Если хотите...
– О'кей. Чудесно, Эд, – прервал я его. – А что насчет судьи?
– Я достал великолепного судью. Моррисон Блейн, восьмидесяти лет. Крепкий как дуб. Только что сыграл роль судьи в фильме «Дело Элизабет Дуган». Он заезжал в костюмерную и взял мантию судьи и все прочее.
На черном лице Эда сверкнула озорная улыбка. Но я думал – «мантию и все прочее»? Мантия – о'кей, но что такое «все прочее»? Однако не было времени обдумывать эту незначительную деталь.
Я спросил:
– А что с Роном Смитом? Он был когда-то судебным репортером, но, когда я звонил ему, он не был уверен...
– Все о'кей, – ответил Эд Хауэлл. – Я только что говорил с ним, всего минуту назад, и он обещал сделать то, что нужно. Не очень охотно, правда, но ведь это игра.
Ну, естественно, я хотел знать гораздо больше, но просто не было времени. Самое главное в этом спектакле было выбить Лупоглазого из привычной колеи и продержать его в новом неопределенном состоянии нужное время. Мы должны были ввести его в эту незнакомую ему обстановку как можно естественнее, а потом как следует «раскрутить» его. И тут время или, точнее, выбор нужного момента имел особое значение.
И я задал еще один вопрос:
– А вы достали кого-нибудь на роль обвинителя?
Темнокожий красавец снова улыбнулся:
– Ну да. Окружной прокурор. Это я.
Я хотел было возразить, сказав, что актеры, которые играли не безмолвные роли, лучше бы подошли. Но что было делать? Вместо этого я буркнул:
– Ну, может быть, и так сойдет, Эд. Пошли.
Он открыл двойную дверь. Я подошел к Лупоглазому, взял его за локоть и подтолкнул к входу. Он поплелся рядом со мной какой-то шаркающей походкой. Джилл и Тони последовали за ним, тоже шаркая ногами. А Тони все еще повторял свой жест, приподнимая и снова опуская руки.
Мы с моим пленником вошли в комнату суда. Эд шествовал перед нами по проходу между рядами кресел, прошел через качавшуюся дверцу в барьере и сел за длинный стол перед местами для зрителей. Я быстро окинул взглядом собравшихся и увидел несколько знакомых лиц. Это были «чудовища» из фильма Слэйда – я как-то видел их без устричных раковин, – Вивиан Вирджин и еще одна молодая актриса, которую я видел в прозрачном бикини и украшенном камнями головном уборе. Но теперь все они выглядели просто как группа горожан, которые пришли послушать дело в Верховном суде. Кстати, именно так они и должны были выглядеть. Прямо передо мной за маленьким столом сидел Рон Смит. На столе стояла пишущая стенографическая машинка. Бывший судебный репортер выглядел не лучшим образом, но он все-таки был наместе.
Мы дошли уже почти до конца комнаты суда, когда вдруг с глаз Лупоглазого как бы спала пелена. Я почувствовал, как он остановился и потянул свой локоть назад.
– Эй, – сказал он. – Что за черт? Так ведь это комната суда.
– Конечно, комната суда. А ты что ожидал? – строго подтвердил я.
– Но я... сначала меня должны задержать, снять отпечатки пальцев, предъявить обвинение, – запротестовал бандит.
Я покачал головой:
– Лупоглазый, не объясняй мне мою работу, о'кей?
– Обвинение предъявляется задержанному перед барьером суда, после того как суд выслушает причины задержания. Понял?
– Ух... – шумно выдохнул мой пленник.
– Так вот это мы и делаем. Доставляем тебя к барьеру суда, – продолжал я.
– Но ведь сначала я должен попасть в тюрьму, разве нет? – все еще ничего не понимал он.
– Ты идиот или что? Ты что, хочешь в тюрьму? – прикрикнул на Лупоглазого я.
– Да что вы такое толкуете!
Пока в его голове крутились колесики, я провел его через дверь в барьере, потом налево, к другому длинному столу, посадил его и сам сел рядом.
Лупоглазый медленно повернулся на своем стуле, посмотрел на людей позади него, потом взглянул вокруг и даже на потолок. Да, он был в комнате суда, все ясно. Этого нельзя было отрицать, но все же чего-то не хватало. Я наклонился к нему и сказал:
– Лупоглазый, у тебя только один шанс. Отведи государственные обвинения и признайся в более легком преступлении, чтобы избежать обвинения в более тяжелом. Этот судья – жестокий, – припугнул я его, – он почти всегда приговаривает к повешению...
– Повешению? Они не...
– И если судья получит зацепку, он наложит на тебя самое строгое взыскание. А если ты останешься чистым в событиях прошлой ночи, не расскажешь, как Аль Джант руководил всеми этими шантажистами, ты можешь выйти на свободу. Так что соображай, Лупоглазый.
– Вы думаете, я стану капать на Аля? Вы рехнулись. – Неповоротливый громила снова посмотрел вокруг. – Я желаю адвоката, – потребовал он. – Имею на это право.
Чего-то не хватало. Я сумел подвинуть его близко к краю. Но не смог столкнуть.
Придется начинать так. Надо попытаться обвинить его. Осудить и, может быть, даже привести приговор в исполнение.
Я посмотрел на Эда и кивнул.

Глава 21

Эд подал что-то вроде сигнала невысокому худому мужчине, сидевшему возле скамьи судьи.
Тот встал и прокричал неожиданно зычным для такого небольшого человека голосом:
– Слушайте, слушайте, слушайте! Все присутствующие в этом зале! – Потом, приложив руки ко рту, быстро забормотал что-то неразборчивое: – Высокий суд, округ Лос-Анджелес, штат Калифорния, здесь, в Соединенных Штатах, под председательством судьи Блейна, начинает заседание. Прошу всех встать!
Я зажмурился и едва не застонал. Может быть, Тони был предупрежден. Но у меня вся комната суда была набита актерами. Я готов был представить себе, во что все это действие может превратиться: все они помнили отрывки из сотен голливудских судебных сцен, наполненных на одну половину угрозами и неимоверным шумом, а на другую – хаосом. Люди могли вскакивать со своих мест, драться за то, чтобы захватить место для свидетеля. Я чувствовал, что проваливаюсь, меня охватила дрожь и страшное нервное возбуждение. По телу пошли мурашки, и я понял, что попал в серьезную неприятность.
Но я сам напросился на нее. И теперь должен через нее пройти. Когда я открыл глаза, то увидел, что дверь в комнату судьи открыта и в ней показался Моррисон Блейн. Восьмидесятилетний трясущийся старик, жующий жвачку, облаченный в мантию и напудренный парик. Черт знает, кто и когда снимал тот самый фильм «Дело Элизабет Дуган»? Но это не тревожило меня. Я просто не мог допустить этого. Никак не мог.
Лупоглазый удивленно сказал:
– Какая-то чертовщина! Что все это значит?
– Ты что, не слышал, как объявили его имя? Это же судья Блейн. Тот самый судья, который вешает, – угрожающе добавил я.
– Он выглядит словно дьявол, – недоверчиво заметил пленник.
– А он и есть дьявол. Ну, у тебя еще есть шанс...
– А где мой адвокат? Могу я получить адвоката?
– У тебя есть адвокат, – заявил я.
– Где он?
Лупоглазый посмотрел вокруг.
– Здесь. – И я указал на себя.
– Вы? – Его глаза стали похожи на два блюдца с молоком. – Чепуха. Не может быть. Как это может быть? Я никогда не слышал... А, бросьте. Вы не мой адвокат.
– А что, ты видишь здесь другого? – с усмешкой проговорил я.
Он снова осмотрел комнату суда.
– Будь я проклят, если вижу. Но... ведь это вы били меня! – воскликнул он. – Вы захватили меня, и вы хотите...
– Держу пари, что я хочу.
Гарелла шумно дышал открытым ртом. Наконец со стуком захлопнул его.
– Происходит какая-то чертовщина... – сказал он.
Банг! Это судья стукнул своим молотком:
– Тишина в зале!
Судя по его виду, я ожидал услышать высокий дребезжащий голосок, но он оказался вполне нормальным. Правда, немного надтреснутым, но громким и достаточно солидным.
– Дело «Народ против Джозефа Гареллы»... – начал он, читая по клочку бумаги, на котором, как я полагал, Эд Хауэлл наспех набросал для него нужную информацию. Слишком наспех... – Известного всем и каждому под именем Лупоглазый Гарелла. Обвиняется в... м-м-м-м-м... нападении со смертоносным оружием.
Судья Блейн осмотрел зал и был готов, как мне показалось, разразиться речью о справедливости, правде, преступлении и материнстве. Мне показалось, что без сценария будет нелегко удержать этих людей.
Но судья Блейн вовремя опомнился и приказал:
– Введите свидетеля.
А потом уставился на пустое свидетельское место. Смотрел на него долго, долго. А потом как бы встряхнулся и устремил взор в зал. Взглядом отыскал меня и расплылся в самодовольной улыбке. Теперь настало время для его реплики.
– Свидетель... м-м-м-м... есть защитник, который представляет обвиняемого?
Я посмотрел на Лупоглазого. Он опять широко раскрыл рот и вытаращил глаза. Нижняя губа его немного дрожала. Я решил, что бандит уже дозрел. Если он согласится с этим, то согласится и со всем остальным.
Я поднялся на ноги:
– Да, ваша честь. Я представляю обвиняемого.
– Он не представляет! – прохрипел Лупоглазый.
Банг! Это грохнул молоток судьи.
– Неуважение к суду! Пятьдесят долларов.
Я посмотрел на Лупоглазого:
– Я же говорил тебе, какой он. Теперь ты настроил его против себя. А разбирательство еще даже не началось...
Лупоглазый тяжело вздохнул.
– Отлично, – изрек судья. – Отлично и превосходно. А обвиня... м-м-м-м... обвинитель на месте?
Эд Хауэлл медленно встал:
– Я буду обвинять его.
Поначалу его манера просто шокировала меня – он следовал давно сложившемуся голливудскому стереотипу негра. Выпученные придурковатые глаза, манерное произношение, как у слуг-подхалимов. Я нигде в мире не видел такого, кроме как на голливудском экране. Это было неприятно не только мне, но и всем другим. Я слышал сдержанные вздохи тех, кто работал с ним и хорошо знал его.
Мое неудовольствие быстро улетучилось. Потому что, когда Эд вошел в свою роль, все приобрело какую-то гармонию, заиграло. И я начал понимать, почему там, в коридоре, у Эда было такое оживленное выражение лица.
Больше того, лицо Лупоглазого убедило меня в том, что Эд взял правильный тон. Потому что рот Лупоглазого широко открылся, и он, не закрывая его, все время сглатывал, и его адамово яблоко дергалось вверх и вниз.
– Я буду обвинять его, – с пафосом продолжал Эд. – В нападении с применением смертоносного оружия и автомобиля, в нанесении увечья, в том, что он предавал, как Каин, и убивал людей, как куклусклановец...
Из горла Лупоглазого вырвался какой-то еле слышный хрип.
Между тем двое из присутствующих выразили свое согласие криками «Да!», и я услышал, как один из них зааплодировал. И во всем этом чувствовался некий ритм, который задавал Эд. И невольно хотелось прищелкнуть пальцами или включиться в него. Первые тихие возгласы одобрения послышались со стороны двух негров, сидевших в правой половине зала. И тут же с полдюжины слушателей подхватили их настроение, подняли головы и принялись бить в ладони. К моему удовольствию, среди них была Вивиан. Для некоторых белых людей требуется больше времени, чтобы ухватить ритм, но большинство все-таки делают это вовремя.
Пока Эд держал речь, он стоял неподвижно. Но теперь стал прохаживаться вокруг стола, пританцовывая и поводя плечами вперед и назад.
– Так вот, он виновен, и в этом нет сомнений, – повторил он.
Обвинитель прекратил пританцовывать, оглядел присутствовавших, наклонился вперед и очень четко произнес:
– Ну как? Есть ли сомнения?
Наверное, у него ничего бы не получилось, если бы Эд проделывал все это не перед людьми, которых хорошо знал. Его окружали соратники – актеры. И он внушил им идею, очень умелую посылку, и это сработало.
После короткой паузы все сидевшие в зале в один голос закричали: «Нет!» – а кто-то даже сказал: «Нет сомнений!»
Кричали все, кроме пятерых.
Эд говорил мне, что «четыре или пять» человек остались в зале после заседания, которое вел судья Кроффер в этом же зале. Точное их число – пять. Потому что именно пять лиц выглядели – вы можете себе представить как.
А Эд уже снова пританцовывал, двигался крадущейся походкой, довольно улыбался, испытывал явное наслаждение. Мне показалось, что он переигрывает гораздо больше, чем все остальные, вместе взятые. Глядя на Лупоглазого, Эд постепенно продвигался все ближе к нему.
Я почувствовал, что кто-то тянет меня за рукав. Это был Лупоглазый.
– Скажите же что-нибудь, – попросил он. – Делайте же что-то.
– Но еще не подошла моя очередь, – ответил я.
– А когда, когда она подойдет? – Он был полон нетерпения.
– Я не могу взять слово. Это зависит...
Лупоглазому мои слова явно не понравились.
– От чего зависит?
– От судьи. А ты его уже рассердил, – повторил я.
– Так вот, – продолжал Эд, – я доказал его вину. А теперь, что с ним делать, зависит от суда. Я не очень забочусь о том, что с ним будет. Что бы ни определил суд, я буду согласен. Даже если это окажется максимальным наказанием, которое предусмотрено законом.
Меня снова дернули за рукав. Лупоглазый прошипел:
– Что это значит и что такое он доказал? Он не представил ни одного доказательства!
Я с грустным видом покачал головой:
– Это решает судья.
Эд обратился к судье, как бы подводя итог своей последней реплике:
– Ваша честь, я почтительно предлагаю одновременно вынести приговор по двум делам об убийстве. И как можно скорее.
Судья Блейн спросил:
– Если я правильно понял представителя обвинения, вы требуете двойного смертельного приговора?
– Именно так, ваша честь.
– Что ж, это разумно, – сказал Блейн, поднимая молоток.
– Что это за чертовщина... – начал Лупоглазый.
Банг!
– Оскорбление суда! Сто долларов.
Я посмотрел на Лупоглазого и покачал головой. И тут произошло невероятное. Фарс, если только пленник и на самом деле принимал все происходившее до него, вдруг перестал быть фарсом. Фарс, мошенничество, ложное обвинение, всеобщее помешательство – теперь уже все равно, Лупоглазый всему поверил. Его охватил панический страх.
Представьте себе. Вам приходилось когда-нибудь случайно проводить ночь в тюрьме? Если приходилось, то, может быть, в тот момент к вам приходили такие же мысли, как; и к нарушителям закона, которых затолкали в каталажку на ночь. Как только дверь с лязгом захлопывалась, вы сердились на что-то, а может быть, это только развлекало вас. Но что было совершенно неизбежно – это ощущение вашей полной беспомощности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25