Облик дома никак не вязался ни с убогой бричкой, ни с дебильным возницей. Впечатления заброшенного и неухоженного он не производил. Двор и дом были в хорошем состоянии, никаких следов тлена и разрушения не обнаруживалось. Все было очень старое, но прочное и обихоженное.
Архитектура, а также расположение построек и служб показались иными, чем я видел до сих пор. Впрочем, видел я пока очень мало, поэтому никакого несоответствия духу времени не усмотрел. Все, с чем я до сих пор встречался, было для меня седой стариной, поэтому век тудa, век сюда погоды не делали. Я выпрыгнул из брички и прошелся, разминая затекшие от неудобного сидения ноги. Сзади раздался стук колес. Мой возница, торопливо, не глядя на меня, разворачивался.
– Где хозяин? – крикнул я ему вслед.
Он ничего не ответил, хлестнул кнутом лошадок и, громыхая колесами по камням, поехал прочь. Не успела бричка миновать ворота, как они начали закрываться. Только теперь я увидел двух здоровенных мужиков, с усилием закрывающих створки. Из дома никто не выходил, и я пошел выяснить, что происходит у привратников. Когда я приблизился, они уже начали задвигать засовы.
– Эй, мужики, – позвал я, – где здесь хозяин? Они на меня никак не среагировали, что было само по себе странно. Все-таки я был одет в парчовый халат и выглядел почти комильфо. Пока я удивлялся, привратники навесили на засовы амбарные замки и куда-то ушли вдоль забора.
Я начал ощущать себя в западне. Похоже было на то, что мой визит может затянуться. О том, куда я подевался, не знает ни одна живая душа.
– Барин, хороший барин! – раздался со стороны крыльца тонкий глумливый голосок.
– Вон он, барин, на солнце парен, на сковородке жарен, – откликнулся еще более тонкий и мерзкий дискант.
Я обернулся. Два странных существа обоего пола приплясывали на крыльце в шутовских одеждах. Что-то чудилось в их кривляний удивительно мерзкое. Уродцы были одеты так, что выпячивались все их физические недостатки. В этом была какая-то средневековщина и самоуничижение личности.
На голове у мужчины красовался дурацкий колпак с бубенчиками, а на женщине – кокошник с длинными лентами, подчеркивающими ее маленький рост.
Я сделал вид, что не обратил внимания на их дразнилки, и спросил, где хозяева.
Они не ответили и продолжали кричать какие-то глупости, возможно и обидные, но совершенно мне не понятные.
Я двинулся в их сторону, и они с визгом бросились в открытые двери дома. Я пошел следом.
С крыльца в дом вела низкая массивная дверь, окованная медными ромбами. Я перешагнул через непомерно высокий порог и попал в просторные сени, слабо освещенные одним небольшим стрельчатым окном.
Визг и смех карликов раздавались уже из глубины дома. Пока глаза привыкали к полутьме, я огляделся. В отличие от обычно загроможденных всяким хламом сеней в богатых домах, эти оказались пусты. Единственным украшением можно было посчитать витражное окно с мелкими переплетами довольно замысловатого плетения.
Мой приход опять проигнорировали. Чем дальше, тем больше все это мне не нравилось. Уйти восвояси я не мог, а здесь, я чувствовал, меня подстерегала опасность.
Разные люди обычно по-разному ведут себя в сложных ситуациях. Это зависит от психического склада характера. У человека моего типа появляется веселая злость, агрессивность, и он начинает переть напролом, не задумываясь о последствиях.
Вот в соответствии с таким стереотипом поведения я и начал действовать. Не дожидаясь приглашения, прошел через сени и попал в большое помещение прямоугольной формы, судя по размерам, занимавшее весь первый этаж дома.
У широких двустворчатых дверей стояли два стражника в старинной одежде и с бердышами. Оружие в натуре, а не на картинке, выглядело очень внушительным, хотя, на мой взгляд, неуклюжим.
На деревянной двухметровой палке, толщиной чуть больше, чем черенок лопаты, был надет серповидный топор в комплекте с пикой. Сам топор был сантиметров тридцать – тридцать пять в длину, плюс тонкое двадцатисантиметровое острие. Как у всякого универсального инструмента, у бердыша было много недостатков: слишком длинное древко для топора и слишком короткое для пики.
Впрочем, я не специалист по холодному оружию, просто эта мысль автоматически пришла в голову, когда я представил, как неудобно биться бердышом в помещении.
– Где хозяин? – обратился я к стражникам без большой надежды получить ответ. Очень уж каменные у них были рожи, прямо-таки почетный караул у мавзолея.
Они, как и следовало ожидать, окаменело молчали. Тогда, отвлекшись от «привратных» мордоворотов, я обозрел весь зал, стилизованный под седую старину. Не под наш изящный и просвещенный ХVШ век, а под что-то очень, очень древнее и нецивилизованное.
На прокопченных стенах помещения висели какие-то цепи, мечи, головы медведей, кабанов, оленей. Между окон чадили примитивные факелы. Под всеми этими варварскими украшениями стояли стражники с кривыми саблями, булавами и бердышами.
Одежда их напоминала картинки из учебников истории, с той разницей, что была не комплектна и не единообразна. Скорее, так одевают в кино пиратов, разномастно и небрежно-живописно.
Вдоль всего помещения, не знаю как его и называть – залой, горницей, или вообще, по-старинному, повалушей, – тянулся длинный стол, во главе которого, прямо напротив меня, у противоположной стены, сидел необычайно тучный человек. Нас разделало метров двадцать, и в мерцающем неверном свете я не смог толком его рассмотреть, тем более что внимание отвлекали на себя карлики, с визгом бегавшие друг за другом по середине стола.
На меня по-прежнему никто не обращал внимания. Если говорить честно, то я начал мало-мало трусить. Не считая толстяка, в зале было еще восемь стражников: двое у дверей и по трое у каждой стены. Ребята они, судя по виду, были крепкие, хоть и не очень рослые. Да и острых железяк у них имелось в избытке. Что собой представляет самодурство помещиков, я теперь представлял не только по учебнику истории.
Судя по интерьеру, у толстяка, – если, конечно, хозяин именно он, – полностью съехала крыша на средневековой романтике, а что может выкинуть псих, имеющий столько здоровенных вооруженных помощников, я не знал, но вполне мог предположить.
Лезть на рожон мне как-то расхотелось, и я попытался потихоньку покинуть помещение. Однако привратники со звоном скрестили бердыши, отрезав мне выход.
Чувствуя себя загнанным в угол, я поневоле стал просчитывать варианты спасения. Пара шансов из ста на то, чтобы выбраться невредимым, у меня еще была. Когда-то, в бытность студентом, я два года занимался фехтованием.
Особых спортивных успехов не достиг, но все же мог попытаться не дать зарезать себя, как барана. Я пошарил глазами по стенам, присматривая подходящее оружие. Мне нужно было что-нибудь близкое к стандарту спортивного эспадона.
Между тем карлики продолжали бегать по столу, а я приблизился к толстому господину. Он неподвижно сидел и смотрел на меня круглыми совиными глазами, безо всякого выражения.
Когда я оказался совсем рядом, карлики принялись визжать, махать руками и плевать в мою сторону, а потом, изображая ужас, спрыгнули со стола и спрятались за кресло хозяина.
Я, стараясь сохранить спокойное выражение лица, спросил:
– Вы здесь хозяин?
Толстяк на секунду остановил на мне взгляд, сделал попытку пошевелиться, но передумал и опять вперил неподвижный взор в никуда.
Только теперь я заметил небывалую и страшную для Руси вещь: на стене висело перевернутое распятие. Мало того, в грудь Христа был воткнут кинжал. В наше время меня бы это не очень удивило. Мы привыкли ко всяким выкрутасам ущербных граждан, особенно малолетних, стремящихся любыми способами самовыразиться и выделиться.
Это обычное человеческое свойство создавать себе кумиров или низвергать чужих. Но одно дело XX век, другое – XVIII, когда ко всяким символам относились на полном серьезе. Похоже было, что я не ошибся в оценке психического состояния хозяина дома, и прорываться наружу мне придется с боем.
Покуда меня никто не трогал, я не дергался и продолжал осматривать коллекцию холодного оружия, развешанную на стенах, в надежде найти что-нибудь подходящее.
Дело в том, что с двуручным мечом или боевым топором я не смог бы сделать ничего путного. Каждый спортивный снаряд требует привычки и адаптации. Мне нужна была сабля весом около полукилограмма и определенной длины. Ничего подходящего я не углядел, на стенах было представлено, в основном, тяжелое оружие.
Так как никто (кроме карликов, строивших мне рожи) по-прежнему не обращал на меня внимания, я пошел осматривать коллекцию. Из всего, что я увидел, подходящей показалась только одна сабля, судя по эфесу, очень дорогая и не русского производства. Ножны и эфес были отделаны витыми золотыми и серебреными нитями и цветными камнями. Такими саблями пользовались крымчаки, турки и арабы. Я бы не удивился, если бы клинок оказался дамасской ковки.
Понятно, что я не проявил к сабле никакого интереса и прошел дальше, уделив повышенное внимание двухстороннему боевому топору.
Не найдя больше ничего интересного, я вернулся к сидящему без движения существу. Если бы мне предложили сравнить его с каким-нибудь литературным персонажем, я бы представил его племянником гоголевского Вия. У этого человека было голое скопческое лицо, отвисающие почти до плеч щеки и оловянные глаза с налитыми кровью белками, смотрящие перед собой с высокомерным равнодушием.
– Это вы больной? – Я попытался опять завязать разговор.
Наконец существо удостоило меня взглядом. Судя по выражению лица, оно только сейчас обратило на меня внимание.
– Взять его! – прокричал племянник Вия неожиданно высоким, красивым голосом.
– Кого? – поинтересовался я, но довольно быстро догадался, кого именно он имел в виду.
Взяли меня, и очень крепко. Два лба, до того стоявшие у стены, подкрались ко мне сзади и ухватили за руки. Я попытался вывернуться, но не смог. Оба были невелики ростом, но очень крепкой комплекции.
Вспомнив все, что видел в американских боевиках, я ударил одного из стражников каблуком по голени и резко вывернул запястье. Увы, я был в кроссовках с мягкой подошвой, замах мне не удался и удар не причинил противнику большого вреда. Он только жестче вцепился в мою руку и, в свою очередь, пнул меня твердой кожаной подошвой сапога.
– Убрать! – опять певуче закричал «племянник Вия» и отвел от меня взгляд.
Я еще попытался вырываться, на этот раз скорее инстинктивно, но мне на голову сзади набросили вонючий мешок и куда-то поволокли.
Я перестал противиться, чтобы не получить лишних травм, и пошел туда, куда меня тащили. Сначала мы шли по дощатому полу, потом я спотыкался на крутой лестнице, далее, как я понял, была брусчатка переднего двора, потом обычная тропинка.
Чтобы хоть как-то сориентироваться, я подсчитывал шаги до первой остановки. Их было около семидесяти. Значит, от дома мы удалились метров на пятьдесят. Потом раздался скрежет железа, скрип петель, – и меня втащили в какое-то помещение.
Я начинал задыхаться в плотном мешке. Мои конвоиры о чем-то односложно переговаривались, потом раздался мелодичный звон цепи, и что-то твердое впилось мне в поясницу. После этого меня сильно толкнули, и я, споткнувшись, упал на жесткий пол. Больше со мной ничего делать не стали. Послышались удаляющиеся шаги, опять заскрипела дверь, и все стихло.
Руки почему-то остались свободными, и мне удалось развязать удавку и освободиться от мешка. Дышалось теперь нормально, но светлее не стало. Меня по-прежнему окружала кромешная тьма.
Первым делом предстояло выяснить, чем меня перепоясали. Я нащупал металлическую полосу, вытащил из кармана зажигалку и подсветил себе. Меня самым банальным образом посадили на цепь.
Я опустился на корточки, щелкнул зажигалкой и разглядел примитивный земляной пол с остатками полусгнившей соломы.
Это уже было хоть что-то. Во всяком случае, можно наделать факелов и хоть ненадолго обеспечить себя светом. Я нагреб соломы, свернул ее фитилем и поджег. Осветилась бревенчатая стена с вбитым в нее костылем, к которому крепилась цепь. Мой железный пояс, в свою очередь, был пристегнут к цепи замком. Похоже, что мне крупно повезло. Забей меня эти уроды в колодки или во что-нибудь более примитивно-изощренное, искать выход было бы значительно сложнее.
Пока не догорела солома, я измерил длину цепи и обошел доступное мне пространство. Цепь оказалась почти полутораметровой, так что кое-какое пространство для маневра у меня имелось. Правда, кругом было пусто, а чтобы рассмотреть, есть ли в сарае еще что-нибудь полезное, не хватало света. Подпалив следующий жгут, я начал изучать свои оковы. Железная полоса была довольно тонкой, и окажись у меня на минуту ножовка по металлу… Но ее, разумеется, не нашлось.
Оставался замок, который теоретически всегда можно открыть. Я проверил, что у меня в карманах.
К сожалению, ничего напоминающего гвоздь в них не оказалось. Единственной полезной в данной ситуации вещью был ножичек-брелок на ключах от машины, которые я совершенно случайно прихватил с собой. Я открыл ножик и поковырял им в замке, ничего более умного так и не придумав. Все оказалось бесполезно…
Чтобы хоть что-то делать, я обыскал пол, сколько хватило длины цепи. Как я и предполагал, это тоже не дало никаких результатов.
Я решил не суетиться и присел у стены на корточки. Зверски ныла голень, куда меня пнул стражник. Я засучил штанину и обнаружил внушительную ссадину. Ничего опасного в ней не было, и я перестал обращать на саднящую боль внимание.
Сколько ни случалось у меня жизненных коллизий, я всегда придерживался принципа, что из любой ситуации существует выход. При известном упорстве его всегда можно найти, только при поисках никогда нельзя зацикливаться на одном варианте. К любой проблеме нужно подходить творчески и с разных сторон. Тогда, глядишь, что-нибудь и получится…
Я решил начать с самого простого, – с замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37