двое же других, Морис с Этьеном, сущие несмышленыши. Ясное дело, про женщину, которую надо убить, нельзя было говорить с порога. Я им просто представился – дескать, способен выполнять секретные поручения, потому как начисто лишен предрассудков. Сперва они только веселились; такой их смех разобрал, когда я намекнул, что могу обучать искусству салонных танцев. И что тут смешного? Но потом меня все-таки взяли в дело и скоро отвалят денежки за мое первое поручение.
– Какое? – встрепенулся Эшалот, беря беспокойного Саладена на руки.
– Угадай, котик!
– Да что же ты там у них делал все это время?
– Спроси лучше, чего я у них не делал!
– Нанялся к этим ребятам в услужение?
– Вот еще! Разве я похож на лакея? Мне заплатят сто франков за одну операцию, ясно?
– Что это за операция?
– Пошевели мозгами, Биби, я же сказал тебе, что поручение секретное.
Эшалот снял драную соломенную шляпу и рукавом отер пот со лба.
– Это хотя бы объясняет, – с облегчением размышлял он вслух, – почему ты забросил нас с Саладеном. И это точно, что наш квартал так и кишит всякими тайнами… Но они тебе намекнули хотя бы насчет мокрого дельца, ну, насчет того самого, чтобы убить женщину?
– Ни-ни, ни словечком не обмолвились.
– И ты ее у них не встречал?
– Клянусь, ее там не было!
– Где же она прячется?
– То-то и есть. Жгучая тайна.
– И все-таки что ты там у них делал?
– Дня три, – не без стыдливости признался Симилор, – пришлось суетиться по хозяйству, сапоги ихние, прочие там всякие комиссии… Но это так, для начала.
– Какие комиссии?
– К портному, за фруктами, в ресторан… некогда было даже к вам заскочить… Зато позавчера началось настоящее дело.
Саладен закричал, явно чем-то недовольный. Эшалот призвал его к спокойствию и придвинулся к другу, вымолвив не без волнения:
– Сейчас узнаем, правду ли ты рассказываешь!
– Позавчера, – продолжал Симилор, – самый молоденький, господин Морис, добрая душа, вручил мне письмо и деньги, два с половиной франка, на дорогу. Адреса на конверте не было. Послание надо было доставить сюда…
– В замок? – вопросил Эшалот, засовывая Саладена себе под мышку, дабы пресечь его крики.
– Не совсем… Ты ведь за мной следил?
– Позавчера только до пристани… Кому предназначалось письмо?
– Тайна!
– Но ты ведь его кому-то вручил?
– Никому.
– Как это?.. Опять скрытничаешь?
– Слово чести! Я оставил письмо под большим камнем, что торчит посреди чистого поля шагах в ста от леса.
Голова Эшалота поникла от тяжких дум. Спектаклям парижских театров далеко было до приключений друга.
– Ну а потом? – выдохнул он, в то время как Саладен тихонько похрюкивал у него под рукой.
– Вчера никакой работы, а сегодня утром новое поручение.
– Опять письмо?
– Нет, велено было передать на словах… Самый страшный, господин Мишель, который сильно кутит, доверил мне секретную фразу. Думаю, тут не обошлось без амурных плутней.
– Какую фразу?
– Знай, – торжественно изрек Симилор, – ты будешь проклят во веки веков, если обманешь мое доверие! Я разболтался с тобой хуже бабы, потому как мне осточертели твои подозрения. Но знай, что я рискую не только собственной жизнью, но и жизнью своего ребенка…
– Какую фразу? – настаивал дошедший до точки кипения Эшалот.
– Тут целая история. Господин Мишель мне велел так: «Сойдешь на пристани барона Шварца и будешь себе лениво прохаживаться, засунув руки в карманы, до тех пор, пока к тебе не подойдет лакей в серой ливрее со светлыми пуговицами; он будет идти, задумчиво поглядывая на воду».
Я его видел! – восторженно вскричал бывший фармацевт. – Пуговицы, ливрея, да-да! И он то и дело поглядывал на воду. Фразу, приятель, давай фразу!.. Саладен, замолчишь ты наконец или нет?!
– Будет ли завтра день? – Симилор задал этот вопрос прямо в ухо своему компаньону.
– Что? – отдернулся тот и, думая, что ослышался, переспросил: – Будет ли завтра день?
– И ничего больше!
– Что же тебе ответил серый лакей?
– Может быть… смотря по обстоятельствам.
– Вот это да! Такой важный господин – и не знал, будет ли завтра день?
– Он должен был сначала посоветоваться.
– С кем?
– Не знаю. Он мне сказал: «Молодой человек, погуляйте, полюбуйтесь пейзажем, у нас на закате прекрасно, и не вздумайте нервничать, если я задержусь с ответом». Ну, я стал лю– боваться закатом, пейзаж, ничего не скажешь, что надо. А когда стемнело, серая ливрея вернулась и наказала передать господину Мишелю следующее: «День настанет сегодня вечером, часов в десять; место обычное».
– День?! В десять часов вечера?! – подивился Эшалот. – Как это?
– Тайна. Серый человек наверняка знал, в чем тут дело, но мне докладываться не стал.
Полупридушенный Саладен пытался выкрикнуть что-то на своем языке (надо полагать, «Спасите!»), но в эти захватывающие мгновения собеседникам было явно не до него. Эшалот напрасно пытался побороть глубокое волнение. Шлепнув себя по лбу и закинув не совсем еще, к счастью, задохнувшегося Саладена за спину, он в приступе раскаяния прижал Симилора к сердцу, поливая обильными слезами потертый плюш сизого редингота.
– Прости меня, Амедей, – бормотал он сквозь нежные всхлипы, – я питал на твой счет черные подозрения… Когда ты возвращался домой, от тебя попахивало кофием, и я думал, что ты лакомишься где-то на стороне всяческими деликатесами тайком от нас с Саладеном. Я устроил тебе проверку, и ты выдержал ее с честью!
Величие души Симилора не замедлило проявиться: он не стал злоупотреблять своим триумфом.
– Не стоит так расстраиваться, старина, – успокаивал он друга. – Пусть это послужит тебе уроком: нельзя слепо доверяться наветам ревнивого воображения.
– Клянусь, я больше не буду! – пообещал Эшалот. – Я так страдал! Дотащился аж до баронской пристани, чтобы подкараулить тебя, хотя шпионство глубоко противно моей натуре. Я видел, как ты приплыл, я прятался там, за изгородью… и если бы ты меня обманул, я бы тебе такое устроил! Но ты говоришь чистую правду. Я собственными ушами слышал, как серый лакей, похожий на банковского контролера, сказал: «Может быть… смотря по обстоятельствам». Потом он ушел, а ты прогуливался по бережку. Мне за этой проклятой изгородью не очень сладко пришлось: малыш то и дело подавал голос, еле-еле удавалось его усмирить. Потом серый человек вернулся, я слышал, как он сказал эту фразу насчет сегодняшнего вечера и десяти часов. Но я, признаться, никак в толк не возьму, Амедей, что это за секреты такие и как это по ночам может быть светло?
Симилор усмехнулся с видом человека, способного видеть подальше собственного носа.
– Секреты такие, что сам черт ногу сломит, – пояснил он и воскликнул: – Погляди, ты же держишь Саладена вниз головой!
– В этом возрасте им совершенно все равно, как их держат, – авторитетно высказал Эшалот.
Симилор вернул ребенка в правильную позицию, малыш при этом отчаянно отбивался, словно подтверждая справедливость высказанного насчет его возраста замечания. Возвращаясь к прерванному разговору, любящий отец промолвил:
– За семью печатями тайна! Все тщательно продумано, ну прямо как у франкмасонов: секретная переписка, таинственные пароли, множество членов… Я, пока добрался до замка, имел случай убедиться, что чуть ли не половина Парижа греет руки на этом деле. Штука рискованная, но без риска в люди не выбьешься.
– Согласен! – с готовностью откликнулся Эшалот. – Куда ты, туда и я!
– Так поклянемся же быть верными делу…
– До самой смерти, Амедей!.. А какому делу?
А такому, чтобы и нам проникнуть в господские секреты и протоптать малышу дорогу в будущее!
В бледном звездном сиянии они протянули друг другу руки, непроизвольно приняв классические позы античных героев. Дорога была пустынна, так что только небо и Саладен стали свидетелями заключенного пакта. Момент торжественный и трогательный.
Симилор и Эшалот шуток не признавали: они вполне серьезно организовали сообщество, целью которого было ужение сокровищ в фантастическом океане мути. Два поэта с нежной душой и пылким воображением, два парижских дикаря, заплутавшиеся в кустиках из папье-маше, насаженных мелодрамой… Театр воспитал в них возвышенность чувств, выработал у них специфический лексикон – выспренный, слащавый и, увы безжалостно пожиравший остатки крепкого и выразительного народного языка. Я не утверждаю, что именно театр привил им привычку к праздности, но работу наши приятели не жаловали, посему послушайтесь моего совета: если встретится вам в Париже чувствительная душа, отлынивающая от труда, берегите ваши карманы.
Задумчивая тишина воцарилась вслед за заключением пакта. За разговором друзья незаметно удалились от почтовой конторы. Глухой шум, долетевший издалека, заставил их остановиться.
– Омнибус! – воскликнул Симилор. – Я бы не отказался от местечка на империале, чтобы не промочить свои туфли.
– Саладен любит кататься, – поддержал его Эшалот.
– Сколько у нас в кассе?
– Двадцать су, вырученные за карасей.
– И у меня пятнадцать. Негусто.
Позади них отворилась дверь одного из домов, и мужской голос крикнул:
– Поторапливайтесь, мадам Шампион, чуточку поживее! Вы взяли рыбок? Фелисита, фонарь! Мое местечко займут, вот увидите!
Дверь осветилась большим фонарем с ручками, которым помахивала угрюмого вида служанка. Вслед за ней появилась весьма дородная дама, увешанная пакетами и задыхающаяся; путаясь в юбках, она изо всех сил старалась поспеть за супругом.
– Вечно одно и то же, Адольф! – плаксиво причитала она. – Ждать до последнего мгновения, вместо того чтобы явиться в контору пораньше! Я взяла платок, Фелисита? Хорошенько закройте шкаф с продуктами, чтобы не заползли насекомые. А насчет кота разузнайте, гулена нам не подходит…
– Да побыстрее же, – понукал ее Адольф, вырвавшийся вперед. – Ты взяла рыбок, мадам Шампион?
– Я взяла рыбок, Фелисита?
Адольф обернулся. Свет фонаря окружил его фигуру блистающим ореолом – во всей своей красе предстал уже знакомый читателю франтоватый рыбак, задумавший изловить щуку весом в четырнадцать фунтов. Он путешествовал налегке, только удочка – шикарная, последней модели, отягощала его руки, в то время как несчастная супруга пригибалась к земле под тяжестью багажа. (Заметим, кстати, что парижане весьма сурово осуждают нравы варварских племен, заставляющих женщину чувствовать себя существом второго сорта. Женушка господина Шампиона носила имя Селеста и на последней ярмарке в Сен-Клу потянула на добрых двести два фунта.)
При виде нарядного рыбака Эшалот испустил радостный крик.
– Старый знакомый! – умилился он, подтягивая Саладена как можно выше. – Порядок, нам будет на что купить билеты в омнибус.
И пояснил ничего не понимающему Симилору:
– Сейчас я все устрою, Амедей. В нашем деле главное догадаться, за какую ниточку дернуть. Я знаю, как подцепить этого разряженного типа. Подержи Саладена.
Освободившись от своей ноши, Эшалот скинул шляпу и преградил господину с удочкой дорогу.
– Добрый вечер, сударь… Как я вижу, моих букашек приходится нести вашей супруге?
Господин Шампион прыгнул в сторону, словно на ногу ему наехало колесо.
– Что вы тут изволите делать? – возмущенно поинтересовался он, ускоряя шаг.
– То же, что и вы, сударь: возвращаюсь в Париж… Захотелось с вами поболтать о рыбалке: как ни верти, а карасики мои все-таки стоили су за штуку.
– Цену мы обсудили, – возразил господин Шампион, – рыба оплачена, так что давайте распрощаемся.
– Нет, не обсудили, – стоял на своем Эшалот, следуя за ним, словно тень, – вон идет ваша супруга, дамы лучше разбираются в ценах, предлагаю спросить у нее.
– Адольф! – взывала выбившаяся из сил госпожа Шампион. – Неужели трудно меня подождать?
Адольф круто остановился. Покраснев от злости, он вынул из кошелька три монеты по двадцать су и вручил преследователю со словами:
– Только бесчестный человек способен воспользоваться столь деликатной ситуацией!
И пошел прочь. Кровь ударила Эшалоту в голову, но вслед за обидчиком он не кинулся, а, пробормотав проклятье себе под нос, неторопливо вернулся к Симилору. Когда он рассказал эту историю другу, тот очень развеселился и одобрительно произнес, возвращая ему Саладена:
– Дружище, из тебя будет толк!
К омнибусу компания подошла без всяких угрызений совести. Взбираясь на империал, они заметили под рессорами корзину, в которой лежал пес господина Матье, а наверху торчала из-под брезента плетеная тачка калеки.
– Вот тебе и новая загадка! – пришел в изумление Симилор. – Экипаж Трехлапого! А где хозяин? Не остался же он ночевать в замке!
…Купе, как и предполагала конторщица, оказалось свободным. Господин Брюно устроился в нем рядом с Эдме Лебер, которая поднялась в омнибус не без его помощи. Госпожи Шампион, увешанную пакетами, пришлось прямо-таки пропихивать в дверь: после последней ярмарки в Сен-Клу она, видимо, сильно прибавила в весе. В салоне уже расположились вожурские пассажиры, которые яростно обороняли свои места от пришельцев из Ливри. Причем все, кроме Адольфа, были со свертками и тюками. Наконец, после обмена язвительными репликами, люди и вещи пристроились кто куда; салон, как только дверца закрылась, оказался набитым не хуже туго заряженной пушки.
А наверху вальяжно развалились на лавке Эшалот с Симилором. Эшалот приобрел пару сигар, и едкий дым заволакивал остатки совести приятелей: они покуривали за здоровье Адольфа, первой жертвы их аморального пакта.
– Главное – отыскать нужную ниточку, чтобы дернуть за нее, – говорил Эшалот.
– Отыщем, – успокаивал его компаньон. – Откормимся и мы не хуже других, не все же нам питаться сухими корками… Мы пойдем на все, чтобы вывести нашего ребенка в люди!
Последние слова относились к Саладену, надежде этого фантастического семейства. Вопреки всем законам природы, на долю Эшалота, бывшего в истории с ребенком совершенно ни при чем, достались трудные материнские хлопоты. Малютка походил на те чахленькие, но упорные былинки, которые умудряются вырастать в расщелинах меж камней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82