Несмотря на самые разные места, которые занимали в этом списке члены маленькой компании, а быть может, благодаря этому, они продолжали заниматься вместе. Все радовались успехам Ленки и Эрика, которые, в свою очередь, прикладывали все силы для того, чтобы их приятели, оказавшиеся за алой роковой чертой или в опасном к ней приближении, поднялись в списке как можно выше.
Был, однако, в программе курс, который Крису очень не нравился, — этика. Крис обозвал её этикой корпоративного лицемерия, и это название приклеилось к предмету до конца курсов. Курс этики был введён в программу после скандала с «Феникс просперити» в качестве ответной меры на массированные нападки журналистов, ставивших наличие профессиональной этики у сотрудников «Блумфилд Вайса» под сомнение. Контраст между лекциями Мартина Кроля, который вёл этику, и выступлениями директоров различных подразделений «Блумфилд Вайса», учивших слушателей тому, как ловчее ощипать партнёра или клиента, представлялся разительным и вызывал у слушателей смешанные чувства.
Йен сдал экзамен по этому предмету одним из первых в группе, что нисколько не удивило его приятелей, знавших о присущем ему цинизме. Зато Ленка, обладавшая честным и прямым характером, провалилась. На экзамене она заявила Кролю, что кое-какие термины и положения его курса кажутся ей сомнительными, поскольку их можно толковать как угодно. Кролю это не понравилось, и он влепил ей «неуд». Неожиданное возвышение Йена и Ленкин провал неприятно поразили Криса и Дункана, которые, сдав экзамен на «хорошо», не могли отделаться от чувства вины перед подругой.
Отношения Ленки и Дункана продолжались. Но на людях они вели себя очень сдержанно, и у большинства слушателей не возникало и тени подозрения, что эта пара состоит в любовной связи. Даже когда они находились в компании Эрика, Алекса, Криса и Йена, то вели себя скорее как добрые друзья, нежели любовники.
При всём том они постоянно встречались. Дункан часто задерживался у Ленки на квартире, а на уик-энды не приезжал домой вовсе. На праздники — в День поминовения — они вместе уехали отдыхать в Кейп-Код. Дункан был счастлив, и его вечное раздражающее нытьё по поводу трудностей, связанных с овладением программой «Блумфилд Вайса», совершенно прекратилось. Ленка, казалось, тоже была счастлива и довольна жизнью, хотя это проявлялось не столь явно, поскольку она и раньше пребывала в прекрасном расположении духа. Йен неоднократно выражал своё недоумение относительно того, что такие разные люди, как Ленка и Дункан, сошлись вместе, но даже он не мог отрицать, что с тех пор, как кривая настроения Дункана резко пошла в гору, ладить с шотландцем стало гораздо легче.
Йен, впрочем, и сам наслаждался жизнью и частенько отправлялся в ночные прогулки по городу, и бывали случаи, когда Крис, войдя поутру в ванную комнату, заставал там совершенно незнакомых ему женщин.
Успех Йена у слабого пола нисколько не удивлял Криса — он прославился своими победами ещё в колледже. Его удивляло другое — каким образом Йену удавалось заманить к себе в постель рассудочных американок, хотя было общеизвестно, что в Америке все безумно боятся СПИДа. Должно быть, решил Крис, этому в немалой степени способствовали английский акцент и аристократические манеры Йена, а также его уверения, что СПИДом куда чаще заражаются в результате гомосексуальных связей.
Алекс переживал трудные времена. Его мать болела лейкемией, и когда её состояние из стабильного перешло в разряд стабильно тяжёлого, ему приходилось проводить с ней всё больше и больше времени. Госпиталь, в котором лежала его мать, находился в Нью-Брансуике, и он ездил туда каждый уик-энд, а иногда и после рабочего дня. Алекс пропускал занятия и несколько раз обращался в секретариат курсов с просьбой предоставить ему свободный день, что Калхауну, естественно, не понравилось, и он стал угрожать ему отчислением.
Отец Алекса умер несколько лет назад, а его брат отправился странствовать по миру, добрался в своих странствиях до Австралии, где и занимался теперь торговлей парусными лодками и яхтами. На просьбы Алекса вернуться в Штаты и помочь ему ухаживать за матерью брат ответил категорическим отказом, что до глубины души возмутило и оскорбило Алекса. Короче говоря, обстоятельства сложились таким образом, что Алекс остался единственным человеком в семье, который нёс на себе бремя забот по уходу за больной женщиной, что, несомненно, наложило свой отпечаток на его душевное состояние. Он видел страдания матери, которую из-за непереносимых болей пичкали наркотиками, наблюдал её товарищей по несчастью, находившихся в последней стадии заболевания, и с каждым днём становился всё более угрюмым и замкнутым. Пару раз Ленка изъявляла желание его сопровождать, что несколько его подбодрило. Частые отлучки, однако, не могли не сказаться на его учёбе, и Алекс скатывался в разрядном списке всё ниже и ниже и скоро занял место Дункана, находившееся за очерченной Калхауном красной чертой.
Тамара побывала в Америке ещё раз, но не в мае, как обещала, а в начале июля. На этот раз, правда, она вылетела не в Нью-Йорк, а в Вашингтон, и Крису, чтобы её встретить, пришлось добираться до столицы на поезде. Они отлично провели уик-энд. Был День независимости Америки, и они видели салют над Капитолием, ходили на симфонический концерт и посетили несколько известных столичных ресторанов. В Вашингтоне Крис чувствовал себя более раскованно: здесь Тамара могла сколько душе угодно издеваться над американцами, не обижая при этом его новых друзей.
Счастье Дункана долго не продлилось. Оно закончилось душной августовской ночью за две недели до окончания курсов. Крис, завернувшись в простыню, спал у себя в комнате, как вдруг его разбудил звук захлопнувшейся двери. Часы показывали час пятнадцать ночи. Крис услышал, как в коридоре кто-то громко чертыхнулся, и понял, что вернулся Дункан. «Странно, — подумал Крис. — На уик-энд Дункан обычно остаётся у Ленки».
Послышались грохот опрокидываемого стула, громкая ругань Дункана, а потом протяжный болезненный стон. Крис понял, что дело плохо. Он выскользнул из постели, накинул на себя халат, открыл дверь спальни и выглянул в коридор. В коридоре, покачиваясь, стоял Дункан. В ярком свете горевшей под потолком лампочки его лицо казалось белым, как извёстка.
— Что с тобой, Дункан?
Дункан прищурился, стараясь сфокусировать взгляд на приятеле.
— Я сегодня основательно выпил, — произнёс он, тщательно выговаривая каждое слово. — Поэтому чувствую себя неважно и сейчас же иду спать.
Вид у приятеля был ужасный. Казалось, его снедала какая-то тяжёлая болезнь или тяготило страшное горе.
— Давай-ка сначала сходим в ванную, — сказал Крис, подхватывая Дункана за руку.
— Нет. В постель, — пробормотал Дункан, но, когда Крис повёл его в ванную, сопротивляться не стал. Стоило ему только увидеть унитаз, как он упал рядом с ним на колени и его стошнило. Всё время пока у Дункана продолжалась рвота, Крис заботливо его поддерживал.
В дверном проёме за спиной у Криса возник Йен.
— Вот болван-то, а? — сказал он, увидев, в каком состоянии находится Дункан. — Надеюсь, он после себя уберёт?
— Вряд ли это ему сейчас по силам, — сказал Крис.
— Я, во всяком случае, прибирать за ним не намерен, — произнёс Йен, вернулся к себе в спальню и с силой захлопнул за собой дверь.
Убираться в ванной пришлось Крису. Покончив с этим делом, он помог Дункану раздеться и уложил его в постель. Шотландец уснул почти мгновенно.
На следующее утро Крис заглянул в его комнату. Дункан лежал в постели на спине и разглядывал потолок у себя над головой. В комнате сильно пахло перегаром.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Крис.
— Ужасно, — произнёс Дункан надтреснутым голосом. — Принеси мне воды, Крис, ладно?
Крис принёс Дункану большой стакан с водой, которую тот с жадностью выпил.
— У меня сердце болит, Крис, — пробормотал шотландец.
— Я тебя таким пьяным ещё не видел, — сказал Крис.
Дункан сокрушённо покачал головой:
— Я даже не помню, как сюда дошёл. Это ты помог мне лечь в постель?
Крис кивнул.
— Спасибо тебе, — сказал Дункан и провёл языком по сухим, шершавым губам. — Кажется, меня вчера рвало, это верно?
— Ещё как! Так что же всё-таки случилось?
— Мы поругались.
— С Ленкой?
— Да.
Крис ждал. Знал, что Дункан сам все ему расскажет.
Дункан вздохнул и болезненно поморщился:
— Голова чертовски болит… Да, хочу поставить тебя в известность, что у нас с Ленкой всё кончено.
— Не может быть! Ты это точно знаешь?
— Я? Точнее не бывает.
— Но почему? Что у вас случилось?
Помолчав, Дункан сказал:
— Это моя вина. Я её достал.
— Это чем же?
Шотландец вздохнул:
— Я предложил ей жить вместе. Программа заканчивается через две недели, и мысль о том, что я уеду в Лондон, а она останется здесь, сводила меня с ума. Я понял, что Ленка — это лучший подарок, который преподносила мне судьба. Карьера моя в «Блумфилд Вайсе» загублена, это очевидно. Ну, я сообщил ей, что собираюсь уволиться из лондонского отделения банка и буду жить с ней здесь, в Нью-Йорке. Сказал, что подыскать себе какую-нибудь работёнку на Уолл-стрит мне не составит труда. А ещё я сказал, что если ей не хочется жить в Нью-Йорке, мы можем перебраться в Лондон или даже в Чехословакию. Мне наплевать, где жить, главное — быть с ней.
— И что же она на это сказала?
— Поначалу ничего. Надолго замолчала — вроде как стала обдумывать моё предложение. Но я сразу понял, что она мне откажет. — Дункан сделал паузу и снова поморщился — то ли от головной боли, то ли от того, что ему довелось вчера пережить. — Ну, она мне сказала, что тоже думала о том, как жить дальше после окончания курсов. Сказала также, что я ей нравлюсь, но она не хочет брать на себя обязательства, которые появляются, когда живёшь с другим человеком. И под конец заявила, что нам лучше всего расстаться.
— Вот ужас-то, а?
— Это ты мне говоришь? Короче, после этих её слов я совершенно расклеился и признался ей в любви. Сказал, что не мыслю без неё жизни. Это и в самом деле так, Крис, я люблю её, честно. Но она, выслушав мои пылкие признания, не сказала, как ко мне относится, а помолчав, резко так заявила, что нам с этой минуты лучше не видеться.
Дункан торопливо допил остававшуюся на дне стакана воду.
— Я не мог с этим смириться. Сказал, что согласен забыть о будущем и готов встречаться с ней, как прежде, хотя бы оставшиеся две недели. Но она уже приняла решение. Всё, что я ей говорил, она пропускала мимо ушей и отделывалась молчанием. Ну а потом выразила желание остаться в одиночестве. Другими словами, выгнала меня из дома.
— И ты, значит, отправился пьянствовать?
— Я был не в силах осознать того, что произошло. Я и сейчас не могу в это поверить. У нас с ней были какие-то особенные отношения, каких и на свете-то не бывает. Такую женщину, как Ленка, я уже никогда не встречу. Правда же не встречу? — В глазах Дункана застыл вопрос, который требовал немедленного ответа.
— Ленка — женщина особенная, — осторожно сказал Крис.
— Да разве в этом могут быть сомнения? — закручинился Дункан. — И самое главное, был ведь момент, когда я думал, что мы с ней сможем провести бок о бок всю жизнь… А потом… а потом всё рухнуло.
— Что и говорить, тебе пришлось нелегко.
— Ох, как нелегко! И сейчас в груди саднит так, что просто ужас. — Тут из глаз Дункана потекли слёзы, что совершенно выбило Криса из колеи. Он не знал, что говорить и что делать. Одно, правда, он знал точно: Ленка была женщиной твёрдой, и уж если что забирала в голову, то решения своего никогда не меняла. Дункану не оставалось ничего другого, как примириться с разрывом. Крис, однако, не сомневался, что Дункану будет непросто это сделать.
— Если хочешь, можем сходить в парк и прогуляться, — предложил Крис. — Поговорим обо всём как следует.
— Это ты хорошо придумал, — сказал Дункан. — Подожди немного, я сию минуту буду готов.
Крис вышел из спальни Дункана и открыл дверь в гостиную. Там сидел Йен, читавший воскресный выпуск «Нью-Йорк таймс».
— Ну, что с ним случилось? — спросил Йен, поднимая глаза от газеты.
— Ленка его бросила — вот что.
— Я всегда говорил, что эта девочка не из его голубятни. — Йен помрачнел и отложил газету на край стола. — Теперь его стонам конца не будет. Боюсь, я этого не выдержу.
* * *
Дункан и впрямь сорвался с катушек. Он не мог ни спать, ни есть, ни нормально общаться с людьми. В отсутствие Йена он приходил в его комнату и лакал его виски. Когда виски Йена закончилось, Дункан отправился в магазин и сделал собственные запасы. При этом он непрестанно названивал Ленке, не оставляя её в покое даже глубокой ночью. На занятиях он норовил усесться с ней рядом и молча гипнотизировал её взглядом. Некоторые стажёры заметили странности в его поведении и стали спрашивать у Криса и Йена, что с ним происходит. Йен и Крис неизменно отвечали, что у Дункана всё нормально. Надо сказать, в устах Йена враньё выглядело убедительно, да и давалось ему куда легче, чем Крису.
На первых порах Крис всячески помогал Дункану и демонстрировал ему своё сочувствие, но по прошествии некоторого времени понял, что это выше его сил. Во-первых, переносить Дункана в больших дозах стало просто невозможно, а во-вторых, учёба подходила к концу, и приближались выпускные экзамены. Особое беспокойство у Криса вызывал четырёхчасовой экзамен по курсу «Рынки капиталов», которому Валдерн придавал большое значение. Все знали, что Валдерн придирается, как чёрт, и зубрили день и ночь, не переставая. Все, за исключением Дункана. Это беспокоило Криса, поскольку Дункан находился в разрядном списке только на сорок первом месте, и, чтобы оказаться за зловещей красной чертой, отсекавшей аутсайдеров от основной массы стажёров, ему оставалось спуститься всего на шесть позиций. В этом смысле все должен был решить экзамен по рынкам капиталов, а Дункан к нему совершенно не готовился. Даже если он находился у себя в комнате, то все больше лежал на кровати, потягивая виски и страдая по Ленке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47