Даже будь я в самой распрекрасной форме, справиться одному с шестью верховыми солдатами было практически невозможно. В лучшем случае, просто посекут саблями. Правда, это было значительно приятнее, чем сначала попасть в пыточную камеру на дыбу, а потом кончить жизнь в мучениях на плахе. Однако ни один из этих вариантов меня до конца не устраивал. Хотелось чего-то более позитивного.
Как медленно ни проходило освобождение, но после получасовой пытки терпением веревку я дожал. Сразу же ослабли путы, и я полностью высвободил руку. Дальше дело пошло быстрее, и вскоре я полностью освободился. Стрельцы продолжали ехать в нескольких десятках метров впереди, балагурили, громко смеялись и не обращали внимание на подводу. Это давало хоть какой-то шанс. Теперь для меня было главное восстановиться, а там уж как Бог даст.
Дорога теперь шла по молодому лесу. Деревца росли плотно друг к другу, между ними был густой кустарник.
– Хозяин, бежим! – увидев через плечо, что я свободен, прошептал Ваня. – Они по лесу на лошадях не проедут!
– Позже, – ответил я, вполне реально представляя свои возможности. В таком состоянии в котором я пребывал, меня можно было легко догнать и без лошади.
– Может быть как-нибудь убежим? – просительно спросил рында.
Я не успел ответить. Впереди прогремел выстрел, и кавалькада остановилась. Ваня вскочил на облучке, пытаясь понять, что происходит. Я тоже сел, продолжая разминать затекшие руки. Наши стрельцы как по команде встали в стременах и смотрели в одном направлении. Кажется, у них начались проблемы. Я сначала подумал, что кто-то из челяди оставленного воеводского имения пытается нас отбить, но такое предположение было слишком фантастично. У нас там еще не было таких связей, чтобы ради моего освобождения кто-то решил рискнуть жизнью. Пока стрельцы ничего не предпринимали, продолжали смотреть в сторону зарослей, откуда прозвучал выстрел.
Вдруг опять прогремела пищаль. Один из стрельцов вылетел из седла, а лошадь его упала и начала биться прямо на дороге. Остальные пятеро закричали и, опустив бердыши, как пики, поскакали вперед.
– Разворачивай! – закричал я Ване, понимая, что у нас, наконец, появился шанс спастись.
Ваня сильно натянул правую вожжу и наша мохнатая лошаденка, коротко заржав, стала пятиться вместе с телегой, пытаясь развернуться на узкой дороге.
– Но, залетная! – отчаянно закричал парнишка, как только ей это удалось сделать, и подвода, прыгая по дорожным кочкам, затарахтела, увозя нас от занятого войной конвоя.
Сзади послышались крики. Я обернулся, подумав, что это по нашу душу, но стрельцов видно не было, и за нами пока никто не гнался. Скорее всего, там у них завязался бой с неведомым противником.
– Гони! Гони! – отчаянно кричал я, хотя Ваня и так от души хлестал кнутом бедную конягу.
Пронзительно скрипели несмазанные колесные оси, лошадь скакала, что есть силы, жаль только, они были слишком слабы. Если заварушка быстро кончится, то верховым стрельцам ничего не будет стоить нас догнать. Я понимал, что нам нужно что-то предпринимать, куда-нибудь свернуть, спрятаться, но дорога была одна, без развилок, и деваться с нее было некуда. На наше счастье, молодой лес скоро кончился, дорога пошла полями, но и здесь деваться нам пока было некуда.
Я уже окончательно пришел в себя, и теперь, когда появилась возможность хоть как-то защититься, решил проверить наличествующее оружие. Умница Ваня подошел к делу с пониманием, спрятал под сено все мое вооружение: шлем, кольчугу, саблю и два пистолета, К сожалению, оба они были разряжены. Упрекать в этом парнишку не стоило, он просто не знал, как с ними обращаться.
Что происходит сзади, было неизвестно. Мы отъехали от леса уже на полкилометра, а стрельцы так и не начали преследование. Подвода еще продолжала лихорадочно трястись по дороге, но лошаденка уже сбавила темп, такие скачки были не по ней. Погони за нами все не было. Я, пока была возможность, преодолевая слабость, облачился в свои доспехи и одновременно смотрел назад, ждал, когда покажутся преследователи. Что делать с одной саблей против хорошо вооруженных солдат, думать не стоило, в любом случае, просто так сдаваться не собирался.
Неожиданно для меня Ваня свернул в поле, на едва различимую в траве дорогу. Тряска сразу прекратилась, но и лошадь пошла заметно медленнее. Я посмотрел вперед, туда, куда мы теперь ехали. Сразу же за небольшим полем виднелись деревья. Это уже было изрядное укрытие, осталось только до него добраться.
– Но, милая! Но, залетная! – надрывался паренек, пытаясь взбодрить уставшую клячу.
О появившемся шансе спастись мы не обмолвились ни словом, скорее всего из суеверия. Медленно тянулись минуты. На основной дороге людей по-прежнему не было. Наша лошадь совсем перешла на шаг и ни на какие уговоры и угрозы кучера больше не реагировала.
Наконец мы добрались до первых деревьев, росших на конце поля. Судя по всему, нам попался вполне приличный перелесок. Ваня направил нашего одра прямо между близко стоящих берез. Сделал он это опрометчиво, подвода проделала еще пару десяток метров и застряла. Впрочем, это больше уже не имело никакого значения. Теперь мы оказались хоть как-то укрыты.
– Ну, вот и все, – сказал Ваня Кнут, соскакивая с облучка на землю. – Кажется, пронесло!
– Пронесло?! Не то слово! – согласился я, подумав, что еще, собственно, ничего не кончилось, и стрельцы найти нас тут смогут очень даже просто. Оставаться тут было нельзя ни в коем случае.
– Будем уходить дальше, – решил я, – ты распряги лошадь, пусть возвращается в конюшню, мы дальше пойдем пешком.
Ваня с сомнением на меня посмотрел. Переспросил:
– Пойдем? А ты, хозяин, сможешь идти?
– Постараюсь, – пообещал я, – что делать, как-нибудь поковыляю. Мне уже немного лучше.
На самом деле чувствовал я себя отвратительно: кружилась голова, тошнило, руки и ноги были словно ватными. Пока Ваня распрягал и разнуздывал лошадь, я продолжал сидеть в повозке, собираясь с духом и силами перед пешим походом.
– Готово, – объявил рында и шлепнул освобожденную конягу ладонью по крупу, – можно идти.
Я осторожно спустился с телеги наземь и, стараясь уравновесить внутренний дискомфорт положением тела, сделал несколько первых шагов по густой траве.
– Хозяин! – заволновался паренек. – Ты не туда идешь! Там же стрельцы!
– Туда, – ответил я, – когда за тобой гонятся, всегда беги в ту сторону, где тебя не ждут.
– Боязно, вдруг увидят, – сказал он, пристраиваясь идти сбоку от меня, словно боялся, что я упаду.
– А ты смотри в оба, – посоветовал я, отвлекаясь на комаров, которые тотчас начали примериваться к моему потному от слабости лицу.
Мы медленно шли в ту же сторону, откуда только что приехали. Правда, теперь между нами и дорогой было засеянное рожью поле. День был не только жаркий, но и душный. Трава уже стала высокой, и когда мы выходили из-под деревьев на открытые места, пробираться через ее заросли удавалось с трудом. Моя одежда, шерстяной кафтан, кольчуга и высокий бухарский шлем были не лучшей экипировкой для такой прогулки, но выбирать не приходилось.
Постепенно лесополоса начинала заворачивать в сторону дороги Впереди уже виднелся молодой лесок, в котором на наших стрельцов напали неизвестные люди. Я снял с головы свой островерхий шлем, который ярко сиял на солнце, и отер рукавом камзола залитое потом лицо.
– А куда мы теперь пойдем? – полюбопытствовал Ваня, продолжая насторожено оглядываться по сторонам.
Вопрос был, безусловно, хороший, особенно если учесть, что денег у меня почти не оказалось. Прихватить в подводу мой мешочек с серебром оруженосец не догадался, в карманах же у меня бренчало всего несколько мелких серебряных монет и десяток медных копеек.
– Посмотрим, – неопределенно ответил я, – если удастся, сначала отсидимся в лесу, потом вернемся за своими вещами в имение, а там как получится. Потом нам нужно будет попасть в Москву.
– А мне в Москве не понравилось, людей как в муравейнике, и все куда-то бегут, торопятся.
– Что делать, это недостаток любого большого города.
Мы уже подошли к лесу и теперь продвигались с повышенной осторожностью. Место столкновения стрельцов с неизвестными было совсем недалеко.
– Тихо как, – тревожно сказал Ваня, старательно скрывая страх. – Может, обошлось, и они уехали...
Однако то, что мы увидели за ближайшими кустами, говорило об обратном. Там лежал убитый стрелец. Смерть настигла его внезапно, удар он получил в спину и упал ничком на землю, охватывая ее широко раскинутыми руками. В красном кафтане зияла продолговатая прореха, сквозь которую была видна разорванная, залитая кровью плоть. Чем его ударили, было непонятно, скорее всего, топором.
Я невольно сжал рукой эфес сабли, а потом и вовсе вынул ее из ножен. Следующий покойник обнаружился всего через пару метров, это был мой недавний обидчик Пашка. Ему раскроили голову вместе с островерхой стрелецкой шапкой. Судя по ране, и на него набросились сзади. Как можно было незаметно подкрасться в мелколесье к двум готовым к обороне и нападению солдатам, мне было совсем непонятно.
– Пошли отсюда скорее, – дрожащим голосом попросил оруженосец, – мне что-то боязно...
Он был прав, однако я почему-то задержался, хотя и мне было страшно, и особых причин расследовать произошедшее не было. Судьба конвоиров меня не очень волновала, однако какое-то тревожное внутреннее чувство заставило остаться на месте.
– Погоди, – сказал я Ване, – может быть, кто-нибудь остался в живых. Мы осторожно...
Парнишка обреченно кивнул и пристроился у меня в тылу. Дальше я двигался так, будто находился на минном поле, обшаривал взглядом все кусты и кочки, любое укрытие, где мог притаиться человек. Однако никакой опасности пока не было.
– Ой, смотри, еще человек! – прошептал мне в спину Ваня.
Только после его предупреждения я разглядел за ближайшими кустами сидящего на земле стрельца. Он находился в какой-то странной позе с широко разведенными в стороны руками. Сидел же как-то странно, наклонившись вперед и привалившись спиной к комлю молодой березки, я было дернулся, но понял, что он нас не видит и, тем более, не собирается нападать.
Сделав предупреждающий жест, чтобы парнишка оставался на месте, я поковылял к стрельцу. Им оказался десятник. Он был еще жив, но пребывал в плачевном состоянии. У него оказалось разбито и окровавлено лицо, и, главное, зачем-то просунута через рукава форменного красного кафтана длинная жердь, концы которой торчали по метру дальше рук.
Я вспомнил, что как-то слышал о таком способе лесной казни, Человеку продевали сквозь одежду, со стороны спины, длинную палку и бросали в лесу умирать от жажды и голода, Выбраться из мелколесья с торчащей из рукавов жердью было практически невозможно.
Когда я наклонился, десятник неожиданно широко раскрыл глаза и посмотрел на меня с такой мукой, что мне стало его искренне жалко.
– Пить, – прошептал он распухшими, почерневшими губами.
– Нет воды, потерпи, – сказал я, не представляя, что делать дальше. Оставить его в таком положении мы не могли, а выручать было себе дороже, непонятно, как он поведет себя дальше.
– Пить, – повторил он, но теперь безнадежно, видимо, понял, что воды у нас нет.
– Где твои товарищи? – спросил я.
Стрелец не ответил и начал поворачивать голову из стороны в сторону.
– Иван, иди сюда, помоги.
Ваня приблизился, со страхом посмотрел на избитого десятника. Я перерезал веревки, которыми за запястье его привязали к толстой палке, попросил рынду:
– Придержи его за спину.
После чего как мог аккуратно вытянул жердь из рукавов. Как только стрелец оказался свободен, он разом обмяк и мешковато завалился на траву, уставился в небо бессмысленными неживыми глазами.
– Нужно поискать остальных стрельцов и найти их лошадей, – сказал я, с тоской думая, как трудно будет вытаскивать грузного мужчину из густых зарослей. – Останешься с ним или Пойдешь со мной?
– С тобой, – быстро ответил Ваня, с опаской глядя на стрельца, – пусть он так полежит, что ему сделается.
Я понял, что оставаться с десятником одному ему страшно, и согласно кивнул:
– Ладно, пойдем вместе.
Мы начали прочесывать заросли и вскоре наткнулись еще на два трупа. Было непонятно, каким образом неведомые противники так просто и безжалостно разделались со стрельцами. Все они оказались убиты в спину и удивительно жестоко. Казалось, что людей рубил как дрова какой-то великан-невидимка. Ни у кого из погибших с собой не осталось никакого оружия.
– Должен быть еще один, шестой, – сказал я, решив для очистки совести найти и последнего оставшегося стрельца.
Мы еще раз обошли заросли и обнаружили-таки этого павшего воина. Им был молодой здоровый парень с русой бородой и круглыми как вареники ушами. Он лежал на боку, а рядом валялась разрубленная сверху стрелецкая шапка, внутри которой виднелся металлический котелок дешевого шлема. Я уже хотел отойти от его недвижного тела, как вдруг стрелец шевельнулся и застонал.
– Помоги, – попросил я Ваню, и мы общими усилиями перевернули парня на спину. Он открыл глаза и вполне осмысленно посмотрел на нас. На его голове оказалась здоровенная шишка величиной с куриное яйцо, но крови видно не было. Вероятно, тайный шлем и спас ему жизнь.
– Ой, больно! – тихо проговорил парень, поднимая руку к затылку.
– Кто это тебя так? – спросил я.
– Не знаю, сзади ударили, – растерянно ответил он. – Водицы испить не найдется?
– Нет у нас воды. Ты сам встать сможешь?
– Не знаю, попробую, а где все наши?
– Жив только десятник, остальных убили.
– Как так убили! – воскликнул он, опираясь ладонями о землю и пытаясь сесть. – Кто убил?
– Это и я бы хотел узнать. Вы где оставили лошадей?
– Возле дороги. А вы кто?
– Мы? – помедлил я с ответом, удивляясь, что он не узнает своего недавнего пленника. Потом понял, что в доспехах я выгляжу совсем другим человеком. – Мы прохожие. Услышали шум, вошли в лес, а тут гора трупов. Вставай, нам еще нужно вытаскивать вашего десятника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37