– Никогда я вас не покину, – отвечала Лиретта, – но и не хочу, чтобы кто-то на меня наговаривал, пусть даже вы.
Она изъяснялась на отчетливом и правильном французском языке, именно на таком и говорят французские рабочие, и не так редко, как нам кажется. Этот язык не имеет ничего общего с претенциозными и неуклюжими завитушками лавочников-краснобаев и совсем уж не похож на словесные плетения ярмарочных книгочеев, вроде Эшалота. Она говорила… Ну да, у нее было совершенно безупречное произношение, и, возможно, оно было ее природным даром. Но я повторяю, говорила она безыскусно.
Сама по себе безыскусность приходит к тем, кто много читает и пишет. Лиретта не писала, но у нее была возможность встречаться и разговаривать с людьми не похожими на тех, кто ошивался на ярмарках. По крайней мере двоих из них мы знаем – это принц де Сузей и доктор Абель Ленуар.
Был еще один человек, с которого Лиретта могла брать пример, тем более что это была очаровательная девушка. Одно время балаган Эшалота стоял неподалеку от площади Бастилии, и хозяин балагана частенько захаживал к добрейшему Жафрэ и любовался его птичками. С ним приходила и Лиретта.
Стоило им прийти, как к ним присоединялась мадемуазель Клотильда. Девочки тогда играли в прятки в бесконечных коридорах особняка Фиц-Роев, и было похоже, что Лиретта знает их лучше, чем Клотильда.
– Наговоры, – нравоучительно произнес Эшалот, – оружие предателей и негодяев, которых играет господин Шили в театре Амбигю. Я не из их числа и беру свои слова обратно, если они тебя оскорбляют. Но час нашего объяснения пробил. Ты готова?
– Я готова ответить на любые ваши вопросы, – согласно кивнула Лиретта.
– Тогда сразу перейдем к делу. Куда ты собираешься идти сегодня вечером? – сурово спросил Эшалот.
– По делам, – уклончиво ответила девушка.
– Допустим. Твои дела касаются тайны твоего происхождения или это чувствительное свидание, так сказать, сердечные дела? – выспрашивал Эшалот, внимательно смотря на девушку.
– И то, и другое вместе, – быстро ответила Лиретта, опуская глаза. – Я люблю и я хочу быть богатой, потому что тот, кого я люблю, – принц.

X
ЛИРЕТТУ ДОПРАШИВАЮТ

Только человек вроде Эшалота мог, не дрогнув, выслушать подобное признание. Он никогда в жизни не видел ни одного принца, но зато с утра до ночи представлял их себе.
– Допустим, – произнес он в третий раз. – Принц так принц. Но мне было бы очень неприятно, если бы вдруг твоим знакомым стал какой-нибудь первый встречный лавочник или даже кто-то из наших ярмарочных артистов. Дело тут не в гордости. Мне особо гордиться нечем, сам я из простых – я так чувствую, хоть и не знаю своих родителей. Но мне кажется, найти их никогда не поздно! И я знаю, – тут его голос дрогнул, – мать была бы счастлива, если бы могла прижать меня к груди пусть даже на смертном одре.
Эшалот так расчувствовался, что на глазах у него выступили слезы. Он вытер их тыльной стороной ладони и, минуту помолчав, снова обратился к девушке:
– Твой принц любит тебя?
– Нет, пока не любит, – печально ответила Лиретта.
– Однако поставляет тебе тафту? – удивился хозяин балагана.
– Нет, он ничего мне не поставляет, – проговорила девушка.
– Тогда кто же? Солидный буржуа? – допытывался Эшалот.
Они сидели друг напротив друга, Лиретта возле своего рабочего стола, Эшалот в ногах узенькой кроватки. У Лиретты не возникло ни малейшего смущения, и столь же безмятежно задавал свои вопросы ее опекун.
– Я люблю вас таким, какой вы есть, папа Эшалот, – сказала она, – но вы понятия не имеете, кто я такая.
Он подпрыгнул, обрадованный ее словами, и вскричал:
– Так ты теперь знаешь, плутовка, свою тайну? Ты узнала ее?
– Я знаю, что я честная девушка, и этого более чем достаточно! – отвечала Лиретта.
Эшалот сник.
– Очень мило с твоей стороны, – промямлил он. – И ты совершенно права… хотя, услышав из уст юной девушки прямо сказанное «Я люблю», невольно собьешься с толку.
– Но это так и есть! – сказала Лиретта. – Я готова крикнуть всей Вселенной: «Я люблю его! Люблю! Люблю!»
– Простите меня, мадемуазель, но к чему такая сообщительность? Я и сам из тех, кто знает, что такое любовь, я испытал на себе и шипы ее, и розы, и не так уж давно. Любовь – это главное украшение нашей жизни… А мы с тобой толкуем о делах, голубка! Я предлагаю тебе в помощь весь мой жизненный опыт и все свои способности. Легко сказать: «Хочу быть богатой», но пути, но средства… Давай разберемся! Опустоши-ка свой сундучок!
– Я имею право на большое состояние, – тихо проговорила Лиретта.
– Я всегда это предполагал, – поддержал ее Эшалот. – Давай дальше. Каждый из нас окружен таинственными обстоятельствами. Внутренний голос подсказывает мне, что может случиться так, что я открою тайну своего рождения, обрету ренту или солидные капиталовложения купцов или аристократов Сен-Жерменского предместья. Но и судьба способна на сарказм: что, если тебе придется ждать так же долго, как мне, черт побери?!
– Я не собираюсь ждать, – прошептала Лиретта. Говорила она словно помимо собственной воли, и ее улыбка обрела какую-то таинственную значительность.
Эшалот с любопытством смотрел на нее.
– Тебе гадали на картах? – спросил он. Она отрицательно покачала головой.
– Значит, ты говорила с ясновидящей?.. – продолжал он свои расспросы.
– Нет, – прервала его девушка, – во все это я не верю.
– А во что веришь? – задал очередной вопрос ее опекун.
– В Бога… и в себя, – ответила Лиретта.
– Ну, значит, тебе привиделся вещий сон, клянусь ослиным пометом! – воскликнул Эшалот.
Он уже весь дрожал от нетерпения, глаза у него стали круглыми, а лицо и даже нос побелели. Лиретта рассмеялась, показав свои чудесные жемчужные зубки.
– Да, когда-то я очень старалась увидеть такой сон, – подтвердила она.
– Лучше этого знака нет, – поддержал ее Эшалот.
– Возможно, но я так его и не увидела, – призналась Лиретта.
– Тем хуже для тебя! – грустно пробормотал хозяин балагана.
– Мне только кажется, что я принцесса… – тихо промолвила девушка.
– Как? И тебе тоже? Но поверь моему опыту: того, что кажется, недостаточно! – пытался образумить ее Эшалот.
– Когда я говорю – принцесса, я имею в виду, что родилась от родителей знатных и богатых, – пояснила Лиретта.
– Главное, богатых, – уточнил Эшалот.
– Я даже кое-что помню… – задумчиво говорила девушка.
– Даму в локонах, – подхватил Эшалот, – которая склоняется над твоей колыбелькой.
– Нет, – возразила Лиретта.
– Большая темная гостиная, обтянутая алым потускневшим от времени шелком с золотой бахромой… – подсказывал Эшалот.
– Может быть… Кто-то мне такое рассказывал… – медленно говорила девушка.
– Так-так, – заторопился Эшалот, захваченный драматической интригой, – но не ясновидящая и не гадалка? Черт побери! Но ведь отшельника из пещеры у нас поблизости нет! Не тяни, голубка, говори кто! Мне же тоже нужно тебе кое-что сообщить, и мое сообщение тоже не терпит отлагательства!
– Я, – продолжала Лиретта, – говорила с молодым человеком с улицы Вьей-дю-Тампль, вы его еще называли пролаза… он знает все.
– С Пистолетом! – вскричал Эшалот. – С сыщиком-красавчиком. Да, у него талант на всякие таинственные истории.
– Больше чем талант! Мне показалось, что это было какое-то колдовство! – уверяла опекуна девушка.
– У него на квартире? – кисло справился Эшалот.
– Во второй раз у него… А в первый он пришел сюда сам… – сообщила Лиретта.
– Если он пришел сюда сам, – задумчиво произнес Эшалот, – значит, что-то унюхал. Но я ведь запретил тебе открывать дверь кому бы то ни было!
– Он вошел в окно, – доложила Лиретта.
– Среди бела дня? – удивился Эшалот.
– Нет, темной ночью! – заявила девушка.
– И ты его впустила? – возмутился хозяин балагана.
– Я спала. И вдруг слышу, как мне говорят: «Здравствуй, Тильда…» – прошептала Лиретта.
– Тильда?.. Он что, принял тебя за мадемуазель Клотильду, племянницу Жафрэ? – не понял Эшалот.
– Не знаю, но мне показалось, что я схожу с ума. Вокруг темно, никого нет, но кто-то меня называет Тильдой, и я вдруг поняла, что меня никогда по-другому и не звали. Я спросила: «Кто это?» А голос мне отвечает: «Это я, твой отец, Моран!» И, еще не проснувшись, я соскочила с постели и закричала: «Папочка, папочка Моран! А мне приснился сон и снился долго-долго! Мне снилось, что тебя уже нет в живых!» – рассказывала Лиретта.
Эшалот затаил дыхание, он просто умирал от любопытства.
– Я старалась найти в темноте своего папочку Морана, я уже не помнила, как он, бедный, меня колотил. Но голос вдруг совершенно изменился и произнес: «Вот и все, что мне нужно было узнать! Не пугайтесь, мадемуазель, я не вор и не влюбленный! Я пришел вернуть богатство, принадлежащее вам, а вы заплатите мне разумные комиссионные, в соответствии с моей бедностью». Я услышала, как чиркнули спичкой, и секунду спустя увидела очень милого юношу, который держал под мышкой сверток с фирменным знаком магазина «Лувр», – закончила рассказ Лиретта.
– Так это он принес тебе тафту? – восхищенно воскликнул Эшалот. – Неужели Пистолет?
– Да, именно он, – подтвердила девушка.
– Ах ты, Господи! А он ничего не совершил неподобающего? – осведомился Эшалот.
– Я совершила, – призналась Лиретта. – Я поцеловала его, когда увидела, какое получилось платье. У меня же никогда такого не было!
– Ну, это ничего страшного, – проявил снисхождение великий ярмарочный артист.
– А он сказал мне: «Вы просто прелесть! Чудо что за герцогинечка из вас получится!» – заявила не без гордости Лиретта.
Эшалот с видом знатока пощупал шелк.
– На глаз не меньше пятидесяти экю, – сказал он, – значит, крутое заваривается дельце. Ну и что же дальше?
– Когда он принес ткань, он велел выкроить платье точь-в-точь по картинке, которую мне подарил… – сообщила подробности Лиретта.
– Обо всем подумал, мальчуган, позаботился. Ну и что же дальше? – интересовался Эшалот.
– Дальше он стал рассказывать мне про мое детство. И мне стало казаться, что я разговариваю со своей собственной памятью. Откуда он все это узнал, ума не приложу! Одно ясно, сама я об этом позабыла, – Лиретта грустно улыбнулась.
– А на Иерусалимской улице ему пожалели тысячу двести франков в месяц! – покачал головой Эшалот. – Ему не дали места, и мне, кстати, тоже. Ребята там ловкие, ничего не скажу, но уж завистливые, не дай Бог! Наше правосудие осталось без меня и без Пистолета, вот беда-то. А теперь рассказывай дальше, – попросил он.
– Если обо всем рассказывать подробно, получится слишком долго. Я выберу самое главное, – пообещала Лиретта и продолжила: – Он напомнил мне, что после похорон папочки Морана… Господи! Как же я замерзла в то утро! Я ведь была совсем маленькой… меня отвезли в особняк в квартале Марэ, но отвезли против моей воли, потому что я хотела остаться с маленьким Клеманом, который жил у камнереза на кладбище и накормил меня своим завтраком… И тогда я сбежала от Жафрэ, чтобы отыскать Клемана и вернуться с ним. Но камнерез со всем семейством куда-то исчез. А ваш балаган в то время стоял на ярмарке Ланди, между Сен-Дени и Шапель, поэтому так и получилось, что я села, дрожа, у вашего порога и расплакалась.
– Ты и тогда была очень славной девочкой, – расчувствовался Эшалот.
– И вы меня пожалели, – добавила Лиретта.
– Я взял тебя к себе, и это был не самый дурной поступок в моей жизни, – с гордостью заявил владелец балагана.
– Милый мой папочка Эшалот! С тех пор я с тобой и живу.
– Так, и что же дальше? Или это все? – спросил он.
– Нет, не все! Вы часто говорили мне об иронии судьбы. Больше всего меня поразило то, что принц, которого я люблю… – Лиретта вдруг осеклась.
– Держу пари, он оказался мальчуганом камнереза! – вскричал Эшалот с живейшей заинтересованностью. – Подумать только, каждый находит разгадку своей тайны, и только загадку моего рождения невозможно разгадать.
– Да, – сказала Лиретта, – вы угадали, это тот самый маленький Клеман. И, как вы сами понимаете, я, конечно же, его не узнала. Своего принца я увидела в прошлом году верхом на лошади. Он ехал через нашу площадь, и я полюбила его. Теперь все… Нет, еще не все, папочка! Вы ведь знаете мадемуазель Клотильду с улицы Культюр, такую добрую, такую красивую?
– Почти такую же красивую, как ты! – улыбнулся Эшалот.
– Нет, гораздо красивее… Так вот она у них вместо меня, – сообщила Лиретта.
– У кого – у них? – не понял Эшалот.
– У Жафрэ, – пояснила девушка.
– Вместо тебя? – Эшалот так ничего и не понял.
– Да. Они привезли ее из какой-то глухой провинции года через два-три после того, как я исчезла. И когда привезли, стали говорить: «Вы видите, как выросла и изменилась наша Тильда!» Еще бы не измениться! Да она года на два старше меня! – возмутилась Лиретта.
– Но какой бы ни была их новая Тильда, молитвы она им не смогла прочитать! – проворчал Эшалот.
Лиретта взяла его за руки, обрадованно глядя в глаза.
– Правда! Я ведь и об этом позабыла, – радостно сказала она. – Вы ведь слышали, как я читала свою молитву! И у вас ведь сохранилась та самая бумажка, о которой мне говорил господин Пистолет. Бумажка с моей молитвой!

XI
ДОНЕСЕНИЯ ПИСТОЛЕТА

Глаза Эшалота стали круглыми от удивления. – Твоя молитва! – повторил он. – Клянусь честью, она для меня святое, и я никогда и никому не сказал о ней ни единого слова, кроме… Но не важно! Откуда этот гусь мог догадаться о бумажке?
– Но я же сказала вам, – ответила с важностью Тильда, – что он знает абсолютно все!
– И вот такого отвергли на Иерусалимской улице! Вот как все у нас делается! – возмущался Эшалот.
– Позвольте я закончу, – прервала его сетования девушка, – потому что этой ночью нам обоим предстоит работа… Так вот на рассвете господин Пистолет вынужден был уйти, но попросил меня прийти к нему домой, и я пришла к нему.
Если бы вы только знали, сколько у него карточек в картонных коробках! Есть в них и моя история, и ваша, и вообще всех на свете…
Он сказал, что благодаря этим материалам в один прекрасный день вся Иерусалимская улица будет у него в кармане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47