Обычным человеком быть недостаточно – ты должен стать героем. Обычные люди тоже могут быть героями. Это доказано.
– Доказано и то, – заметил Майкл, – что некоторые из них не могут.
– Но у тебя есть выбор.
Майкл пожал плечами.
– Что ты думаешь? – спросил он, переводя разговор на более безопасную тему, – о метеоре Адамавары. Если ДНК – внеземная, как она смогла присоединиться к игрек-хромосоме, будто всегда там была?
– Один Бог знает, – сказал мягко Томас Саузерн. ПОКА.
– А ты во что веришь?
– Речь не о вере. Мы можем только рассуждать. Внеземные снайперы маловероятны, но можно предположить, что жизнь и ДНК рассеяны по всей Вселенной. Не отрицаю – это удобная гипотеза. Астрономы уверяют, что солнце – это звезда второго поколения и что все тяжелые планеты Солнечной системы – это остатки сверхновой, вспыхнувшей миллиарды лет назад. Может быть, пространство, в котором скользит Солнечная система вокруг центра Галактики, насыщено генетическими обломками ранее существовавшей экосферы или, вероятнее, тысяч экосфер. Возможно, историю жизни на Земле мы пересказываем, вспоминаем фразу за фразой, легенду за легендой. Возможно, мы не просто движемся от не существования к уничтожению, через бессмертие и атомную бомбу. Возможно, мы похожи на обезьяну за пишущей машинкой, исключая момент, когда она напечатала: «Быть или не быть…» – и остановилась, чтобы набраться вдохновения, глядя в пустую темноту, и вдруг натолкнулась на продолжение фразы: «…вот в чем вопрос». Возможно, жизнь не совсем то, что находится здесь, в нашем крошечном уголке бесконечности, но она везде и создает экосферы и виды жизни, которые, даже если они расцветают и сразу увядают, оставляют следы в вакууме: мельчайшие молекулы, движущиеся и оседающие всегда, везде, где они могут закрепиться и проникнуть дальше, несмотря на взрывы звезд и бесконечное расширение Вселенной.
Дело не в научной вере, Майкл, а в религиозной. Возможно, как раз она и нужна нам, чтобы понять себя, как наши предки верили в Бога-покровителя, старейшины Адамавары – в Олоруна, Шанго и Олори-мерина. Может быть, тебе надо посмотреть вне себя – далеко, насколько возможно, чтобы вычислить, где твое место. Возможно, тебе следует спросить себя: «ПОЧЕМУ ЭТО СЛУЧИЛОСЬ СО МНОЙ?» Предположим, что метеор не упал в Африку тысячу триста лет назад. Что значит тысяча триста лет в вечности, если не мгновение: ты смог бы соизмерить свои трудности с судьбой всего рода человеческого. Но метеор мог прилететь завтра или совсем не явиться, и мы все равно были бы частичкой той же обширной раскрывающейся истории, и у нас оставалась бы наша роль, наша минута на сцене, наша маленькая легенда. Я не думаю, что мы можем считать себя незначительной мелочью. Ни Землю, ни человечество, ни одну из наших жизней.
Я хочу сказать, Майкл, что, если искать упорно, можно найти надежду. Иногда нужна небольшая помощь, и только. Микроскоп или идея.
Томас Саузерн опустил взгляд и допил вино. Его смутило и немного опечалило сказанное, но глаза его оставались сухими.
Вдруг Майкл решил, что не хочет видеть слез. Он ждал от отца не жалости, а поддержки, подтверждения душевной близости и родства, которые получал раньше.
– Возможно, ты прав, – неуверенно проговорил он.
– Возможно. Жаль, но это все, что могу предложить, это только предположение.
– С предположением я справлюсь, – сказал Майкл.
И добавил, чтобы не казаться жестким: – По меньшей мере, попробую.
3
Майкл Саузерн часто уходил гулять среди утесов вдоль бухты к югу от дома родителей. Он хорошо знал здешнее побережье и излазил все близлежащие бухты, когда ему было двенадцать лет. И позже Майкл часто приходил сюда, разыскивая морскую живность, вынесенную на берег.
В те дни он был проворным юношей, любил карабкаться по скалам, уходил за волной отлива изучать рифы, видевшие свет дня раз или два в месяц. Он охотился за экзотическими водорослями и странными иглокожими, играл с накатывающимися волнами, идя перед ними к берегу, прыгая с камня на камень, напрягаясь от волнения погони.
Тогда он не замечал холодного моря, резкого ветра, свинцовых облаков. Он, согретый радостью жизни, защищенный от стихий, был неутомим.
Несчастный случай изменил все.
Какое-то время Майкл вообще не сворачивал на тропу к морю, но позже стал добираться туда с одной целью – тренировать больную ногу. Выйдя из больницы, он с трудом мог преодолеть сотню ярдов, но, вернувшись к утесам как к тренировочной площадке, уже достиг многого. Теперь он преодолевал несколько миль, и не однажды бывал там, куда приводила его старая любовь к бродяжничеству.
Эти места очень изменились; Майкл едва узнавал их.
Если раньше здесь была беговая дорожка, где он опережал волну, то сейчас все одичало: неприкосновенное и недосягаемое. Он больше не сражался с морем и усталостью, иссушившей его запал.
Сразу после больницы, предпринимая вылазки сюда, он пытался возвращаться домой пешком. Но это внушало страх, не давало пройти много. Тогда он стал поступать по-другому: шел до изнеможения, потом останавливал попутную машину и добирался на ней до дома.
Его матери не нравилась эта привычка, она боялась, что однажды, переоценив свои силы, он уйдет слишком далеко. Но мать стала бессмертной, и Майкл часто думал, что она слишком много возражала, желая скрыть свое растущее спокойствие, охватывающее разум так, как чуткая ДНК занимала клетки ее тела. Поэтому он не принимал ее возражения всерьез и упорно занимался своими тренировками.
Майкл надеялся сегодня, что отец прогуляется с ним, как раньше, но положение Томаса Саузерна обязывало его, несмотря на приезд из Европы к сыну, встречаться с заинтересованными лицами, требующими его внимания.
И Томас Саузерн поехал в Галифакс, оставив сына развлекаться без него. Майкл спрятал разочарование и, давая себе все большие нагрузки, решил уйти от дома как можно дальше.
Утро было не очень холодным, хотя с моря дул сильный ветер и прогноз обещал сильные дожди. Рыболовецкие суда не вышли в море, и это подтверждало прогноз погоды. Но Майкла это не смущало, он никогда не боялся плохой погоды раньше и сейчас был готов презирать ее угрозы.
К полудню он прошел семь миль и приближался к тропе, где не гулял годы. Он не останавливался, чтобы посмотреть вниз на небольшие бухты под утесами, где отлив обнажал покрытые водорослями камни, так привлекавшие его когда-то. Тропинка спускалась вниз по утесу к пустому пляжу, покрытому щебнем и редкими кустами.
По склону Майкл шел быстрее, но из-за напряжения поврежденная нога стала болеть. Ему показалось неприятным парадоксом, что с облегчением пути боль в поврежденных мышцах усиливалась. Он остановился и осмотрелся. Море сместилось далеко на восток – тонкая сверкающая полоса над линией горизонта контрастировала с нависающей серой тучей. Большая часть неба была ясной и голубой, хотя плотные облака время от времени закрывали солнечный свет.
Майкл посмотрел в глубь суши, но складки местности и кучки деревьев затрудняли обзор. Был виден только один дом, затерявшийся среди деревьев, далеко от дороги. Это не была ферма, и он подумал, что дом построили, пользуясь отдаленностью места, возможно, для пережившего две мировые войны и передряги техногенного века отшельника. В этой части Новой Атлантиды было много уголков для таких беглецов к природе, скрытых от угрозы изменений и модернизации.
Далее, на юго-западе, Майкл увидел утесы, вздымавшиеся, как крепость. Он был уверен, что посещал удаленный склон, может быть даже дважды, но забыл, как туда идти. Пытался вспомнить, пока не понял, что находится только в полумиле от небольшой речки, впадающей втдоре. Она проделала за тысячи лет глубокий проход, пробиваясь к большой воде. Мост был далеко от моря, и он подумал, что в дельте сможет пересечь ее вброд даже в обуви.
Надеясь на это, Майкл спустился ниже линии прилива и пошел по мокрому песку между убегающими к морю каменными выступами. Раньше они не представили бы для него трудности, но сейчас больная нога мешала. Он хотел перебраться через низкую скалу, но не смог этого сделать даже при помощи палки. Влажные камни были скользкими.
Задумавшись, не заметил, чтo зашел далеко за линию отлива, обозначенную водорослями и пустыми ракушками. С удивлением он увидел, что волны бьются о скалы всего в футах девяноста от него.
Он не сразу спохватился, хотя понимал, каким медлительным теперь стал. Он не мог себе представить, что море угрожает ему. С легкой досадой повернул назад и понял, что забыл дорогу.
Ему пришло в голову, что он в опасности и схватку со стихией может и не выиграть. В этом Майклу виделся вызов, но сознание того, что его ослабленное тело подвергнется испытанию, было неприятным.
Посмотрев на бьющиеся о скалы волны, он заметил, как серая пелена облаков окутала небо, и почувствовал, что это не просто океан охотится за ним, но вся природа проверяет его способность к существованию.
Его палка стучала по гальке, он спешил, но через несколько минут понял, что не сможет найти свои следы, оставленные на песке. Майкл не был приспособлен карабкаться, но был обязан делать это. Знал, что, если взберется на гряду, сможет пройти по ней к линии прилива.
Гранитные выступы змеились, как щупальца. Он приблизился к стене скал и поаытался взобраться вверх. Близость моря и ярость волн заставляли спешить, но, не удержавшись на скале, Майкл поскользнулся, упал, выронив палку и оцарапав правое колено. Падение было так же опасно, как невозможность перелезть через эту стену. Он умел плавать, но понял: если море настигнет его и начнется шторм с дождем, шансов выплыть среди огромных камней с зазубренными краями у него нет. Безжалостные волны просто разобьют его об эти камни.
В отчаянии Майкл опять попытался взобраться на скалу и опять соскользнул вниз по мокрым водорослям.
Он не мог подтянуться на руках, а ноги соскальзывали. Он похромал вдоль стены, но море догоняло его.
Наконец нашел расселину и стал карабкаться вверх, дюйм за дюймом. Волны настигали его. Он расцарапал руки, сбил кожу на локтях и разорвал брюки, но последним рывком влез на скалу.
Мгновение он лежал неподвижно, но знал – идти еще далеко и гребень скалы будет еще более трудным, чем песок. Он подобрал палку и поковылял вперед, весь в ссадинах и царапинах. Падал, поднимался и падал опять. Пошел проливной дождь, и высушенные полуденным солнцем скалы стали вновь мокрыми, угрожая очередными падениями, каждое из которых могло повредить его ногу так, что дальнейшее продвижение станет невозможным.
Майкл шел, сжав зубы, ощупывая палкой путь. Теперь каждый шаг казался победой, и он попытался представить, сколько таких побед ему предстоит. Смахнув грязной рукой капли дождя с лица, со страхом ощутил, что они перемешаны со слезами. Он плакал от напряжения и тревоги, ругая себя за эту слабость, которую, к счастью, никто не мог увидеть.
Прилив почти настиг его, и, если бы он был сейчас на песке, волны уже бились бы о его колени; но здесь, на гребне скалы, было относительно безопасно. Воляы шумели вокруг, но только отдельные брызги настигали его.
Только восемьдесят ярдов отделяло его от безопасного места, и он знал, что сможет преодолеть их. Знал, что у него хватит сил взобраться на крутые скалы и уйти по ним от агрессии волн, если только не упадет.
Майкл остановился, и его дыхание перехватило от паники: он увидел, что каменная гряда прервалась, впереди колыхалась полоса воды.
Полоса не была широкой; двенадцатилетним он бы с ходу перепрыгнул ее, а сейчас… Если бы оттолкнуться здоровой ногой даже без разбега, он перепрыгнул бы. Но как приземлиться? Как смягчить прыжок больной ногой, зная, что удар может окончательно ее повредить?
У него не было выбора, кроме как путь по пояс в воде. Это не представляло особой сложности, так как скалы ослабляли силу волн. И в воде он пробудет только несколько секунд, чтобы сделать два шага. Но сможет ли он взобраться на противоположный гребень?
Несколько секунд Майкл стоял на скале, глядя на воду. Выбора не было. Или все, или ничего. Он собирался с силами.
Казалось чудовищно несправедливым, преодолев почти все, прийти к такому финалу. Будто сама природа поставила ему эту последнюю, самую коварную западню, как бы подшучивая над ним.
«ПОДЛОСТЬ! – думал он возмущенно. – ПОДЛОЕ МОРЕ! ПОДЛЫЕ СКАЛЫ! ПОДЛАЯ НОГА!»
Затем он бросил свою палку через воду и соскользнул по скале вниз. Его сразу пронзил холод, но, как ни странно, это помогло больной ноге, взбодрило ее. Одной рукой Майкл держался за выступ скалы, вторую протянул вперед, к стене расщелины. Еще один шаткий шаг – и он ухватился за камень, прижался к скале. Уровень воды изменялся с каждой волной, то поднимаясь до груди, то падая до бедер. Он подождал, пока волна схлынет, чтобы с новой подняться выше.
Улучив момент, метнулся вверх, стараясь опереться о скалу здоровой ногой. Потом нашел опору, достаточную, чтобы бросить себя вперед. Свободной рукой поискал новую опору, схватился за гребень скалы, беспомощно перебирая ногами. Затем смог подтянуться наверх, вытащив себя из воды и перевесившись через гребень скалы.
Минуту Майкл тихо лежал на боку, всхлипывая с облегчением, затем поднялся и опять пошел неровным шагом, опираясь на палку.
Наконец он подошел к крутым, покрытым лишайником скалам за линией прилива, но не остановился, так как волны могли и здесь до него добраться. Чувство тревоги ушло, валуны остались позади. Влага на лице не была больше соленой – не морская вода, не слезы, а чистый, добрый дождь.
Майкл вспомнил, что до дома среди деревьев еще далеко, но это уже ничего не значило. Он мог идти туда днем и ночью. Погоня завершилась, море проиграло. Хотя он промок и чувствовал боль, но опять был в своей стихии и далек от окончательного поражения.
4
Заметив парня, лежащего на скалах над берегом, Лейла подумала, что он мертв и тело выброшено мощной волной во время бури. Но, подойдя ближе, увидела, что парень весь в крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57