– Кто, кто! Часовой!
– А я думала, нечистая сила, – успокаиваясь, произнесла Даша.
Я взял лошадь под уздцы, и мы вошли в до боли знакомый двор. Здесь было тихо и пустынно. Никаких часовых видно не было. Я сразу направился к месту, где находился генератор времени, замаскированный под могильную плиту. Бурьян, обычно росший в этой части двора, уже пожелтевшим лежал на земле, так что я издалека увидел нашу спасительницу.
То, как буднично и просто проходило наше бегство, меня немного озадачило. Обычно, стоило мне сюда попасть, начинались какие-то непредвиденные события. Однако, на этот раз, кажется, все обходилось без экстрима. Я освободил лошадь от уздечки, и она тотчас опустила морду к земле в надежде чем-нибудь подхарчиться. Я подхлестнул ее рукой по крупу, и она побежала к сторону открытых ворот. Без седоков животное двигалось довольно резво.
– И где мы здесь будем прятаться? – с иронией спросила Даша. – Под этой плитой?
– Нет, иди сюда, – позвал я, – нам просто нужно одновременно на нее встать. Это тебе не страшно?
– Страшно, но встану!
Я взял ее за руку и просчитал:
– Раз, два, три!
После чего мы одновременно шагнули вперед.
– Ну и что? – спросила Ордынцева, косясь на меня. – Ты меня разыгрываешь?
– Нет, потерпи немного, скоро все поймешь.
– Я не могу терпеть, у меня болят нога и зубы! У тебя не осталось коньяка?
– Подожди, будет тебе и коньяк, и марципаны в шоколаде. Стой на месте, – почти крикнул я, увидев, что Даша хочет сойти с плиты. Коньяк ударил ей в голову, и она стала не в меру оживленной.
– Хорошо, а ты меня любишь? – подчинившись грубой силе, подозрительно спросила она.
– Конечно, люблю.
– А без «конечно»?!
– И без «конечно», постой, ради бога, спокойно, – взмолился я. – Скоро все кончится.
– Что кончится? – игриво поинтересовалась она, наваливаясь на меня всем телом. – Ой, какая я пьяная!
– Зубы перестанут болеть, – пообещал я и столкнул ее с плиты.
– Смотри, дождик пошел, – сказала она, оглядываясь по сторонам, – а почему его раньше не было?
Я не ответил, сторожко оглядываясь по сторонам. То, что мы переместились, было понятно, только не у кого было узнать, в какое время!

Глава 16

Дождь был нудным и холодным. Как только стало понятно, что мы теперь в недосягаемости для недавних врагов, у меня начало спадать нервное напряжение, позволявшее продержаться все это время. Даша, в противоположность мне, искренне веселилась. Однако, как только первое приятное опьянение у нее прошло, неожиданно начала ко мне цепляться.
– Долго ты собираешься держать меня под дождем? – оборвав смех, строго спросила она
– Нам пока некуда идти. Придется дождаться утра
– Я не хочу ждать. Я хочу горячего чая с ромом!
– Чего ты хочешь? – поразился я такой странной фантазии.
– Ну, тогда хотя бы кваса, – пошла на уступки Ордынцева. – Почему меня никто не любит?
Время приближалось к часу ночи, и деваться нам было просто некуда. Тем более, что я не знал, в какой год мы попали, и поэтому посчитал, что лучше померзнуть ночью, чем нарваться на какие-нибудь очередные крупные неприятности
– Давай пойдем в Уком и устроим там диспут! – вышла со следующей инициативой моя пьяная соратница.
– Утром, все утром, – ответил я, думая, где бы нам провести оставшуюся ночь
Идти в темнеющую в нескольких десятках метров от нас хоромину мне категорически не хотелось. Слишком мрачным было это место для полуночных бдений. Правда, был здесь же в ограде сарай, в котором меня когда-то держали прикованным к стене сатанисты, но и он не вселял особой симпатии
– Эй, товарищ! Можно вас на минуточку1 – вдруг закричала Даша.
– Тихо, ты с ума сошла! – зашипел я на нее.
Однако, она, не обращая на меня внимания, быстро пошла в сторону ворот.
Я присмотрелся и увидел около них какого-то человека. «Этого нам только не хватает», – подумал я, вытащил из кармана наган, взвел курок и пошел следом.
Человек, стоя на месте, ждал, когда мы подойдем. Рассмотреть, кто это, было невозможно, но то, что в этом месте, пользующемся у жителей дурной славой, будет прогуливаться добропорядочный местный обыватель, исключалось
– Товарищ, – продолжала выступать пьяная Ордынцева, – у вас прикурить огонька не найдется?
– Даша, стой! Стой, тебе говорят! – шипел я сзади, но она не обращала на меня никакого внимания.
Когда мы подошли так близко, что можно было что-то разглядеть, я спрятал руку с оружием за спину. Неизвестный оказался бородатым мужиком, каких на Руси хоть пруд пруди, как сказал бы по его поводу какой-нибудь дореволюционный сатирик.
– Товарищ, у вас есть спичка?1 – требовательно спросила Даша.
Зачем ей понадобилась спичка, я не знал. Мало того, что она не курила, у нас не было и папирос.
– Оченно извиняюсь, гражданочка, – негромко ответил мужик, – нет у нас спичек, мы не курящие.
– Правда?! – воскликнула моя соратница с таким удивлением, как будто тот сказал невесть какую нелепицу. – А что у вас есть?
– Топор вот есть, – сказал он и поправил засунутое за пояс топорище, – а больше, извиняюсь, ничего нет.
– Странно вы как-то говорите, товарищ, почему же топор у вас есть, а спичек нет!
– Да вот так и нет.
– А что вы здесь тогда делаете?
– По нужде вот зашел, да, видать, не к месту, не знал, что тут хозяева гуляют.
– А мы вовсе не хозяева, – доверительно сообщила ему Даша, – мы тоже просто так зашли.
Мужик неопределенно хмыкнул. Тогда в разговор вмешался я:
– Ты сам-то откуда будешь, добрый человек?
– Прибылковские мы, может, слыхали?
– Не довелось, а здесь по какой нужде?
– Да вот понимаешь, гражданин, какое дело, – смущенно ответил он, – спор у нас промеж себя вышел.
Мужик замолчал и закашлялся. Мы ждали, что он скажет дальше. Даша, кажется, начала понемногу приходить в себя и больше не выступала.
– Поспорили промеж себя на бутылку белой, что я не оробею сюда зайти, – докончил он.
– С кем поспорили? – не понял я.
– С нашими мужиками, ездовыми, мы туточки неподалеку на ночевке стоим, так мужики начали подначивать, кто, мол, смелый. Я вызвался. Ну, на бутылку и поспорили.
– Далеко стоите? – спросил я, радуясь такой удаче.
– Недалече, саженей с полста, а может, чуть побольше.
– А почему в городе не остановились? Там что, нет постоялого двора?
– Кто ж его знает, что там есть, только не резон нам за ночевку деньги платить. Мы и так привычные.
– Так ведь холодно, и дождь идет.
– Это ничего, зато при лошадях, и зерно под надзором.
– Вы что, зерно везете?
– Пшеницу отвезть подряд взяли до станции, где по железке машина ходит. Теперь в деревне делов нет, а так копейка.
– И много платят? – спросил я, чтобы узнать какие нынче деньги в ходу и попытаться понять, какое теперь время.
– По червонцу сулили, – ответил мужик, – а там кто знает, может, обманут.
«Точно попали! Середина двадцатых, НЭП», – обрадовался я.
– А про колхозы ничего не слыхать?
– У нас глушь, ничего такого не говорят, может, где в другом месте и слышно, а у нас ничего такого.
– А с вами можно до станции доехать? – спросил я. – Мы заплатим.
– Так почему ж нет? Коли не боишься на телеге ехать, то и поедем. Дело привычное.
Я, так, чтобы мужик не заметил, спрятал наган в карман, и мы вышли за ворота. Действительно, невдалеке горел костер, и около него были видны какие-то люди и подводы.
– Вон наши, – указал возчик, – пошли, коли не побрезговаете.
– Пошли, – согласился я, – а звать-то тебя как?
– С утра Степаном звали, а так, как хочешь зови, хоть горшком, только в печь не сажай.
– Вот и ладно. Меня Алексеем кличут, а это Даша.
Мы подошли к костру, у которого, закрывшись, кто чем может, грелось пять человек возчиков.
Наше появление вызвало сенсацию. Мужики замолчали, и, кажется, напугались появлению незнакомых людей в таком подозрительном месте. Однако, разглядев, что нас только двое, и Даша женщина, разом заговорили и пригласили к костру погреться. Мы не заставили себя уговаривать и, прикрывшись предложенными рогожами, присоединились к полуночной компании.
Над костром кипел и булькал чугунный котел, в котором, судя по запаху, варилось что-то мясное. Прерванный нашим приходом разговор не возобновлялся. Видно было, что новые люди вызывают любопытство, но спрашивать, кто мы такие, прямо никто не решался. Начали подбираться исподволь. Смущаясь присутствием одетой по-городскому женщины, возчики обращались только ко мне.
– А ты, мил человек, при хозяйке или сам по себе? – поинтересовался пожилой крестьянин, поправляя дрова в костре.
– При ней, – ответил я, косясь на сомлевшую от тепла Ордынцеву.
– А не боязно в таком месте ночью-то?
– Боязно, только что делать, заблудились в лесу, а тут дождь. Искали, где укрыться.
– А что же вы, я извиняюсь, о такую пору в лесу делали, никак грибы собирали? – засмеялся сидящий справа от меня человек в брезентовом плаще.
– Нет, – не принимая шутку и подстраиваясь под простонародный говор, ответил я, – оне по научной части, лес изучают, значит, как растет и вообще.
– Землемерша, что ли? – обрадовался решению загадки брезентовый. – Как же, знаю, умственное дело!
– А я до революции грамотных очень не уважал, – вмешался разговор сурового вида человек с начинающей седеть бородой, – думал, все они сволочи, на народном горбу жир нагуливают. Один с сошкой, семеро с ложкой.
– А опосля чего, поменялся? – хихикнул его сосед.
– Поменялся. Наши народные еще большей сволочью оказались. Те, – он кивнул на Дашу, – хоть какое понятие имели, а наши, живоглоты, за копейку загрызть готовы.
– Это правда, – поддержал его наш знакомец Степан, – с мужика всяк норовит последний клок содрать, а такого, как при комиссарах, не припомню.
– Гады они, те комиссары, – вмешался в разговор последний возчик, но его явственно толкнул локтем сосед, и он замолчал.
– А вы, товарищи, сами-то не партейными, случайно, будете? – спросил брезентовый.
Даша хотела ответить, но я ее опередил:
– Нет, мы из беспартейной массы. Сами по себе.
– Ты, Ванька, говори, да не заговаривайся, – набросился на противника института комиссарства сосед. – Счас за длинный язык живо под микитки и в цугундер. Комиссары оченно не обожают, когда их не одобряют. А они тоже разные бывают, у нас в гражданскую был один комиссар, душа человек. Простыми красноармейцами не брезговал, с одного котелка ел, одной шинелкой укрывался.
– А много ты таких видел? – поинтересовался былой противник просвещения.
– Сколько надо, столько и видел.
– Хватит лясы чесать, – прервал разговор брезентовый плащ, – надо ужинать и спать ложиться, скоро светать начнет, а мы еще не кушамши. Завтрева поговорите.
Все завозились и полезли за ложками. Котел сняли с костра и поставили между двумя возами, перекрытыми брезентом. Вся наша компания уселась вокруг и принялась за кашу с мясом. Разговоры прекратились, и узнать, какой сейчас год я не смог. Понятно было только то, что гражданская война позади, и в стране ходит твердая валюта.
После позднего ужина крестьяне начали укладываться спать, где кто мог. Нас Степан устроил прямо на возу, под брезентом на мешках с зерном, а сам лег под возом, на бараньем тулупе. Впрочем, спать нам осталось совсем немного, часа два и покемарить можно было и в таких спартанских условиях.
– У тебя есть какие-нибудь планы на будущее, – шепотом спросил я Ордынцеву, когда мы легли под жесткий, намокший брезент и прижались друг к другу, чтобы согреться.
– Мне нужно на службу в губком, – ответила она.
– О службе забудь, как и о своем революционном прошлом. Мы теперь совсем в другом времени.
– Ты опять начинаешь меня пугать! – обиженно сказала Даша и, сколько позволяло место, отодвинулась от меня.
– Нет, не пугаю. А ты, что сама ничего не заметила?
– Что я должна была заметить?
– Мужики без конвоя, добровольно везут зерно на железнодорожную станцию, Степан хочет на этом заработать червонец.
– Ну и что тут такого? – удивленно спросила Даша.
– Сама подумай, кто за ваши совзнаковские десять рублей извозчиками стал бы работать?
Даша долго думала, потом опять ко мне прижалась. Тихо спросила:
– Ну и что, по-твоему, это значит?
– Только то, что мы с тобой уже не в двадцатом году.
– То есть, как это?!
– Ты говорила, что я не совсем похож на остальных твоих знакомых мужчин?
– Говорила, ты и правда ни на кого не похож.
– А знаешь, почему?
– Почему?
– Я не из вашего времени.
– Как это не из нашего, а какое оно еще бывает?
– Ну, я вроде как путешественник по времени. Я попал к вам из будущего.
– Ты шутишь? Разве такое возможно!
– Возможно, ты теперь тоже путешественница.
– Это что, как в «Машине времени» Герберта Уэллса?
– Я не читал, но, судя по названию, наверное, что-то в таком же роде.
– И где мы, по-твоему, теперь находимся? – ехидно спросила Даша. – В Америке или на Луне?
– Там, где и находились: в Троицком уезде, только не в двадцатом году.
– А в каком?
– Не знаю и не смог придумать, как спросить у крестьян.
– Давай я спрошу, чего проще! – предложила она и попыталась высунуть голову из-под брезента,
– Ты с ума сошла! – удержал я ее. – Они нас или выгонят как ненормальных, или сдадут в чеку. Хорошенькое дело, вышли из Чертового замка и не знают, какой теперь год! Ты бы сама что про таких подумала?
– Подожди, так ты это что, серьезно?!
– Серьезно. И не дергайся, пожалуйста. Ничего страшного не произошло.
Даша затихла и несколько минут лежала молча, потом опять повернулась ко мне лицом:
– А про червонцы я уже слышала. О том, чтобы их ввести в обращение, уже идет дискуссия! Сокольников доказывает, что без твердой валюты не поднять страну.
– Кто это такой?
– Ты, что с Луны свалился? Нарком финансов.
– Ладно, спи, – сердито сказал я, – утром все узнаем.
– Ну, смотри, если ты меня разыграл! – сказала Даша уже сонным голосом и затихла.
Проснулись мы, как только рассвело. Крестьяне спешили сегодня же добраться до железной дороги, от которой от Троицка было около тридцати верст. Начались спешные сборы, в которых и я принял посильное участие. Ордынцева не выспалась, была хмурой и подозрительно на меня поглядывала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39