Потом наклонилась, бережно положила змею в крохотную могилку и присыпала сверху землей.
– Вы должны что-нибудь произнести, – сказала она Роберту, выпрямляясь.
– Что?
– Не знаю. Прочитать молитву.
– Я не знаю ни одной молитвы.
– Но вы ведь молились в часовне.
– Эту молитву я выдумал сам.
– Так придумайте сейчас еще одну.
– Сначала вы.
Поскольку усопшей была змея, Беатрис решила немного изменить слова молитвы.
– Прощай, дорогая змея. Да будет благословен путь твой из этого мира. Во имя Отца Всемогущего, создавшего тебя, да примет тебя Господь в своем Царстве Света. И ангелы Его да вознесут тебя на лоно Авраамово.
– «Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis ». – Беатрис изумленно взглянула на мальчика. – Вечный покой ниспошли им, Господи, и свет вечности да воссияет им, – перевел Роберт, не отрывая взгляда от могилки змеи.
– Вы выучили эти слова для родителей?
Маленький герцог опустил глаза.
– Для похорон. Мой отец любил говорить на латыни.
– Прекрасно, ваша светлость.
Беатрис бросила последний взгляд на крошечный холмик, под которым нашла свой последний приют раздавленная змея. Роберт продолжал удивлять ее.
– Хотите, я отведу вас в лес?
Она кивнула и последовала за мальчиком вниз по тропинке.
Ровена Гордон сложила руки на коленях и подняла глаза к потолку, решив не обращать внимания на свою камеристку. Между тем Мэри вот уже несколько минут пыталась напомнить о себе, издавая выразительные звуки. Она тихонько взвизгивала, словно ее щипали, шумно и протяжно вздыхала. Когда же этот прием не сработал, Мэри попыталась привлечь внимание госпожи стонами и тонкими пронзительными воплями, напоминающими завывания привидения.
Не в силах больше терпеть, Ровена швырнула сумочку на подушки кареты и яростно уставилась на служанку.
– Мы скоро будем дома, Мэри. Нет никакой нужды устраивать представления.
– Но путешествие слишком опасно, мадам. Здесь так легко свалиться вниз с горы. Эта тропа запросто может обернуться дорогой на небеса. – Ровена вздохнула. Она слушала эти причитания всякий раз, когда карета приближалась к Крэннок-Каслу. – Здесь начинаются самые ужасные повороты. Если лошади устанут или испугаются, они мигом скатятся с обрыва.
Мэри со страхом выглянула в окно и тут же задернула шторку. Дрожь охватила все ее тело.
– Сколько раз ты уже совершала подобные путешествия?
– За последние полгода? Не меньше дюжины.
– Лошади отлично знают дорогу, Мэри. До сих пор с нами ровным счетом ничего не случилось. Успокойся. Мы будем в замке уже через пять минут.
Мэри испуганно вжалась в подушки. На лице ее застыло упрямое выражение.
– Хорошо, мадам. Я больше не побеспокою вас.
Ровена едва сдержала раздраженный вздох. Никогда еще не встречала она такой чувствительной и ранимой особы. Мэри то и дело обижалась. Она находилась в услужении у Ровены уже одиннадцать лет. Тогда Ровена была еще юной девушкой и жила в Лондоне. За эти годы госпожа успела привыкнуть к особенностям характера своей служанки.
– Мэри, тут действительно не о чем волноваться. Но если тебе непременно хочется о чем-то беспокоиться, то подумай лучше, выдержат ли дорогу те изящные вещицы, которые мы накупили в Лондоне. – Мэри стрельнула глазами в сторону хозяйки. – Помнишь статуэтки пастушки и пастушка? А прелестную фарфоровую лисичку для каминной полки?
– Их упаковали в солому, мадам. – Мэри закусила губу и озабоченно наморщила лоб. – Впрочем, эти олухи вполне могли и пренебречь моими указаниями. Тогда страшно представить себе, что мы обнаружим, когда раскроем коробки.
«Ну слава Богу, Мэри принялась тревожиться о багаже. По крайней мере это отвлечет ее от переживаний из-за опасных поворотов».
Ровена забилась в уголок кареты и торжествующе улыбнулась. Когда Мэри чем-то поглощена, она ведет себя вполне сносно.
День обещал быть солнечным. На утреннем небе виднелись серые облака, но чем ближе подъезжала карета к Крэннок-Каслу, тем яснее становился небосвод. Возможно, это добрый знак?
Ровена ненавидела Крэннок-Касл, словно тот был человеком, наделенным душой. Она ненавидела это место, олицетворявшее собой ее поражение, отчаяние и упадок. Она ненавидела Крэннок, потому что Камерон любил проклятый замок и жаждал обладать им. Страсть его к этим древним стенам оказалась намного сильнее чувства, которое он испытывал к собственной жене. По крайней мере, в последние полгода.
Эти полгода стали сущим кошмаром для них обоих. Временами Ровена боялась, что у нее не хватит сил выдержать эту пытку. Нет, она не пыталась наложить на себя руки, но иногда боль казалась ей до того нестерпимой, что сердце сжималось и мертвело.
Постепенно она свыклась с мыслью, что их жизнь с Камероном уже никогда не будет прежней. Если раньше супруги почти не разлучались и даже одной ночи не провели порознь, то теперь у каждого была отдельная спальня, отдельная гардеробная, отдельный штат прислуги и в конечном счете отдельная жизнь.
Сколько бы ни разъезжала Ровена вдали от мужа, бывая то в Лондоне, то в Париже, то в Эдинбурге, она всегда возвращалась в Крэннок-Касл. Это место неудержимо притягивало ее. Не как мотылька манит пламя свечи – как томящуюся от любви женщину влечет к мужчине, которого она обожает. И не важно, был ли Камерон обречен на неподвижность или нет, замечал присутствие жены или нет, испытывал ли хотя бы малейший интерес к Ровене или нет, – она все равно любила его. Любила всем сердцем.
Путешествие приближалось к концу. Карета замедлила ход, но Ровена не потрудилась откинуть шторку и выглянуть в окно. Услышав, как кучер прикрикнул на лошадей, она приготовилась выйти из экипажа. Как только дверца распахнулась, Ровена натянула перчатки и сошла с подножки.
Изобразив приветливую улыбку, она окинула взором замок. Миссис Гордон искренне надеялась, что ее лицо выражает воодушевление и восторг, а не смертельный ужас, который она в действительности испытывала.
– Похоже, нас тут не было целую вечность, – протянула Мэри. – Полных два месяца. Но замок ни капельки не изменился, правда, мадам?
– Крэннок-Касл простоял века. Два месяца – не слишком большой срок, чтобы что-нибудь изменилось.
– Вот это верно. – Мэри с благоговением оглядела замок. В отличие от своей госпожи Мэри всегда восхищалась Крэнноком и не скрывала радости, переехав сюда из Эдинбурга. Не сводя восторженного взгляда с каменной громады, она добавила: – Воображаю, как обрадуется мистер Камерон, когда увидит вас, мадам.
Ровена горько усмехнулась про себя. Камерон так обрадовался, что даже не показался ей на глаза. Никто не стоял у широких парадных дверей замка, чтобы приветствовать ее. Ни один слуга не спустился по лестнице, и даже дверь оставалась закрытой.
Если бы Ровена имела глупость довериться Мэри, она призналась бы, что за два месяца не получила от мужа ни одного письма. Миссис Гордон не имела ни малейшего представления, был ли Камерон здоров, страдал ли от одиночества, скучал ли по ней. Муж все больше отдалялся от нее.
Стояло чудесное утро. Ярко светило солнце.
– Должно быть, мистер Гордон поздно пробудился и еще одевается, мадам, – неуверенно предположила Мэри.
Ровена нахмурилась, и служанка заметила ее замешательство. Это был недобрый знак. Того и гляди Мэри достанет платок и начнет вытирать глаза, чтобы показать, как она сочувствует госпоже. Какое несчастье – быть нелюбимой женой калеки.
– У меня не было возможности известить мужа заранее о нашем возвращении, Мэри. Мы просто дадим знать, что вернулись, вот и все.
Ровене не пришлось отдавать распоряжения кучеру. Он и сам отлично знал, куда следует доставить вещи. К сожалению, даже купленные в Лондоне чудесные наряды не могли смягчить горькое разочарование Ровены.
Помимо новых туалетов она привезла подарки для Камерона и Девлена и собиралась пополнить оловянное воинство Роберта новыми солдатиками. Она знала, что мальчик будет приятно удивлен. Они с Робертом почти не соприкасались, но, похоже, некоторая отстраненность устраивала обоих.
Ровена всегда настороженно относилась к детям, сдержанно и с опаской. Она никогда не таяла от умиления, видя младенца в колыбели, а если подруга шептала ей на ухо, что ждет ребенка, Ровена мысленно жалела бедняжку и надеялась, что та сумеет пережить родовые муки.
Пять лет назад, выйдя замуж за Камерона, она задумалась было о ребенке, но вскоре оставила эту мысль. Муж был старше ее на двенадцать лет и уже имел наследника, Девлена. После трагедии, навсегда приковавшей Камерона к креслу, Ровене пришлось свыкнуться с мыслью, что собственных детей у нее не будет. Она удовольствовалась ролью тети Роберта, двенадцатого герцога Брикина.
Ровена взошла по лестнице, приподняв юбку и слегка приоткрыв лодыжки. В своем сером шерстяном платье с шелковой отделкой она выглядела элегантно. Корсаж плотно облегал грудь и талию, а цвет подчеркивал яркость рыжих волос. Может быть, после двух месяцев разлуки Камерон все же заметит, что его жена на редкость привлекательная женщина? Во всяком случае, многие мужчины в Лондоне находили ее неотразимой.
Заметит ли он, как она бледна? Ровена вела себя осторожно, стараясь избегать солнечных лучей и… любовников. С ней не раз пытались завязать короткое знакомство самые соблазнительные мужчины, но каждый раз Ровена отказывала, удивляясь собственной добродетели.
Интересно, проявил бы Камерон на ее месте подобную сдержанность? Но Ровена была не настолько глупа, чтобы задаваться этим вопросом.
Мэри открыла перед госпожой дверь с ловкостью заправского лакея. Ровена улыбнулась в ответ, но улыбка получилась вымученной и неискренней. Добрая служанка лишь приветливо кивнула и поспешила закрыть дверь.
«Милая, милая Мэри! Она всегда рада услужить». Ровена направилась к лестнице, ведущей в правое крыло замка – в противоположную сторону от герцогских покоев. В этом крыле они с мужем занимали две соседние комнаты. Камерон предпочел поселиться подальше от Роберта. Он не желал, чтобы вид герцогских покоев служил ему постоянным напоминанием о титуле, ускользнувшем из его рук и доставшемся в наследство племяннику.
Как будто он мог хоть на минуту о нем забыть. «Надо бы уговорить Камерона завести побольше слуг, – подумала Ровена. – По крайней мере время от времени в замке можно будет увидеть приветливое лицо. А пока приходится переходить из спальни в гостиную в полном одиночестве, не встретив ни одной живой души».
На втором этаже Ровена нерешительно застыла. Пожалуй, женщина благоразумная отправилась бы сейчас в свои покои, чтобы привести себя в порядок, освежиться и отдохнуть после утомительного путешествия. Но этой минуты Ровена ждала два месяца без одного дня.
Покидая Крэннок, в самый первый день Ровена радовалась своему решению, но почти сразу в душе зашевелились сомнения. Вскоре миссис Гордон охватило такое безысходное одиночество, что ей захотелось немедленно вернуться в замок, но действительность превзошла самые мрачные фантазии Ровены: Крэннок-Касл принял ее холодно, с сухим безразличием.
«Как глупо было мечтать о несбыточном».
Ровена остановилась. Внезапно изменив решение, она повернулась и направилась к двери в свою спальню. Опередив Мэри, миссис Гордон сама открыла дверь, вошла в комнату и шагнула к туалетному столику. Готовая всегда прийти на помощь, Мэри поспешила за госпожой. Но Ровене хотелось лишь одного – остаться одной.
– Займись своими делами, дорогая, – сказала она, стараясь придать голосу как можно больше мягкости. – И будь добра, зайди ко мне перед обедом.
Камерон требовал, чтобы все переодевались к обеду. Зачастую Ровене удавалось увидеться с мужем лишь за обеденным столом, поэтому она старалась выглядеть безупречно и всегда тщательно выбирала наряд.
Мэри о чем-то непрерывно тараторила, а Ровена время от времени кивала, делая вид, что слушает. На самом же деле она попросту не обращала внимания на болтовню Мэри. Служанка имела обыкновение делиться с госпожой всеми мыслями, какие только появлялись в ее голове, даже самыми мимолетными. Мэри нисколько не смущало, что Ровена ей не отвечает, и продолжала щебетать обо всем подряд. Скрип задвижки на дверце кареты или шуршание шторы на окне тут же напоминали ей о давних временах, когда Мэри была еще ребенком. Отец взял ее с собой в путешествие на настоящем корабле, покуда мать с братишкой оставались дома.
Мэри обожала сплетни и каждый день обрушивала на хозяйку поток добытых новостей.
– До обеда ты свободна, Мэри.
– Хорошо, мадам, как скажете, – откликнулась служанка. – Но если хотите, я могу остаться. Скоро принесут дорожные сундуки. Надо будет разобрать вещи, а иначе все ваши прелестные новые платья окажутся безнадежно испорчены.
Ровена не считала, что с платьями случится что-то ужасное, если они еще несколько часов пробудут в сундуках после стольких дней путешествия, но лишь улыбнулась в ответ:
– Позже будет достаточно времени, чтобы заняться вещами.
Наконец Мэри ушла, осторожно прикрыв за собой дверь. Ровена остановилась перед зеркалом, неторопливо поправила шляпку с пером и легкой короткой вуалью, придававшей особое очарование ее зеленым глазам.
Ровена выглядела немного бледной, но в остальном долгое и утомительное путешествие из Лондона никак не сказалось на ее внешности. Она видела в зеркале здоровую и цветущую молодую женщину, достаточно привлекательную, чтобы мужчины при встрече провожали ее восхищенными взглядами. Ровена пристально вгляделась в свое отражение и увидела покрытые нежным румянцем щеки, улыбающиеся губы да веснушки на носу, почти незаметные под тонким слоем пудры. Глаза ее сияли, но не от радостного предвкушения, а от подступающих слез.
Ровена медленно смахнула ладонью слезинку, скатившуюся по щеке.
Камерону уже наверняка доложили, что приехала супруга. Должно быть, он сейчас наблюдает, как разгружают сундуки, разглядывает ее покупки со своей обычной полунасмешливой и немного циничной улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40