак-Тэвиша. Он ходил за повитухой для Бриджит, а та уехала погостить к дочери в Сомерсет и вернется только завтра к утру. Вы нужны им, Хизер.
У Хизер перехватило дыхание.
– Она что, рожает?
Дамиан молча кивнул.
– Но срок еще не подошел! Как же так, ведь ей носить еще месяц!
Но Дамиан, крепко обхватив девушку за талию, уже стаскивал ее с сиденья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34