- спросил д'Артаньян. - В одиночку ничего не добился бы...
- Все правильно, - сказал ехавший рядом Рошфор. - Подписанный королевой открытый лист - вещь серьезная. Особенно для тех, кто понятия не имеет об истинных взаимоотношениях королевской четы, то есть большинства парижан. Попытайся вы с Каюзаком вытащить ее из дома силой, она, несомненно, вновь подняла бы крик, собрала толпу, вам здорово досталось бы... Где же ваш Лорме?
- Его нигде не видно, - сказал д'Артаньян, оглядываясь.
Улица была пуста, если не считать мальчишки, прислонившегося к столбу ворот соседнего дома. Рошфор первым спрыгнул с коня и, не тратя времени, взбежал на крыльцо. За ним последовали д'Артаньян и четверо незнакомых гасконцу людей в обычной одежде - двоих из них уверенно можно было счесть дворянами, а вот остальные вряд ли заслуживали столь почетного определения, будучи, несомненно, простыми сыщиками.
- Они могли сбежать... - проговорил д'Артаньян.
- Ваш галантерейщик, в отличие от своей супруги, - помеха, которая затруднит путь любым беглецам... - сказал Рошфор, предусмотрительно вынимая из-за пояса пистолет и одним рывком распахивая входную дверь.
Они вломились в прихожую, прекрасно знакомую д'Артаньяну. Стояла тишина, обширная комната была пронизана солнечными лучами, в которых ослепительными искорками вспыхивали порой пылинки.
Потом из-под лестницы послышался стон. Рошфор поднял пистолет, но тут же опустил оружие - оттуда показалась голова и плечи человека, с усилием выползавшего к ним, упираясь в пол обеими руками. Узнав Лорме, за которым тянулась кровавая дорожка, д'Артаньян бросился к нему, вытащил на середину прихожей и осторожно перевернул на спину. Камзол на груди слуги намок от крови, на губах вздувались розовые пузыри. Судя по всему, его дважды ударили кинжалом в сердце, но он был еще жив и силился что-то сказать - такое случается с людьми жестокими и упрямыми, способными на некоторое время оставаться при жизни собственной волей там, где человек более мирный и мягкий давно испустил бы последний вздох...
- Это были не мушкетеры, а англичане, - внятно выговорил Лорме, и его лицо помаленьку стала заливать бледность.
- Кто? - громко переспросил д'Артаньян.
- Они не мушкетеры, а англичане. Двоих я в свое время видел с Винтером, третий, несомненно, тоже... - произнес Лорме.
Его голос звучал все тише и тише, при последних словах кровь хлынула из горла, лицо вытянулось, глаза остекленели. Д'Артаньян понял, что это конец, и, опустив отяжелевшее тело на пол, перекрестился.
- Что он имел в виду? - спросил он растерянно.
- Не знаю, - жестко ответил Рошфор. - Живее, осмотрим комнаты!
Д'Артаньян вбежал за ним следом в гостиную хозяев.
Г-н Бонасье, в незашнурованных башмаках и незастегнутом камзоле, валялся лицом вверх у стола, на котором стояла бутылка вина, - и его застывшее, запрокинутое лицо, исполненное безмерного удивления, было белым, как мрамор, и сплошь покрыто маленькими красными точками...
Подняв глаза на Рошфора, д'Артаньян поразился лицу графа - на нем читались такое изумление и страх, каких гасконец никак не ожидал увидеть у этого железного человека.
- Боже мой, это невозможно... - прошептал граф, словно в бреду. - Но, с другой стороны...
- Что это? - задал д'Артаньян совершенно бессмысленный вопрос.
- Та самая досадная помеха, о которой я вам говорил, - сказал Рошфор, словно бы опамятовавшись. - Помеха, способная повиснуть гирей на ногах у любого энергичного беглеца вроде очаровательной Констанции... А еще это человек, который знал слишком много опасных вещей о ней и о других...
- Но это же!.. - отчаянно воскликнул гасконец. - Это не по-человечески, в конце концов! Можно еще понять, когда она подсыпала яд врагам... Но отравить собственного мужа просто потому...
- Вот именно, - сказал Рошфор с чужим, незнакомым лицом. - Отравить собственного мужа просто потому... Пойдемте, д'Артаньян. Нам тут больше нечего делать, птичка упорхнула... Вы видели мальчишку?
- У соседских ворот? Ну да...
- Нет в Париже таких вещей, которые могли бы пройти незамеченными для уличного мальчишки, если он присутствует на расстоянии хотя бы пары сотен футов от события...
С этими словами Рошфор, сбежав с крыльца, направился прямиком к помянутому представителю парижского беспутного юношества. Тот, не шелохнувшись и не изменив позы, скорчил странную, гримасу - он ухитрился с незаинтересованным видом таращиться в небо, но в то же время косился на приближавшегося графа: трюк, доступный только парижским уличным сорванцам, способным находиться в трех местах одновременно, не говоря уж о том, чтобы смотреть двумя глазами в разные стороны...
Рошфор немедля достал пистоль и поднял его к самым глазам мальчишки, вертя меж пальцами. И выжидательно молчал.
- Пожалуй что, сударь, такие жизненные наблюдения стоят целых двух пистолей... - протянул мальчишка.
- Держи, - сказал Рошфор, бросая ему золотой. - Когда расскажешь все, что видел, получишь еще, слово дворянина. А в том, что ты только что видел здесь что-то интересное, я не сомневаюсь...
Мальчишка попробовал монету на зуб, подбросил в воздух и ловко поймал в оттопыренный указательным пальцем карман. Рассудительно вздохнул, как взрослый:
- Слово дворянина - большое слово... Так вот, сударь, когда отсюда ушли этот вот господин и еще один, - он кивнул на д'Артаньяна, - седой слуга, что был с ними, остался и укрылся вон там, за тумбой, стал следить за домом господина Бонасье. Уж не знаю, сколько времени прошло, я не дворянин, чтобы часы носить... Только вскоре подъехали три королевских мушкетера с четвертой лошадью в поводу.
- Мушкетеры? - переспросил Рошфор. - Ты не ошибся?
- Синие плащи с крестами и лилиями, где же тут ошибешься? - резонно сказал сорванец. - Я же не деревенщина какая-нибудь, а потомственный парижанин... Слуга за ними наблюдал, а они вдруг бросились на него, да так проворно, что он не успел убежать или вырваться. Они ему зажали рот и потащили в дом. А чуть погодя из дома вышли уже четыре мушкетера, только у четвертого лицо было закрыто полями шляпы. Они вскочили в седла и умчались... Вот и все, ваша милость, - но это, пожалуй что, стоит двух пистолей...
- Твоя правда, - сказал Рошфор, бросая ему монету. - Пойдемте, д'Артаньян, больше мы ничего не узнаем...
Они вскочили на лошадей и направились в сторону Пале-Кардиналь, а те четверо, что приехали с ними, получив от Рошфора какие-то указания шепотом, разъехались в разные стороны. Граф казался всецело погруженным в собственные мысли - настолько, что он направил коня прямо на уличную тумбу, и д'Артаньян, вскрикнув, предупредил его об опасности.
- Бог мой, - сказал он удивленно. - Что с вами такое, Рошфор?
- Вы еще слишком молоды, д'Артаньян, и не знаете, что это такое, когда оживают призраки прошлого... Вот что. Не было ли у нее большого перстня? Очень большого, старинного, великоватого для женского пальца, с огромным красным карбункулом? Перстень сделан из золота так, что напоминает две звериные лапы, охватывающие карбункул?
- Вы его удивительно точно описываете, - сказал д'Артаньян.
- А не показалось ли вам, что ее волосы не всегда были темными?
На этот раз д'Артаньян размышлял значительно дольше, вызывая в памяти знакомое лицо.
- Вы знаете, пожалуй... - сказал он неуверенно. - Иногда мне казалось, что ее волосы у корней гораздо светлее...
- Словно их настоящий цвет не темный, а скорее русый или золотистый?
- Вполне возможно. Когда волосы у нее были гладко зачесаны назад, именно такое впечатление создавалось... Черт возьми, Рошфор! Неужели вы ее знаете?
- Боюсь, что да...
- А при каких...
- Простите, д'Артаньян, но об этом мы поговорим чуть позже... Без сомнения, четвертым мушкетером была именно Констанция. Она хорошо ездит верхом, наша Камилла...
- Рошфор, да что с вами? Какая Камилла? Констанция!
- У человека, дорогой мой д'Артаньян, может быть много имен... Ну да, конечно... Имея в кармане подписанный королевой открытый лист, лучше всего выступать в облике королевских мушкетеров... Умно, умно...
- Нужно снарядить за ними погоню! - вскричал д'Артаньян.
- За кем? - горько усмехнулся Рошфор. - Прикажете хватать на улицах поголовно все "синие плащи"? Нам не об этом нужно думать. Мы обязаны понять, куда они скрылись. Потому что именно там, вне всякого сомнения, держат и Анну. Никто не собирается ее убивать - ее именно похитили, значит, она им для чего-то нужна...
- Значит, вот что имел в виду Лорме? - догадался д'Артаньян. - "Это были не мушкетеры, а англичане..." Люди Винтера!
- Несомненно.
- Но он хочет ее убить...
- Он в первую очередь хочет знать, где сейчас его племянник. Законный наследник имений, титулов и денег. А это знаем только Анна и я.
- Этот скот... - д'Артаньян дрогнул, но решился договорить до конца: - Этот скот вполне способен пытать и ее, как собирался пытать меня.
- Боюсь, от него этого можно ожидать...
- Черт возьми! Почему же мы едем шагом? Нужно лететь сломя голову...
- Куда? - мягко спросил Рошфор. - Д'Артаньян, я прекрасно представляю, что происходит у вас в душе... но постарайтесь быть хладнокровнее. Мы ничем ей не поможем и ни на что не повлияем, если начнем суетиться, кричать, бессмысленно гнать коней... Вы ее любите... а я ее друг, так что ваши чувства мне вполне понятны. Но помочь ей мы можем только одним - если рассудочно, спокойно и трезво начнем искать. Начнем угадывать мысли и ходы противника. Это только кажется, что перед нашими врагами открыты все пути, - на деле не так-то просто похитить человека и надежно укрыть его. Такое укрытие нужно подготовить. Для этого нужно привлечь доверенных лиц и иметь надежные места - а это уже позволяет более-менее определить направление поисков. Все, кого можно поднять на ноги, уже подняты. И рыщут, не жалея ни сил, ни ног...
Вскоре д'Артаньян убедился в справедливости его слов, собственными глазами увидев, какая суета царит в Пале-Кардиналь: то и дело кто-то вскачь уносился со двора, а кто-то приехал с докладом (большей частью эти доклады, увы, заключались в том, что "ничего нового узнать не удалось")...
Когда они устроились в одной из задних комнат, Рошфор велел подать вина - и выпил залпом чуть ли не целую бутылку прежде, чем гасконец справился с половиной стакана. Понимая, что это неспроста, д'Артаньян осторожно сказал:
- Значит, вы ее знали...
- Ну еще бы, - сказал Рошфор, глядя на него совершенно трезвыми глазами. - Я был на ней женат, знаете ли. Собственно говоря, она и сейчас моя жена - поскольку к моменту заключения нашего брака была вдовой...
- Боже мой! Так эта женщина...
- Это женщина - графиня де Рошфор. И в то же время супруга галантерейщика Бонасье... впрочем, уже вдова. Вы знаете, что я родом из Пикардии?
- Да, Анна мне говорила...
- Вот только она вам, ручаться можно, не рассказывала, почему я десять лет не возвращался в свои имения... Хотя бы потому, что не знала. Есть вещи, которые приходится держать в себе всю жизнь... или, по крайней мере, долгие годы... Понимаете ли, д'Артаньян, мне тогда было столько же, сколько сейчас вам. Родители мои умерли, но они были богаты, и я стал единственным наследником довольно обширных земель. Юнец вроде вас, восторженный, пылкий и жаждавший любви. Естественно, очень быстро должен был появиться предмет для обожания. Я встретил ее.
- Констанцию? - шепотом спросил д'Артаньян.
Рошфор горько усмехнулся:
- Тогда она звалась своим настоящим именем - Камилла де Бейль. Она недавно появилась в наших местах, поселилась в скромном домике с человеком, которого все считали ее братом. На деле, как потом выяснилось, это был сообщник и очередной любовник. Но в ту пору такие подозрения никому и в голову не могли прийти. Честное слово, она казалась олицетворением невинности и добродетели. Она так мило краснела, заслышав самые безобидные шутки, несущие лишь едва уловимый намек, тень фривольности... - Он смотрел затуманенным взглядом куда-то сквозь д'Артаньяна, в невозвратное прошлое: - Быть может, моя юношеская неопытность и ни при чем. Она могла очаровать и гораздо более опытного человека. Ах, какой чистой и пленительной она тогда была... Шестнадцатилетняя девушка в белом платье, на опушке зеленого летнего леса, ясные синие глаза, воплощенная невинность во взоре и походке, белое платье на фоне сочной зелени... Короче говоря, я влюбился. И, как честный человек, предложил руку и сердце. Она приняла и то, и другое - это я так считал тогда, не зная, что ее интересует в первую очередь рука, а до моего сердца ей и дела нет... Она стала графиней де Рошфор - и, надо отдать ей должное, прекрасно справлялась с этой ролью. Я до сих пор не вполне понимаю, почему она была так нетерпелива и уже через полгода после нашей свадьбы задумала...
- Неужели... - с замиранием сердца прошептал д'Артаньян.
- Ну да, убить меня, - самым будничным тоном закончил за него Рошфор. - Точнее говоря, подсыпать яд в вино. Уже через полгода... Быть может, она побоялась, что я, несмотря на всю свою неопытность, рано или поздно поставлю ее в ситуацию, когда ее плечи окажутся полностью открытыми...
- Боже! Значит, уже тогда...
- Уже тогда, - кивнул Рошфор. - То ли она опасалась, что я увижу клеймо, то ли ей попросту надоела жизнь в глуши, пусть и в роскоши, и ей не терпелось стать очаровательной молодой вдовой, полновластной хозяйкой имений. Скорее всего, она рассчитывала перебраться в Париж, где для нее открылось бы широкое поле деятельности... В нашей провинции ей было скучно после Венеции...
- Венеции? Ну да, конечно... А как же...
- Давайте не будем забегать вперед, - усмехнулся Рошфор. - Расскажу все по порядку. Она подсыпала яд в вино, которое мне должны были, как обычно, принести в библиотеку. Была у меня, надо вам сказать, привычка - посидеть в библиотеке с бутылкой хорошего вина и книгой кого-нибудь из старых испанских поэтов. Я получил некоторое образование, а испанских поэтов всегда любил... То есть, это потом стало ясно, что она подсыпала яд в вино, позже, когда было время все обдумать... Был у меня слуга - старый, преданный, верный и надежный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49