Мистер Кениг, с вами там все в порядке?
– Давайте, продолжайте.
– Фактически, это письмо не имеет никакой юридической силы. А вы случайно не знаете, не оставила ли Викки завещания?
– Очень жаль, но об этом мне ничего не известно. А завещание будет иметь в суде юридическую силу?
– Конечно, это будет в высшей степени убедительно, и оно обязательно будет принято во внимание и учтено, если только вы не будете признаны несостоятельным как родитель. Но даже если Викки умерла, не успев оформить завещание, то вы несомненно все равно должны получить право опеки над своей дочерью. В подавляющем большинстве случаев суд присуждает опекунство, отдавая предпочтение непосредственно кровному родителю, нежели чем, например, бабушке или дедушке со стороны матери ребенка, или, там, скажем, тетке, старшей сестре, или кто там еще может быть… Скажите, а есть ли кто-нибудь, кто мог бы оспорить ваше право на опекунство?
– Конечно. Отец Викки. Двейн Миллер.
– А почему?
– А потому что он просто выживший из ума старый мудак, возомнивший себя пупом земли.
– И что, у него имеются какие-либо основания на то, чтобы оспаривать ваше право?
– Например, какие?
– Может ли он, к примеру, заявить, что вы плохой отец?
– Это просто смешно.
– Или, например, то, что дом ваш не пригоден для того, чтобы воспитывать в нем маленькую девочку?
– Это абсолютный нонсенс.
– Вы платили алименты на Элисон?
– Регулярно, каждый месяц.
– И никогда не забывали это сделать?
– Ни разу.
– За вами числятся какие-нибудь правонарушения?
– Ну там, несколько штрафов за парковку в неустановленном месте… еще один раз был штраф за превышение скорости, это было где-то года три-четыре назад.
– Вы часто виделись с Элисон?
– Не реже одного раза в месяц, и обычно она проводила у меня все лето.
– А Элисон когда-нибудь жила у своего деда?
– Нет.
– Хорошо, мистер Кениг, тогда разрешите мне теперь привести вас несколько решений, вынесенных судом при рассмотрении аналогичных дел: Торрес против Ван Эпоэля, 1957 год, это было здесь, во Флориде: „Кровный родитель имеет право на опекунство“ – кстати, она ведь ваш кровный ребенок, так?
– Что вы имеете в виду?
– Она ведь не была усыновлена? И это не был ребенок от более раннего брака, в котором могла состоять Викки…
– Нет-нет, для нас обоих этот брак был первым. Элисон от меня, это точно.
– О'кей, тогда снова Торрес против Ван Эпоэля: „Кровный родитель имеет право опекунства над его или ее детьми, за исключением тех случаев, когда имеются основания или условия, в которых родитель может быть лишен этого права в интересах благополучия самого ребенка. Данное право родителя является первостепенным“.
– Да черт побери это право, – воскликнул Кениг.
– Модакси против Тейлора: „Любовь и привязанность другого лица, какой бы сильной она не была, не является достаточным основанием для того, чтобы лишить собственно родителя своего ребенка“.
– Продолжайте читать, мистер Хоуп.
– Бен против Тайммонса – это совсем недавнее дело, 1977, тоже слушалось здесь, во Флориде – „Родитель имеет данное ему Богом право заботиться и находиться вместе со своим потомством; за исключением тех случаев, когда явные, убедительные и непреодолимые причины препятствуют этому, благополучие ребенка может быть в полной мере гарантировано ему только исключительно заботой и опекой кровного родителя“.
– Мистер Хоуп, вы уже этим заслужили свой гонорар, – сказал Кениг. – Я даже не могу передать, насколько мне теперь стало легче. И что мне теперь надо делать?
– Ничего не надо.
– Ничего? Как это „ничего“? Почему?
– Когда Элисон найдут…
– Я молю Бога, чтобы это случилось, как можно скорее, мистер Хоуп.
– …вы сможете просто собрать ее вещи и увезти к себе домой.
– Вот так просто?
– Вот так просто.
– Ну, тогда это замечательно, тогда, кажется, все в порядке. Мистер Хоуп, я даже на знаю, как мне вас отблагодарить за…
– Я должен сказать вам еще кое-что, мистер Кениг. Вы уверены, что Викки никогда при вас не упоминала о завещании? – Никогда. И вообще, какая теперь разница, ведь вы же сами только что сказали мне, что…
– Да, я думаю, что вы можете быть уверены в отношении опекунства над личностью Элисон. А сейчас я имею в виду уже опеку над ее собственностью. Даже если Викки погибла, не успев оставить завещания, то право наследования переходит к ее непосредственному наследнику – в данном случае, это ваша дочь. Мне бы хотелось узнать, не был ли кто-то определенный назначен опекуном над ее собственностью. В случае, если такового названо не было, то суду придется его назначить.
– Знаете, мне ничего не известно о каком бы то ни было завещании. А вы никак не можете мне помочь узнать об этом?
– Я посмотрю. В Калусе относительно немного юристов. Если Викки оформила завещание…
– Да, пожалуйста, выясните это, – попросил меня Кениг.
– Я буду рад вам помочь, мистер Кениг, – я заколебался. – Мистер Кениг, – продолжал я, – прежде чем мы закончим этот разговор и практически, прежде, чем я сделаю еще что-нибудь для вас, мне бы хотелось выяснить для себя еще кое-что. Я думаю, что вы не воспримете это, как личное оскорбление, но я вынужден задать вам несколько вопросов.
– И что это за вопросы?
– Первый… Скажите, это вы убили Викки?
– Что?!
– Я спросил…
– И вы что… вы это серьезно?
– Мне хотелось бы услышать ответ, пожалуйста, окажите мне такую любезность.
– Нет, сэр, я этого не делал. Я всем сердцем любил эту женщину.
В голосе его слышались слезы. Перед тем, как задать следующий вопрос, я снова впал в короткое замешательство, но и этот вопрос был тоже крайне важен, и я не мог отложить его на потом, просто никак не мог, если я уж решил представлять интересы Кенига и в дальнейшем.
– Мистер Кениг, – продолжал я, – ответьте мне, все, рассказанное вами только что, является правдивой…
– Видит Бог, что это самая что нинаесть правда.
– Тогда я смею предположить, и вы поправите меня, если я окажусь неправ, что вы еще не взяли на себя физическую опеку над своей дочерью.
– Уже… я не что?
– Да то, что ваш приход в мою фирму не был лишь маневром для отвода глаз, в то время как Элисон была уже увезена из дома…
– Я ведь только что вам сказал…
– …увезена вами из дома после того, как Викки была убита – если все, что вы сказали правда, и если вы не являетесь тем, кто убил ее.
– Я ее не убивал. И свою собственную дочь я тоже не похищал.
– Вы пытались вчера вечером дозвониться до Викки по телефону?
– Нет, сэр, я не звонил.
– И вы не говорили няне ребенка, что вы зайдете, чтобы забрать?
– Нет, сэр. А что, кто-нибудь звонил?
– Да, мистер Кениг, – ответил я. – Кто-то именно так сказал.
– Это был не я.
– Хорошо, – сказал наконец я. – Хорошо, я начну все выяснять с завтрашнего утра. Про завещание. Вы все еще живете в „Брейквотер Инн“?
– Да, я останусь здесь до среды. В среду похороны.
– А после?
Кениг начал было диктовать мне свой домашний телефон в Новом Орлеане, но потом раздумал; ведь этот телефон будет прослушиваться полицией, они будут искать похитителя ребенка. Вместо этого он дал мне свой телефон в офисе, и сказал, что я могу оставить сообщение секретарю. Сам он будет связываться с ней время от времени в течение дня, и если что, то он при первой же возможности снова вернется сюда. Потом он снова начал благодарить меня и наконец пожелал мне спокойной ночи. Голос его по-прежнему звучал очень горестно.
Но все же я все время думал о том, какой же он огромный, и в памяти сами собой всплывали слова из того, что Блум рассказал мне этим утром: „Мы предполагаем, что это сделал мужчина, потому как убийца обладал недюжинной силой“.

Глава 4

В десять часов утра во вторник я позвонил Джиму Шерману.
Джим – один из двух владельцев „Зимнего сада“. Это был высокий, довольно мускулистый мужчина. Лет ему было под сорок, но вот волосы его преждевременно поседели еще когда он был всего-навсего двадцатидвухлетним молодым человеком. Голубоглазый атлет, с кожи которого никогда не сходил темно-бронзовый загар, он очень старался создать себе имидж распутного пляжного плейбоя, хотя на деле Шерман был совладельцем ресторана, стоившего никак не меньше миллиона долларов и еще трех просторных квартир на престижном рифе Виспер – я слышал, что сдача их внаем приносила ему ежемесячно в виде дополнительного дохода кругленькую сумму в две тысячи долларов. Его компаньон Брэд Этертон был несколько постарше, лет ему было сорок пять – сорок шесть, его темные волосы заметно редели на макушке, а глаза были такими же пронзительно голубыми, как и у Джимма. Ростом Брэд был пониже, чем Джим, и одевался он не так вызывающе ярко как Шерман, и мягко говоря, вся совокупность характеризующих его качество послужила основой для того, что по городу поползли слухи о том, что он и Джим состоят в любовной связи, где Брэд является пассивным партнером, то есть ему была отведена роль женщины. Я не располагаю доказательствами того, действительно ли они являются теми, кем они считаются в глазах общественного мнения, и честно говоря, мне и вовсе нет дела до их сексуальных пристрастий. Когда Анита Бриант в своей злобной кампании против гомосексуалистов начала приводить цитаты из Библии, я перестал пить апельсиновый сок, который она же рекламировала на телевидении. Я знал, что Джим не появляется так рано в ресторане, поэтому я и позвонил ему домой, на престижный риф Фламинго.
– Алло? – пробурчал он в трубку, и я тут же понял, что мой звонок его разбудил.
– Джим, – заговорил я, – это Мэттью Хоуп. Извини, что я тебя так рано разбудил.
– Нет-нет, что ты, – быстро ответил Шерман, но я явно представил, как он пристально всматривается как раз в этот момент в циферблат часов, что стояли у него на столике у кровати.
– Вы наверняка уже слышали о Викки Миллер…
– Это ужасно, – ответил он. – Жутчайшее потрясение. У нас в ресторане вчера была полиция. Они все задавали вопросы. Боже, такая симпатичная…
– Да, – проговорил я. – Джим, я звоню тебе потому что знаю, что у вас с Викки должно было быть подписано что-то вроде контракта…
– Имеешь в виду ее выступления у нас?
– Да. Ведь у вас был контракт, правда же?
– Тебе это нужно для чего-то определенного?
– Нет-нет. Я просто хотел узнать, кто из юристов представлял ее интересы. У нее был адвокат?
– Да, был.
– А ты мне можешь сказать, кто это был?
– Какая-то фирма из центра города, а уж название-то у них было и просто в дюжину имен. Так, дай мне вспомнить… Джексон, Гаррис… по-моему так. Джексон, Гаррис, Кто-то, Кто-то и…
– А может быть Блэкстоун, Гаррис?
– Блэкстоун, Гаррис, точно.
– Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок?
– Да, вся эта компания, – подтвердил Джим.
– А тебе случайно не известно, кто именно там был адвокатом Викки?
– Очень сожалею, но этого я не знаю. Ведь все это было очень просто. Я вручил Викки экземпляры контрактов и попросил, чтобы ее люди взглянули на них, а через два дня она принесла их мне уже подписанными, – она прервался ненадолго. Теперь Шерман проснулся уже окончательно. – Мэттью, а как ты думаешь, кто это все устроил?
– Понятия не имею.
– Ее ведь забили до смерти, а?
– Да.
– Вот, сукин сын, – ругнулся Джим.
– Ну, Джим, – сказал я ему, – спасибо тебе за ценную информацию.
– Рад, что смог помочь тебе, – ответил Джим и положил трубку.
Я набрал номер Честного Эйба Поллока, с кем мне уже довелось разговаривать лишь вчера насчет одного из моих клиентов, собиравшегося купить винный магазин. Первое, что Эйб сказал мне в ответ на мое приветствие было:
– Ну поимей же совесть, Мэттью. Ведь на то, чтобы составить полную смету стоимости, требуется все-таки некоторое время.
– Я тебе звоню совсем по другому вопросу, – ответил я.
– Слава Богу, – сказал он, – но тогда давай, выкладывай все просто и доходчиво, не забывай, что еще очень раннее утро.
– Виктория Миллер, – начал я, – та женщина, что была убита в ночь на понедельник.
– И что из того?
– Я так понял, что ваша фирма просматривала контракт, который Викки Миллер собиралась заключить с „Зимним садом“. На выступление там.
– Впервые об этом слышу, – признался Эйб.
– А ты можешь разузнать, кто из ваших занимался тем контрактом?
– Мэттью, а ты знаешь, сколько юристов работает здесь у нас?
– Сколько же?
– Да я даже сам не знаю, – ответил Эйб, – но поверь мне, что очень много. А когда тебе нужно все это узнать?
– Сейчас.
– Твое „сейчас“ я как должен понимать: „сейчас – сей момент“ или „сейчас – через десять минут“, или может быть „сейчас – завтра утром“? Мэттью, ты все-таки потрудись оговорить сроки.
– Мне хотелось бы поговорить с ее адвокатом, Эйб. И если ты сможешь помочь мне найти его…
– Да что такого необыкновенного в этом концертном контракте? – Сам по себе он не столь уж и важен.
– А что же тогда?
– Важно, оставила ли она завещание или нет.
– Ты что, хочешь, чтобы я еще пустился и на поиски завещания? Поимей же совесть, Мэттью.
– Ты только выясни, кто из ваших представлял ее интересы, и тогда я уже стану надоедать исключительно ему, ладно?
– Подожди-ка, – сказал мне Эйб, – я оставлю тебя пока на линии, я не кладу трубку.
– Спасибо, поблагодарил я.
Я ждал.
Вошла Синтия с чашкой кофе для меня. На ней были темно-синие брюки в обтяжку, синие же лодочки на высоком каблуке и блузка нежно-голубого цвета. Я глядел на нее в крайнем удивлении; Синтия очень редко носила брюки в офисе, отдавая по большей части предпочтение юбкам, которые очень выгодно подчеркивали все достоинства ее стройных, покрытых золотистым загаром ног. Она поймала на себе мой взгляд.
– Что такое? – поинтересовалась она.
– Просто я несколько удивлен.
– А что, разве не хорошо?
– Да нет же, очень здорово, – поспешил успокоить я ее.
– Тогда в чем дело?
– Обычно ты носишь юбки…
– А это так, для разнообразия, – сказала она, передернув плечами. – А что, разве существует какой-нибудь регламент на этот счет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39