Мне было бы и самому интересно заглянуть себе за спину, потому что там происходило какое-то хаотичное движение, подергивание и возня. Пока мы с захребетником как-то приспосабливались друг к другу, лес начал редеть, лошади выехали на опушку леса, с которой была видна рубленая церковная колокольня с крытым дранью высоким куполом.
– Вот и село, – радостно, как о личном достижении, сообщил из-за спины попутчик. – Правь к церкви, там рядом есть постоялый двор.
Мне осталось повиноваться, и минут через десять мы подъехали к трактиру. Возле него находилась коновязь, к которой были привязаны четыре оседланные лошади. Судя по их статям, принадлежали они людям небогатым, но и не бедным, так, серединка на половинку.
Попутчик так же неожиданно, как сел, соскочил с коня.
– Давайте, быстро, не тяните, – приказал нам с Ваней и решительно направился в главную избу постоялого двора.
– Он кто? – удивленно спросил меня рында, наблюдая за своеобразными действиями нового знакомого.
– Понятия не имею, первый раз его вижу.
– А чего это он? – задал паренек плохо сформулированный вопрос.
– Кто его знает, – пожал я плечами и направил лошадь к коновязи, – поживем – увидим. Пристроив лошадей, мы тоже пошли в заведение. Трактир при постоялом дворе оказался довольно чистым, с несколькими столами. За одним сидело четверо путников, они были в запыленной одежде, с загорелыми лицами. Я понял, что это владельцы лошадей, которых мы видели перед избой. Наш попутчик уже о чем-то договаривался с хозяином, указывал рукой на дверь и оживленно жестикулировал.
Я с порога поздоровался с присутствующими, перекрестился на икону в правом, красном углу и сел за ближний к дверям стол. Ваня примостился рядом.
– Идите сюда, тут лучше! – закричал нам попутчик и указал на стол возле входа во внутреннюю часть избы.
– Мне и здесь хорошо, – пробурчал я себе под нос и остался сидеть на месте.
– Говорят вам, идите сюда! – не унимался он.
Я махнул ему рукой, что нам и тут хорошо. Попутчик оставил хозяина, подскочил ко мне и вцепился в рукав камзола:
– Пошли туда! – горячо заговорил он, продолжая тянуть в сторону облюбованного им стола. – Ну, что ты упрямишься!
– Не хочу я идти туда, – оттолкнул я его руку, – нам и здесь хорошо!
– Ну, как знаешь! – неожиданно согласился он. – Здесь нравится сидеть, сиди. Подавай нам сюда! – крикнул он хозяину.
Тот повернулся к внутренним дверям. Я уже хотел его остановить, сделать заказ, но попутчик успокоил:
– Не нужно, я уже все заказал!
– Кому? – удивился я.
– Нам!
Мне уже приходилось сталкиваться с такого рода людьми.
Обычно их легче убить, чем обуздать. Шуму, бестолковости и простоты в них столько, что нормальному человеку разобраться с такими наглецами совершенно нереально. Они живут в каком-то своем мире, в лихорадочной поспешности и пленительном вакууме беспечности.
– Вот и хорошо, что ты нас угощаешь, – обрадовался я, – а то мне за обед заплатить нечем.
– Да брось ты врать! – уверенно сказал он. – Что я, не вижу, что ли, у тебя денег куры не клюют!
Хозяин со слугой принесли заказ, и теперь остановился возле стола и слушал наш диалог, не спеша ставить перед нами припасы.
– Чего ты видишь? – делано удивился я. – Откуда ты о моих деньгах знаешь? Мы с тобой даже не знакомы.
– Вот оно, что! – воскликнул он. – То-то я сразу подумал, что ты не наш, не русский человек! Как какой-то, не знаю что, над каждой копейкой трясешься!
– Какой есть, – сухо сказал я, – только кормить тебя на халяву не буду!
Слово «халява» он, самой собой, не знал, но понятие ему было близко и знакомо, потому он все правильно понял и заговорил другим тоном:
– Ладно, чего ты, в конце концов, скаредничаешь, нет денег, оставим седло.
– Какое еще седло? – не понял я. Никакого седла у него не было.
– А то, что у твоего мальчишки, на кобыле. Не велик гусь и так поездит!
– Почему это я должен без седла ездить? – удивился Ваня, глядя во все глаза на суетящееся и мельтешащее в глазах существо.
Однако попутчик, не обращая на него внимания, теперь вцепился в хозяина, вырывая у него из рук блюда с едой.
– Погодите, а кто платить будет! – закричал хозяин, с ужасом увидев, что гость уже вгрызается в копченую свиную ногу.
– Наливай, чего стоишь! – закричал тот слуге, так и стоящему с самого начала спектакля возле стола с глупым выражением на лице.
– Я тебе налью! – взвыл хозяин. Он схватил свиную ногу и попытался вырвать ее из рук необузданного гостя.
Тот неожиданно легко ногу отпустил, но тотчас вырвал у слуги жбан с каким-то напитком и присосался к нему как пиявка.
– Что же это такое делается! – вопил трактирщик, апеллируя и к нам с Ваней, и к остальным гостям, которые покатывались со смеху, наблюдая бесплатный спектакль. – Гоните его отсюда в шею! – крикнул он выглядывающим в зал слугам.
На его призыв из внутренней части избы вышли два похожих друг на друга, как близнецы, одинаково сонных мужика. Оба были с припухшими со сна глазами и пухом в кудрявых головах. Они неспешно подошли к нашему столу и безо всякого выражения глядели на допивающего напиток гостя.
– Ну, что вы, ироды, стоите! – набросился на них хозяин. – Гоните его в шею!
Мужики синхронно взмахнули кулаками, и керамическая посудина, бывшая в руках гостя, полетела на пол, где с треском раскололась на части, Сам же попутчик вытер рукавом лоснящиеся от свиного жира губы, и как ни в чем не бывало, направился к выходу.
Хозяин взвыл и начал ругать и близнецов, и индифферентного слугу, и свою проклятую долю.
– Иди, посмотри, как бы он у нас лошадей не увел, – попросил я Ваню. Он мигом выскочил на улицу, а я, как только в стенаниях трактирщика образовалась пауза, поспешно сделал заказ.
– Откуда он такой взялся? – горестно спросил трактирщик, начиная успокаиваться.
– Тут в лесу нам встретился, – ответил я, – взялся показать ваше село и без спроса сел на мою лошадь.
– И как только таких земля носит? – горестно спросил неизвестно кого хозяин и отправился выполнять заказ.
– Нет его нигде, как сквозь землю провалился, – сказал Ваня Кнут, возвращаясь в трактир. – Чудной он какой-то, я таких людей никогда еще не встречал.
– Какие твои годы, у тебя еще все хорошее впереди, – успокоил я его.

Глава 6

Наш обед затянулся до вечера, так что и ночевать мы остались на том же постоялом дворе. Вечером в Москву попасть было сложно, туда вообще лучше всего было въезжать после обеда. К этому времени привратные стражники уже насыщались мздой и к гостям относились если и недоброжелательно, то равнодушно. Теперь мы с Ваней передвигались налегке, без товаров и шика, так что можно было надеяться, что на нас не обратят внимания. Мой когда-то дорогой нарядный кафтан за время скитаний совсем обтерся, Ваня после любовной лихорадки и поповских хлебов выглядел обычным зачуханным слугой, так что проблем при въезде в Москву у нас не должно было возникнуть. Однако береженого, как известно, и Бог бережет, потому мы старались проскочить туда в подходящее время.
Кроме нас на постоялом дворе остались ночевать четверо проезжих гостей, владельцы лошадей, которых мы видели на коновязи. Они, как стало ясно из разговора, торговали медом и кожами, и теперь ждали какой-то непонятной оказии в Тулу, а пока суд да дело, пьянствовали в тихой придорожной обители.
Мне до них дела не было, как, собственно, и им до меня, потому мы не общались: они сидели в одном углу зала, мы с Ваней в другом, Ближе к вечеру, когда, как известно, начинают обостряться любовные чувства, он загрустил о прекрасной Катерине, и, как я подметил, даже ее матушка престала ему казаться такой ужасной, как утром.
– А как ты думаешь, хозяин, – спросил он меня, устремляя мечтательный взор к низкому закопченному потолку, – что сейчас делает Катя?
– Грустит о тебе, – ответил я, – сидит у окошка и шепчет: «Где ты, Ванюша!»
– Я серьезно спрашиваю, – обиделся он.
– Моется в бане, – предложил я очередную версию времяпровождения прекрасной блондинки.
– Вот если бы вдруг померла матушка Аграфена, – мечтательно сказал он, – а на Катю напали разбойники, а я тут как тут, на коне с мечом в руке!
– О таком можно только мечтать, – поддакнул я, исподтишка наблюдая за компанией гуляющих гостей.
Они бросили пить и громко разговаривать, сидели сведя головы над столом, и о чем-то совещались. Я уже так привык всегда чего-нибудь опасаться, что тотчас заподозрил их в происках против нас.
Однако пока никаких признаков готовящейся агрессии заметно не было.
Никто из компании не смотрел искоса в нашу сторону, и руки у всех лежали на столе.
И, тем не менее, тревожное чувство не проходило.
– Пойдем-ка, друг Ваня, спать, – сказал я, подзывая жестом трактирщика, – утро вечера мудренее.
С меня уже было достаточно ратных подвигов и приключений. Нам следовало просто отдохнуть без кровопролития и ночных погонь.
– Сможешь устроить нас на ночлег? – спросил я подошедшего хозяина.
– Спите здесь, – предложил он, обводя рукой зал, – чего вам куда-то идти!
– Ты нас лучше в чистую избу отведи, без комаров, – попросил я, – за деньгами дело не станет. Укажешь хорошее место, я за давешнего нахала с тобой расплачусь.
– Если так, то я вас к бабке Сапрунихе отведу. У нее в избе дух легкий.
– Пойдем к бабке, – согласился я.
Пока мы разговаривали с хозяином, подвыпившие гости разом повернулись в нашу сторону и смотрели в упор, явно желая наладить контакт. Я, стараясь даже не поворачиваться в их сторону, чтобы не провоцировать знакомство, расплатился за обед, и мы с рындой вышли из трактира на улицу. Вечер был теплый и тихий. Белая дневная луна призраком висела на нежно-голубом небе, редкие высокие облака заходящее солнце уже подрумянило вечерней зарею, щебетали пичуги. Все было, как полагается для ощущения полноты и красоты жизни. Вслед за нами на улицу вышел трактирщик, он равнодушно взглянул на привычную картину сельской идиллии и пошел вперед, показывать дорогу к бабке Сапрунихе, у которой в избе почему, то был легкий дух.
Жила сия бабка в небольшой деревенской избе, срубленной так много лет назад, что толстые бревна сруба успели почернеть и покрыться малахитовым мхом. Единственное явное отличие ее жилища от всех соседних изб было в двух маленьких окошках, затянутых чем-то вроде бычьего пузыря.
Трактирщик оставил нас ждать воле дома, а сам пошел договариваться со старухой о постое. Переговоры почему-то затянулись, и мы уже решили, что у него ничего не выходит, когда трактирщик выглянул в низенькую узкую входную дверь и поманил нас пальцем. Мы с Ваней вошли сначала в маленькие холодные сени, что, в свою очередь, было в сельской местности редкость, а из них в светелку, освещенную уже отмеченными ранее двумя подслеповатыми оконцами.
В светелке оказалась даже кое-какая мебель, правда, сколоченная из грубо отесанных досок, но не встроенная, какую обычно делали плотники при строительстве дома, а созданная отдельно с учетом нужд конкретных обитателей. В избе и правда был «легкий дух», пахло сухими травами и чистотой. Со света в полутемном посещении я не сразу разглядел хозяйку, а когда увидел, поклонился и пожелал доброго здоровья. Старуха ответила приятным женским голосом, не старым и мелодичным.
– Анисим говорит, что вы проситесь переночевать? – спросила она, когда мы с Ваней сели на лавку под образом пресвятой девы Марии, убранном какими-то разноцветным лоскутками.
– Да, – подтвердил я, – последние ночи не получалось выспаться, хочется переночевать в тишине.
– Что ж, хорошим гостям я всегда рада, – после ощутимой паузы сказала Сапруниха.
Мне, в сущности, нужно было только одно: после бессонной ночи и трудного перехода с лошадьми через лес вытянуться на лавке и заснуть. Однако хозяйка укладываться не предлагала, сидела напротив и внимательно нас с Ваней рассматривала. Я ждал, чем кончится это изучение, и с трудом удерживался, чтобы не зевнуть.
– Вы, наверное, устали? – вдруг спросила она. – Трудный был день?
Обычно крестьяне так не разговаривают, и я с интересом посмотрел на Сапруниху. К сожалению, в избе было полутемно. Оконца, затянутые бычьими пузырями, пропускали слишком мало света, чтобы можно было что-либо рассмотреть в подробностях.
– Да, знаете ли, – сказал я, применив не свойственное этой эпохе обращение во множественном числе, – были кое-какие трудности.
– Теперь, надеюсь, все в порядке? – спросила она почти светским тоном.
– Да, кажется, все разрешилось, – ответил я, Удивляясь все больше и больше. Таких разговоров, да еще с женщинами, я не вел уже сто лет.
– Вас покормили на постоялом дворе? – вновь задала она совершенно не характерный для крестьянки вопрос.
– Да, спасибо. Простите, я не знаю вашего имени отчества...
– Называйте меня, как все, бабка Сапруниха, – разрешила она.
– У вас такое необычное имя... Что оно означает?
– Не знаю, как прозвали, так и зовут, – неохотно ответила женщина.
Вообще-то у меня было к ней еще несколько вопросов: почему ее, нестарую женщину, зовут бабкой, где она научилась так разговаривать, и вообще, кто она, собственно, такая. Однако я был всего лишь случайным гостем, а вопросы придумывал слишком непростые, потому ничего больше не спросил. Вместо того намекнул:
– А где у вас тут можно лечь?
– Может быть, сначала тебе погадать? – совершенно неожиданно спросила она.
– Погадать? Не знаю, я вообще-то в гадания не верю.
– А мне погадаешь? – неожиданно заинтересовался Ваня.
– И тебе погадаю, если, конечно, не побоишься узнать свою судьбу.
– Нет, не побоюсь, – не очень уверенно сказал он. – Мне лучше не на себя, а на одну... Ну, есть такая...
– Зазноба, – подсказала Сапруниха. – Можно и на зазнобу.
– Так как, гадать на тебя? – спросила она, посмотрев в мою сторону.
– Если хочется, гадай, – согласился я.
– На прошлое или будущее?
Мне стало интересно, что она сможет рассмотреть в моем весьма нестандартном для этого времени прошлом.
– Сначала о прошлом.
– Воля твоя, – сказала она, встала и вышла из светлицы в сени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37