- Благодарю вас за содействие, - сказал Берриман. - Я был бы очень признателен, если бы вы выслали мне копии ваших записей переговоров, связанных с покупкой мистером Марри интересующих нас облигаций и акций, а также всех телефонных разговоров мистера Марри за семнадцатое июля.
В операционных залах все деловые телефонные разговоры записываются. Это делается во избежание недоразумений, чтобы всегда можно было выяснить, кто и что именно сказал в любой момент, а изредка также для того, чтобы помочь властям в ходе расследования.
Хамилтон проводил гостей до лифта. Потрясенный и сбитый с толку, я снова упал в кресло. Мне было совершенно ясно: Берриман уверен, что он напал на какой-то след. Что это за след и куда он приведет, я не имел понятия, но что бы это ни было, мне оно не сулило ничего хорошего.
В комнату для совещаний вернулся Хамилтон.
- Ну как? - спросил он.
Я вздохнул.
- Я купил облигации и акции, потому что по моим предположениям корпорация «Джипсам» должна была перейти к новому владельцу. У меня не было никакой конфиденциальной информации.
Хамилтон улыбнулся.
- Хорошо, молодой человек, я верю вам.
Я почувствовал облегчение. Приятно, когда тебе кто-то верит.
- Я отвечал не лучшим образом, да? - поинтересовался я. Мне нужно было знать мнение Хамилтона, потому что я сам уже ни в чем не был уверен.
Хамилтон погладил бороду.
- Пока у них нет никаких доказательств, но, судя по их поведению, они уверены, что располагают какими-то материалами на вас. Послушайте, не лучше ли вам сегодня быстро прибрать свой стол и отправиться домой? В таком состоянии вы все равно не сможете работать.
Я кивнул и охотно принял предложение Хамилтона. Дома я сразу переоделся в тренировочный костюм и отправился в парк. Я пробежал два полных круга, восемь миль, в самом быстром темпе. Усталость, тяжесть в мышцах, затрудненное дыхание постепенно заставили меня забыть об утреннем допросе, а постоянный приток адреналина в кровь успокаивающе действовал на нервы.
Потом я долго лежал в ванне и снова обрел способность здраво рассуждать. Я не сделал ничего плохого. Последующее расследование едва ли ухудшит мое положение, записи деловых переговоров почти никогда ничего не проясняли. Пока «Де Джонг энд компани» меня поддерживает - а в этом отношении Хамилтон, кажется, занимал твердую позицию, - мне ничего не грозит.
Я пролежал в ванне минут двадцать, когда зазвонил телефон. Было очень трудно собраться с силами, но в конце концов я все же вылез из ванны. Это был Хамилтон.
- Как вы себя чувствуете, Пол?
- О, я немного побегал, и теперь чувствую себя значительно лучше.
- Отлично, отлично. Я только что говорил с Берриманом. Я сказал, что и для нашей фирмы, и для вас было бы лучше, если бы они скорее пришли к каким-то выводам. Или вы совершили что-то противоправное, и они могут это доказать, или нет, и тогда пусть они откажутся от своей затеи. Берриман сказал, что он даст нам знать к концу недели. Я решил, что эту неделю вам лучше отдохнуть. Когда над вами висит такое обвинение, вы все равно много не сделаете в операционной комнате.
- Согласен, - ответил я. - Я рад, что они намерены довести расследование до конца так быстро. До понедельника.
Однако, положив трубку, я ощутил смутное беспокойство. Берриман уверен, что все закончит к пятнице; значит, он думает, что ему удастся доказать мою вину, ведь не собирается же он сдаваться уже через несколько дней.
У меня опять испортилось настроение. Я стал одеваться, и в это время снова зазвонил телефон. Это была моя сестра Линда.
- Здравствуй, Пол, как жизнь? - спросила она.
- Отлично, отлично, а как твои дела? - отозвался я, недоумевая, какая сила могла заставить Линду позвонить.
Последние годы мы разговаривали друг с другом, лишь встречаясь у мамы, но даже таких встреч Линда старалась избегать. Наверно, мы были слишком разными людьми. Нельзя сказать, что Линда испытывала активную антипатию ко мне или я-к ней. Как и многое другое, наша взаимная неприязнь коренилась в смерти отца. Линда считала, что мой долг - занять место главы семьи, и с очень большим неудовольствием восприняла мой отъезд сначала в Кембридж, а потом в Лондон. Сама она жила в десяти милях от родительского дома, в соседней долине. Она вышла замуж за фермера, грубого верзилу, которого я терпеть не мог. Линда же восхищалась мужем и при каждом удобном случае ставила мне его в пример. К счастью, как я уже говорил, такие случаи выпадали не часто.
- Что-то случилось? - спросил я, пытаясь скорее перейти к делу. - Что-нибудь с мамой?
- Да, - ответила Линда. - Не беспокойся, она не заболела, с ней все в порядке. Дело в доме. Ты знаешь, что месяца два назад умер лорд Маблторп?
- Да, мама мне говорила.
- Так вот, его сын сказал, что она должна освободить дом.
- Что? Но этого не может быть. Лорд Маблторп обещал, что дом останется за нею до ее последнего дня. Его сыну это должно быть известно.
- Это все на словах, а никаких документов не осталось, - продолжала Линда. - Он говорит, что имеет право делать с домом все что угодно. Он сказал, что получил очень выгодное предложение от продюсера телефильмов, который хочет сделать из нашего дома коттедж для отдыха в выходные дни.
- Ну и сукин сын.
- Я тоже так сказала. Я хотела, чтобы этим занялся мой Джим, но он сказал, что это твое дело.
Это очень похоже на твоего Джима, подумал я. Впрочем, в чем-то Джим был прав.
- Хорошо, я попытаюсь что-то сделать.
Сначала я хотел поговорить с молодым лордом Маблторпом в Лондоне, но потом решил, что лучше будет встретиться с ним в его родовом поместье. Возможно, там он задумается о своей ответственности перед родителями.
Я позвонил в «Хелмби-холл». К счастью, лорд Маблторп задержался там на всю неделю - начался сезон охоты на куропаток. Я договорился встретиться с ним на следующий день, потом позвонил маме и сказал, что останусь у нее на ночь. Ее голос звучал невесело, но предстоящая встреча ее обрадовала.
Я выехал рано утром, ведь путь предстоял неблизкий. Мне удалось выбросить из головы мысли о «Джипсам». В конце концов я все равно ничего не мог поделать. Немного утихло и желание раскрыть тайну смерти Дебби и разобраться в афере с «Тремонт-капиталом»; во всяком случае сейчас меня ждали более неотложные дела. В Лондоне мне делать было нечего, и в какой-то мере я был даже рад тому, что семейные проблемы отвлекут меня. Я приехал в родительский дом вскоре после ленча. Потчуя меня «пастушьей запеканкой», мать говорила о доме, о саде, о том, что ее дом стал центром жизни поселка. Очевидно, ей было бы очень нелегко расстаться с насиженным местом. Я надеялся, что в крайнем случае смогу подыскать в Бартуэйте подходящую замену. Без добрых соседей, которые знали и любили ее вместе с ее причудами, жизнь для матери стала бы совсем невыносимой.
До «Хелмби-холла» я доехал за десять минут. Перед усадьбой выстроилась вереница «роллс-ройсов», «ягуаров» и «мерседесов». Очевидно, они принадлежали гостям лорда Маблторпа, приглашенным на охоту. Я поставил свой крохотный «пежо» рядом с этими роскошными автомобилями, подошел к огромным дверям и позвонил. Дворецкий проводил меня в кабинет и попросил подождать.
Удобный кабинет был полон книг и бумаг, которые могли понадобиться покойному лорду Маблторпу в его повседневной жизни. Я вспомнил, что мальчишкой был несколько раз в этом кабинете и смотрел, как, сидя у камина, смеются мой отец и лорд Маблторп. Старый лорд умел хохотать. Он широко раскрывал большой рот, его красное лицо покрывалось морщинами, а широкие, мощные плечи начинали подергиваться. У него были такие же крупные и мозолистые руки, как и у моего отца. В таких случаях лорд Маблторп всегда угощал отца виски. Я бросил взгляд на полку. Ну конечно, полупустой графин еще подпирал старые издания уитакеровского «Альманаха».
Наконец появился Чарлз Маблторп. Он ничем не напоминал своего отца. Меня удивило, как такой анемичный и тощий человек может целый день - не говоря уж о неделе - мотаться по пустошам за куропатками. Он был примерно моих лет и служил помощником директора отдела частных корпораций старого, но теперь малозначащего торгового банка.
- Здравствуйте, Чарлз. Благодарю за то, что вы нашли время принять меня, - сказал я, протягивая руку.
Молодой лорд ответил немощным рукопожатием.
- Не за что, Марри. Садитесь.
Он показал на стул рядом с его столом, а сам опустился в большое кресло. Меня возмутило, что этот наглец обращается со мной, как со своим вассалом, но я сдержался.
- Я пришел поговорить о доме моей матери, - начал я.
- Я знаю, - перебил меня Маблторп.
- Вам известно, что после смерти моего отца ваш родитель обещал, что моя мать будет жить в этом доме до своей кончины.
- Нет, это мне неизвестно. Больше того, я даже не могу найти договор об аренде этого дома. Судя по документам, точнее по их отсутствию, ваша мать занимает дом противозаконно.
- Но это просто смешно, - возразил я. - Она не платит за аренду, потому что так распорядился ваш отец. Договора об аренде нет, потому что в нем никогда не было нужды. Ваш отец был рад, что она живет здесь.
- Возможно, все было так, как вы говорите. Мой отец был очень щедрым человеком. Но теперь мы можем полагаться только на слова вашей матери о том, что якобы отец отдал ей дом на всю жизнь, а верить ее словам можно лишь с известной осторожностью, не так ли? - Маблторп вытащил из кармана пачку сигарет и прикурил. Предлагать сигарету мне он счел излишним. - Проблема в том, что мне нужно заплатить огромный налог на наследство. Я вынужден продать часть имения. Если вы заплатите пятьдесят тысяч фунтов, то дом будет ваш.
- Но вы не можете ее выгнать, - сказал я. - Это противозаконно. Она живет в этом доме много лет. И не надейтесь, что вам удастся ее запугать и заставить уехать.
- Мне очень жаль, Марри, но я имею право освободить дом. Видите ли, она никогда не вносила арендную плату, поэтому формально не является арендатором. Понимаете, она - своего рода скваттер. Не затрудняйте себя, я все обсудил с моими юристами в Ричмонде. Вы правы, технически выселить вашу мать будет довольно сложно, если она забаррикадируется в доме, но в конце концов мы добьемся своего.
- Узнай ваш отец о таких планах, он бы лишился рассудка, - сказал я.
Маблторп глубоко затянулся, потом ответил:
- Вы не можете знать, что бы сделал в подобной ситуации мой отец. У него было много хороших качеств, но деловая хватка к числу его достоинств определенно не относилась. В это поместье вложен большой капитал, и теперь нужно сделать так, чтобы он приносил разумный доход. В наше время непозволительно, чтобы недвижимость не давала дохода. Вы сами финансист, я уверен, вы меня понимаете.
- Я понимаю, что вы не можете управлять поместьем с тем же успехом, что и банковскими счетами, - сказал я.
Впрочем, я понимал и другое: мне не удастся заставить Маблторпа изменить решение. Умолять его бесполезно, а заставить его я не мог. Здесь мне делать было нечего. Я встал и собрался уходить.
- Папа говорил мне, что ваш отец всегда считал вас дураком. Теперь я знаю почему, - сказал я, повернулся и ушел.
Холостой выстрел, конечно, но все же после этих слов мне стало немного легче.
Восемнадцатая глава
Каждый вдох холодного утреннего воздуха обжигал легкие. Каждая неровность каменистой тропинки острой болью отзывалась в мышцах ног. Я забыл, как тяжело бегать по крутым склонам, а ведь сейчас я лишь повторял тот маршрут, который еще мальчишкой пробегал почти каждый день. Четыре мили по самым крутым холмам в округе. До вершины холма оставалось каких-то двести ярдов, но с каждым шагом я бежал все медленней. Как же мне удавалось преодолевать эти мили в двенадцать лет, подумал я.
Я узнавал каждый валун необычной формы, каждый неожиданный поворот тропинки, я вспоминал напряжение и боль моих давних пробежек. В сущности, я и хотел такого возвращения к ежедневной борьбе с крутыми подъемами и холодным ветром. Сначала эта борьба была для меня лишь способом заглушить другую боль - о потере отца, но постепенно я втянулся, и привычка преодолевать усталость, дискомфорт и боль стала моей второй натурой. В сущности, я просто потакал своим желаниям: я нашел возможность каждый день на час-другой замыкаться в собственном мире, центром которого было мое тело, мои многострадальные мышцы, а фоном служили иногда изумительные в своей красоте, иногда пугающие холмы. Каждый день я вступал в жестокую битву, каждый день я одерживал заслуженную победу.
И на этот раз в конце концов я добрался-таки до вершины холма. Начался спуск по гребню длиной в полмили между долинами Бартуэйт и Хелмби. Я запетлял, уклоняясь от острых камней и плотных кустов вереска, то и дело попадавшихся на древней пастушьей тропе, каждую минуту рискуя вывихнуть лодыжку.
Из вересковых зарослей выпорхнула стайка куропаток. Птицы летели невысоко и скоро скрылись из виду. Со дна долины Бартуэйт только начал подниматься туман, приоткрыв серебряную ленту реки. Сверкая в лучах утреннего солнца, река резко поворачивала налево и скрывалась за сиреневым склоном холма. Я оглянулся на широкую коричневую полосу вырубленного леса в самом начале долины и помчался дальше от нее, к аккуратно разделенному на зеленые поля долу, к серым каменным строениям просыпавшейся деревни. До меня донеслись тарахтенье трактора, лай требующих завтрака собак. В родительский дом я вернулся усталым, но у меня созрело решение.
Надеяться на то. что мне удастся уговорить Маблторпа, было бессмысленно. Даже если я найду хорошего адвоката, в конце концов молодой лорд все равно выселит мать. Если учесть, что ее психика постоянно балансировала на грани реального и воображаемого мира, то последствия ее выселения могли быть самыми непредсказуемыми. Но, возможно, мне удастся выкупить дом. Уверенность в том, что мать останется под той же крышей до конца своих дней, придала бы сил и мне и ей.
К сожалению, у меня не было пятидесяти тысяч фунтов. Впрочем, немного я заработал на акциях «Джипсам», и теперь на моем счету накопилось тысяч десять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51