Тот, в свою очередь, произвел на свет лишь одного отпрыска. Будь семейство более многочисленным, Гордоны не испытывали бы друг к другу такой лютой злобы.
– Мисс Синклер знает о покушениях на жизнь Роберта? – Девлен впился глазами в лицо отца.
Камерон поморщился и презрительно махнул рукой.
– Выдумки истеричного ребенка. Ты ведь знаешь, у Роберта слишком живое воображение. К тому же его преследуют ночные кошмары.
– Меня бы тоже мучили кошмары, если бы я думал, что мой дядя собирается меня убить.
Если раньше отец и сын делали вид, что поглощены едой, то теперь всякое притворство было забыто. Мужчины пристально разглядывали друг друга, словно каждый оценивал силы противника. Их внешнее сходство бросалось в глаза, но за одинаковой внешностью скрывались совершенно различные характеры. Если Девлен не дал бы и ломаного гроша за то, чтобы стать герцогом, то его отец страстно жаждал заполучить этот титул. И все же способен ли отец в погоне за титулом причинить зло Роберту? Такая вероятность существовала. Девлен не мог сбросить ее со счетов, поэтому и прибыл сюда, хотя куда охотнее предпочел бы присутствовать при спуске на воду своего нового судна. Пожалуй, он даже согласился бы сопровождать Фелисию в Париж, лишь бы не оставаться с человеком, которого привык называть отцом. Даже теперь он считал его чужим.
– Как ты можешь думать обо мне такое, сын мой?
– Вы обращаетесь ко мне так, когда хотите обезоружить меня или привести в замешательство других, отец.
В довольной улыбке Камерона мелькнула издевка.
– Что ж, о тебе я могу сказать то же самое. Я часто думал, что мы могли бы отбросить условности и просто звать друг друга по имени.
– Хотите услышать, как я стал бы называть вас?
Камерон рассмеялся.
– Разве я похож на дурака? Уверяю тебя, сын мой, – насмешливо возразил он, намеренно выделяя слово «сын», – если бы я захотел причинить зло мальчишке, его бы уже не было в живых. И некому было бы пожаловаться.
– Ни одного свидетеля? Лишь испуганный маленький мальчик, который настойчиво шлет мне записки?
– И как ему это только удается? Вот почему ты явился сюда так скоро после предыдущего визита?
– Какое это имеет значение? Я здесь. Как вы объясните самый последний несчастный случай с Робертом, отец?
– Что за тон, Девлен? Ты можешь указывать своим деловым партнерам, но не смей указывать мне.
– Кто-то должен сказать вам правду в лицо. Почему вы не благодарите судьбу за то, что имеете? Зачем сожалеть о том, чего не можете изменить, отец?
– Ты предлагаешь мне не сожалеть о смерти моего брата?
– О существовании вашего племянника.
Если бы отец Девлена мог вскочить и в бешенстве броситься вон из комнаты, он именно так и поступил бы. Прикованный к креслу, он вынужден был неподвижно сидеть за столом, гневно сжимая кулаки и бросая испепеляющие взгляды на сына.
– Не могу поверить, что ты слушаешь россказни истеричного ребенка, – произнес он наконец.
– В самом деле?
Девлен взглянул на свою тарелку. Во всем, что касалось еды, отец, известный своей бережливостью, проявлял поистине королевскую щедрость. На хорошую кухню он не скупился. И все же Девлену совершенно не хотелось есть. Аппетит пропал. Отставив тарелку, Девлен поднес к губам чашку с кофе.
– Я не причинял зла мальчику. Тебе достаточно моего слова?
– Полагаю, в этом случае ваше слово ничего не значит.
– Ты превратился в настоящего циника, сын мой.
Девлен откинулся на спинку стула и окинул отца внимательным взглядом. Что-то не так в Крэннок-Касле. Ребенок по-настоящему испуган и ловко пытается прикрыть свой страх безобразным поведением. Мисс Синклер еще намучается с ним.
– Разве знать своего противника – значит быть циником? Вы имеете обыкновение вольно обращаться с правдой и искажать ее к своей выгоде. Так бывало уже не раз.
– Оказывается, я твой противник? Интересно.
– А как бы вы назвали наши отношения?
Когда Девлен достаточно подрос, он понял, что отцу нет до него никакого дела. Камерон видел в сыне лишь обузу, досадную помеху, источник постоянного раздражения. Отца по-настоящему интересовало только одно – судостроительная империя, которую отдал ему в управление старший брат. Камерон старался изо всех сил доказать брату, что тот не ошибся в выборе. Отец стал жертвой своеобразного психологического парадокса. Он нуждался в одобрении старшего брата, одновременно презирая эту потребность, считая ее проявлением слабости.
– Меня удивило, что вы предложили мисс Синклер место гувернантки. Неудачный выбор. Вряд ли она справится.
– Почему ты так думаешь? Кажется, само Провидение послало ее к нам. Этой женщине нужны деньги, а у меня есть для нее работа.
Девлен не ответил, не желая делиться с отцом своими мыслями. Беатрис Синклер показалась ему слишком хрупкой для Крэннок-Касла. За ее бравадой явно скрывалась затаенная печаль, вызывавшая у Девлена необъяснимое желание защитить ее. Ну разве не странно, что в голову лезут подобные глупости?
Оставив завтрак нетронутым, Девлен поднялся из-за стола. Он покинул комнату, не обращая внимания на загадочную улыбку, мелькнувшую на губах отца. Существовали вещи, о которых Девлен не желал ничего знать.
Последние несколько недель Беатрис так страдала от голода и страха, что внезапное чудесное избавление буквально опьянило ее. За едой она принялась мурлыкать веселую мелодию себе под нос, и устроившаяся на подоконнике любопытная птичка стала невольной свидетельницей ее чудачества.
– Здравствуй, птичка. Ты прилетела попросить немного крошек?
Птичка разразилась короткой трелью и упорхнула. Должно быть, она осталась недовольна, потому что крошками с ней так и не поделились.
Тихий стук в дверь заставил Беатрис вздрогнуть от неожиданности. Она вскочила, плотнее запахнула на груди чужое домашнее платье, подошла к двери и осторожно приоткрыла ее.
– Мадемуазель? Это я, Гастон, – приветствовал ее вчерашний великан по-французски с парижским выговором. В мясистой ручище он сжимал ее старенькое платье. – Вот, горничная выгладила его для вас.
Беатрис взяла в руки платье. Служанка поработала не только утюгом, но и иголкой с ниткой, заштопав разорванное кружено на вороте и пришив оторванную пуговицу.
– Спасибо, Гастон.
– К вашим услугам, мадемуазель. Когда вы соберетесь отправиться за своими вещами, я буду готов вас сопровождать.
– Благодарю вас.
– Вам достаточно дернуть за шнур звонка рядом с кроватью, мадемуазель. Или я могу подождать вас здесь, за дверью, если хотите.
– Я еще не закончила завтракать.
– Тогда я буду ждать, когда вы позвоните.
Беатрис закрыла дверь, чувствуя себя немного смущенной. До сих пор она еще никого не заставляла ждать.
Покончив с завтраком, девушка оделась и разгладила руками платье. Служанка великолепно выгладила его. Шерсть на ощупь казалась почти новой, от нее исходил едва уловимый запах лаванды. Этот пустяк так растрогал Беатрис, что на глазах у нее показались слезы.
Одевшись, Беатрис взяла с серебряной подставки щетку для волос и пригладила подстриженные черные локоны. Она тоже перенесла холеру, отнявшую жизнь у ее родителей. Ей пришлось пройти через все унижения, которым подвергались заболевшие. Ее напоили слабительным и насильно остригли, сопротивляться она не могла.
Беатрис посмотрелась в квадратное зеркало, оправленное в золото, и увидела, что выглядит намного старше своих лет. В ее глазах появилось новое незнакомое выражение – глубокая печаль. Беатрис попробовала изобразить улыбку перед зеркалом, но не вышло.
Эпидемия, охватившая Килбридден-Виллидж, унесла жизни многих, не обойдя стороной ни один дом. Некоторым семьям пришлось пережить двойную потерю. Родители Беатрис умерли через три дня после того, как болезнь поразила свою первую жертву. Горе обрушилось на их семью так стремительно, что девушка еще не успела прийти в себя от потрясения.
Ее родители ушли из жизни, их смерть разрушила все мечты и надежды Беатрис, которыми она жила.
Нашлись и те, кто принялся судачить, что девушка сама виновата в своих несчастьях, что слишком разборчива. Беатрис действительно могла бы иметь собственный дом и семью.
Она получила предложение руки и сердца, но совсем не от того человека, от которого ожидала.
Джереми Маклауда, красивого молодого человека из их деревни, она знала еще двенадцатилетним мальчишкой. Дети взрослели. Их дружба сменилась сначала неловким интересом друг к другу, а затем и взаимным увлечением. Добрый и мягкий от природы, Джереми обладал легким и веселым нравом. Его переполняли радужные надежды. Он строил честолюбивые планы, собираясь привести в порядок унаследованную от отца мельницу. Но был у Джереми и один недостаток – он привык во всем подчиняться воле своей матушки. Эта женщина потеряла двоих детей и души не чаяла в Джереми, единственном оставшемся ребенке. Как тигрица, она готова была защищать своего детеныша до последнего вздоха, и сын принимал ее обожание и заботу безоговорочно.
После смерти родителей Беатрис ждала, что Джереми придет к ней в дом и в своей обычной серьезной манере примется объяснять, почему им следует пожениться. Но Джереми так и не пришел, словно она по-прежнему была заразной. Конечно, он боялся подхватить ужасную болезнь.
Но совершенно неожиданно ей сделал предложение молодой священник, занявший место преподобного Мэтью Хэнсона. К тому времени они всего три дня как познакомились.
– Люди в Килбридден-Виллидж хорошо отзываются о вас, Беатрис.
– Они очень добры ко мне.
– Говорят, вы довольно благоразумная и здравомыслящая женщина.
– Спасибо.
– Конечно, вы уже не девочка… – Беатрис ошеломленно посмотрела на священника, надеясь, что тот правильно истолкует ее возмущение, но преподобный, кажется, так ничего и не понял. – Впрочем, вы достаточно молоды, чтобы стать верной помощницей своему мужу.
– Пожалуй, да.
– У меня двое детей.
– В самом деле?
– Я вдовец. Вы разве не знали? – Беатрис покачала головой. – Дети присоединятся ко мне, как только я устроюсь. Им нужна мать, а мне – жена.
Не слишком завидное предложение, но преподобный испытал настоящее потрясение, когда Беатрис ему отказала.
Возможно, она поступила глупо, отвергнув молодого священника. Оставшись одна, без средств к существованию, Беатрис вынуждена была сама заботиться о себе. А ведь преподобный не преминул предупредить ее об этом.
– Мое предложение пока остается в силе, но я не стану долго ждать, Беатрис. Честно говоря, сомневаюсь, что вы найдете что-нибудь лучше.
Невеста… само слово звучало для нее как-то странно. Беатрис давно оставила мысль о замужестве. Она никогда не впадала в отчаяние из-за того, что так и не вышла замуж. И даже не испытывала сожаления. Беатрис с радостью помогала отцу в его работе.
Нельзя сказать, что она никогда не мечтала о муже. Беатрис, как и другие девушки, тоже готовила свой сундук с приданым. Долгие годы они с матерью заботливо вышивали на салфетках чертополох и розы. Беатрис всегда казалось, что в запасе у нее еще немало времени. Ей хотелось как следует обдумать такой важный шаг, как замужество, прежде чем решиться на него. Даже если вокруг не так уж много женихов.
Беатрис привыкла занимать все свое время работой. А если она и впрямь временами чувствовала себя одиноко, тоскуя о том, что так и не стала женой и матерью, то находила утешение, присматривая за детьми Салли. Иногда она делилась с подругой своими горькими мыслями, признаваясь, что боится никогда так и не выйти замуж. Ведь в деревне почти не было мужчин ее возраста.
– Значит, он приедет откуда-то еще, – заявила как-то раз Салли, желая пресечь пораженческое настроение подруги. – Ты влюбишься в него, когда он проскачет через всю деревню на своем белом коне.
– В Килбридден-Виллидж не так уж много белых лошадей, да и на тех обычно пашут, – возразила Беатрис, и обе подруги весело расхохотались.
Беатрис потянула за шнур звонка и нерешительно встала у двери, раздумывая, стоит ли спускаться и ждать у входа в Крэннок-Касл. В конце концов, она здесь не гостья. И чуть больше, чем просто прислуга. Приживалка при непослушном юном герцоге.
Но выбирать не приходилось. Беатрис понимала: ей не выдержать грядущей зимы. Оставалось лишь держаться за эту работу. Дома ее ждал мертвящий холод и медленная голодная смерть.
Глава 5
Не прошло и пяти минут, как Гастон появился у двери Беатрис. Он слегка поклонился, заметно смутив девушку, и повел ее за собой к выходу из замка. На этот раз Беатрис не пришлось блуждать в темноте по узким извилистым коридорам. Крэннок, показавшийся накануне мрачной средневековой крепостью, приятно удивил ее. Новое крыло замка отличалось своеобразной красотой, ничем не напоминая укрепленную цитадель.
– Вы давно служите герцогу, Гастон? – обратилась Беатрис к великану по-французски.
– Я служил у мистера Камерона еще до рождения герцога.
– А я думала, вы на службе у герцога.
Гастон промолчал.
– Я слышала, что мать герцога была француженкой.
Великан кивнул.
– Осмелюсь заметить, ваш французский безупречен.
Замечание Гастона поставило Беатрис на место. Она поняла, что существуют вопросы, которые не следует задавать в Крэннок-Касле.
– Спасибо. Моя бабушка была француженкой. Я с детства разговариваю на этом языке.
Беатрис остановилась на верхней ступеньке лестницы и изумленно ахнула. Две великолепные лестницы, начинаясь в холле первого этажа, изящно сходились на втором и снова расходились, взлетая к третьему этажу замка. Перила и балюстрада из тщательно отполированного темного дерева резко выделялись на фоне стен, затянутых бледно-лимонным шелком.
Под высоким потолком на длинных цепях висела огромная люстра. Один из лакеев, балансируя на приставной лестнице, как раз менял свечи. Он с любопытством взглянул на Беатрис, но решив, что особого интереса новая гувернантка не представляет, вернулся к работе.
Беатрис стала медленно спускаться по лестнице, разглядывая картины на стенах. Здесь висели портреты, выполненные в натуральную величину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40