.. Такие «Зевсы» везде ест
ь... где защита от них, от их палящей молнии?
Виргиний отлично понимал, что эта защита в его собственном уме, в собстве
нной энергии, которых ему еще недоставало по его молодости, чтоб противо
стоять силе опытного старого интригана, каким был его дед.
И он всегда надеялся, что после, когда он возмужает, будет что-то лучшее.

ГЛАВА XIII
Горькая участь рабов

Разглагольствуя с дочерью, Грецин ничуть внутренне не сознавал, что в не
м самом нет ровно ничего сибаритского, кроме его происхождения от архонт
а, попавшего в рабство, и самый Сибарис был знаком ему больше понаслышке
Ц от его отца и др. рабов, приведенных в эти места оттуда. Его личные воспо
минания носились в голове отрывочно и бессвязно, так как ему было не боль
ше 10 лет от роду, когда он был уведен и продан; даже греческий язык, господст
вовавший в Сибарисе, Грецин почти забыл, как забыл и какое-то прежде бывше
е у него совсем другое имя, привыкши к данной господином кличке, означающ
ей «сын грека».
Всем складом своего характера этот старик был самым заурядным поселяни
ном тогдашней латинской деревни.
Его отец в начале своего рабства был учителем греческого языка в семье р
одителей Турна, а потом сделан управляющим: он передал эту должность пер
ед смертью сыну, который теперь, в свою очередь, готовил своего первенца в
преемники обязанностей, по приказу господина, так как в римском хозяйств
е многие должности часто являлись наследственными, пока еще не было обык
новения отпускать рабов на волю
До самых пунических войн.
.
Фигурой своей Грецин был «толстый кубарь», в какого превращается зачаст
ую старый итальянец из тех, кому хорошо живется на обильных хлебах в бога
том доме. Его чванство происхождением от сибаритского архонта тоже было
одною из господствующих сторон характера местных жителей, от которых он
вполне воспринял латинский дух со всеми его колоритами.
Его дочь, за кого бы ни вышла замуж, должна была остаться у него в семье на в
сю жизнь, как невольница, принадлежащая Турну, потому что продавать в дру
гие руки иди дарить рабов, если не вынуждала крайность, у римлян этой эпох
и тоже не было обыкновения.
Они могли лишь тайно, без огласки, отпускать их на родину, будто бежавших,
или отвозить на речной остров среди Тибра, где находились храмы разных б
ожеств низшего разряда, Ц между проч. и Эскулапа: там было убежище для ст
арых, больных и увечных рабов, отвозимых туда, как ненужных господам.
В большинстве же случаев ненужных рабов господа убивали, эксплуатируя в
различных формах даже акт их смерти, Ц приносили их в жертву или попрост
у кидали в пруды, чтобы откармливать их мясом рыб и раков, или сажали в кле
тку для растерзания, на пищу животным зверинца.
Тела умерших естественною смертью рабов не получали ни урны, ни гроба, ни
какого специального кладбища. Высшею почестью для тела раба было господ
ское разрешение зарыть его в землю без растерзания животными или рыбами.

Виргиний именно поэтому и сказал Грецину, с очевидной радостью, что у них
будут «похороны» Ц после его долгой слезной мольбы и покорного приняти
я незаслуженных побоев фламин разрешил ему позволить зарыть тело мужа е
го няньки без эксплуатирования на корм в рыбьей сажалке.
Ставя своих господ во всем другом несравненно выше соседей, Грецин созна
вал, что в этом отношении Турн и его тесть Скавр ничуть не лучше фламина Ру
фа и всех других: для них раб был такою же скотиной, особенно мертвый, как и
дохлый вол, труп которого всегда отдавался рыбам господской сажалки, так
как зверинца не имелось.
После долгих хвастливых разглагольствований перед дочерью о Сибарисе
Грецин перенесся мыслями с начала жизни своего отца на ее конец и неволь
но всплакнул о его печальной участи.
Ц Я рад, что он умер от здешней болотной лихорадки, не дожив до старости...
я рад, что он умер... его опустили в пруд мертвого, а если бы еще лет через 10, то
... ты знаешь это, Амальтея... знаешь...
Ц Что?
Ц Мой отец сделался бы старше всех, а тогда... у нас в семье не однажды был р
азговор о том...
Ц Господин отдал бы его поселянам принести в жертву за благоденствие з
дешнего округа Терр, Палес или Тиберину.
Грецин вздрогнул от нервного ужаса.
Ц И я скоро сделаюсь тут старше всех... Вот причина, почему я не лечусь, ког
да хвораю; вы, дети, насильно спасаете меня; вот причина, почему я в винном к
убке ищу забвения того, что ждет меня...
Ц Это еще не скоро, отец... старайся забыть!..
Ц Забыть нельзя, дочь, потому что мои обязанности напоминают... я должен г
отовить и доставлять человека, когда после других помещиков настает оче
редь Турна.
Ц А у тебя кто намечен на этот черед?
Ц Свинопас Балвентий старше всех, но он может спастись от жертвопринош
енья.
Ц Как?
Ц Спастись тем, что умрет раньше.
Ц И неужели нет иного средства?
Ц Нет, дочь... Конечно, если другой согласится, кому жизнь надоела, да тольк
о мало таких из свободных, а раба можно дать только старого, негодного к тр
уду...
Чтобы отогнать мучительные мысли, Грецин махнул рукой, переменяя разгов
ор.
Ц Солнце садится... иди переодеваться в хорошее платье, что госпожа недав
но подарила; соседи придут с похорон к нам веселиться; я чуть не забыл, что
нынче твоя свадьба с Веранием... иди одеваться в хорошее платье!.. Ты должна
успеть пригласить подруг.
Ц Не совсем это ладно, отец, Ц отозвалась девушка, задумавшись, Ц гости
придут с похорон и говорить станут все про покойника. Отложить бы, отец, на
м свадьбу!.. примета неладная!..
Ц Ну, что там неладно!.. если так разбирать всякие приметы, то никогда ладн
ого времени не сыщешь!.. Уж мы и так откладывали три раза.
Грецин запел песню, сложенную местными поселянами про гибель Сибариса, у
ходя от дочери в комнаты своей квартиры. Насмешливая песня о знаменитой
на весь мир сибаритской роскоши и лени звучала в его устах каким-то груст
ным диссонансом.
Слушая эти замирающие вдали звуки, Амальтея глубоко задумалась, медля уй
ти в комнаты.
До сих пор ей было все равно до того, с кем отец и господин прикажут ей соче
таться навсегда или на время, так как рабский брак ничего не менял в ее пол
ожении кроме возможности иметь детей, которые будут принадлежать ее гос
подину, как «verna» (приплод) его хозяйства.
Ей было все равно и до Верания: она не чувствовала ни любви ни ненависти к
этому говорливому хвастуну, любившему выпить с ее отцом, причем они нере
дко болтали по нескольку часов сряду, один другого не слушая, оба разом, ка
ждый свое, даже не интересуясь, слушает ли его другой, и договаривались до
совершенной бессмыслицы.
Простоватый, недалекий умом, ее младший брат Ультим покатывался при этом
со смеха, но старший, суровый, задумчивый Прим терпеть не мог, как он его пр
озвал, «египетский систрум» (трещотка), и остерегал отца от сближения с эт
им чужим рабом, напоминая господское запрещение относительно впуска в у
садьбу людей без разбора, указывал и на подмеченные им странности в пове
дении Верания: однажды на деревенском празднике, столкнувшись с торгашо
м из Вейи, он отказался говорить на вейентском наречии, будто бы давши так
ой обет, и держался, слушая говор вейента с другими, точно не понимает.
В беседе за кубком Вераний не столько пьет сам, как старается напоить соб
утыльника, и говорит, очевидно, небывальщину. Прим подметил, что Вераний в
своих вычурных повествованиях явно варьирует все простые рассказы Гре
цина, точно в насмешку подражая ему: если Грецин начинал говорить про Сиб
арис, Ц Вераний обязательно толковал про Вейи: когда тот оплакивал свое
го отца, Ц этот принимался рыдать о своем и т. п., причем, по пословице «у вс
якого Ахиллеса есть своя уязвимая пятка» Ц Прим подметил, что в противо
положность Грецину, сообщавшему одно и то же, Вераний, случалось, разногл
асил даже в таких существенных пунктах речей, как даже факт смерти или об
щественное положение его отца, который был в Вейях то полководцем, то раз
носчиком, то бросился со стены, чтобы в плен не попасть, то убитый римлянам
и на войне со славою погребен в мавзолее, гораздо большем, чем усыпальниц
а Гердониев. То у Верания было пять сестер, тетки, бабушка, то он круглый си
рота, даже отца не помнит.
Сопоставить его разногласия Грецину мешал винный дурман, а Ультиму Ц ег
о юношеская беспечность, смешливость.
Все это теперь, когда настал роковой день свадьбы, вспомнилось Амальтее,
всплыло в ее мыслях яснее, чем когда-либо прежде, и наполнило сердце каким
-то гадким чувством едкой тоски, причина которой для нее еще была не совсе
м ясна.
Ей вспомнилось, что Прим однажды, споря с отцом, говорил, будто один из сос
едних поселян, близкий с царскими рабами, живущими в Риме, уверял его, что
среди них нет никакого Верания-вейента, но Грецин приписал это «высоте п
оложения» его будущего зятя среди прислуги.
Ц Ну, твой Архипп... кого он там, у царя, знает? Ц каких-нибудь водовозов... ра
зве оруженосцы сносятся с такой челядью?!
В другой раз Прим сообщил слышанную им молву, будто Вераний давно находи
тся в рабском брачном сожительстве с дочерью Антилла. Грецин приписал эт
о клевете соседского управляющего, с которым находился в такой же вражде
, как и их господа между собою.
Ц Царский оруженосец... взглянет он на его дочь... как же?!
На все дальнейшие остережения Прима Грецин сердито отзывался:
Ц Ты не желаешь счастья сестре!..
Он не делал предположений, какое счастье мог доставить Амальтее брак с ч
ужим рабом, не имевшим права даже взять жену от ее господ, переменить ее до
лжность или переселиться к ней в семью.
На такие вопросы старшего сына Грецин только самодовольно ухмылялся:
Ц Ну, все-таки царский оруженосец... кто его знает, что он может...
Ц Да ведь нам у наших добрых господ хорошо живется и без Верания!..
Ц Хорошо живется... конечно, лучше, чем многим другим, а все-таки...
И Грецин не стерпел, Ц однажды под хмельком проговорился сыну, что Веран
ий уверил его, будто может спасти от роковой участи стать жертвой, когда н
астанет его очередь, и сколько Прим ни доказывал, что раб в Риме ничем не в
ыше раба в деревне, Ц старик остался при своем.
Ц Вераний обещался доказать мне это прежде на другом человеке, сказал о
н, Ц обреченный на жертвенную смерть будет им спасен в следующий же раз.

Прим сильно сомневался в том, сомневалась и Амальтея; ей повторялись нев
ольно припомнившиеся слова старшего брата:
Ц Вераний лжец, обманщик...
Она пошла одеваться в хорошее платье с тяжелым гнетом на сердце.

ГЛАВА XIV
Помолвка невольницы

В те времена год уже считали в 12 мес. вместо прежних 10-ти, но, тем не менее, вре
мя календарное не совпадало с временем климатическим, Ц с видимым ходо
м солнца.
Февраль, в том году приходившийся, когда следовало быть декабрю, стоял уж
асно холодный. Римская область походила на свою северную соседку Этрури
ю тем, что по ночам в ней выпадал снег, и только в полдень могучее итальянс
кое солнце пригревало поселян настолько, что они не зябли в работе.
Зато вечера доводили их до отчаяния отвратительною погодой с вихрем и мо
крою вьюгой, какая дико разыгралась и к вечеру того дня, когда в усадьбе Ту
рна назначена была свадьба дочери управляющего.
Семья готовила ужин для гостей, которых, иззябших на похоронах и отогрев
шихся на заупокойной тризе, естественно, ожидали не совсем трезвыми.
В просторной комнате, составлявшей «атриум» семьи, с чисто выбеленными б
ез штукатурки каменными стенами, было, на взгляд людей более культурных
стран, довольно голо, бедно, неуютно для обстановки житья, хоть и рабов, вс
е-таки высшей степени службы у богатых вельмож, но тогда и в Риме и в други
х городах, составлявших латинский союз, благородные богачи еще по принци
пу не терпели у себя никакой роскоши, Ц картины, драпри, гирлянды искусст
венных цветов из раскрашенного дерева или металла, вазы с цветами живыми
Ц все подобное, до пристрастия любимое греками, египтянами и др. народам
и, в римской области не допускалось, строго осуждаемое людьми старого за
кала, к числу которых принадлежал и Турн Гердоний.
Грецин, грек родом из Сибариса, римских мнений не держался, но не смел заве
сти у себя что-либо новое, даже самого простого сорта, зная, что господин с
трого накажет за это, а также и потому, что жена его, уроженка этого помест
ья, и дети были по духу истые латины, не терпевшие никакой иноземщины.
Их квартира освещалась днем только сквозь входную наружную дверь, котор
ую затворяли редко, от дурной погоды, и окошечко круглой формы; другое так
ое же они заделали лубком от сквозняка, и оно образовало печурку, куда ста
вили разные разности вроде посуды и лубочных коробков.
В атриуме стоял большой, старый, колченогий стол, который скрипел и накре
нялся при малейшем прикосновении к нему.
Натура грека в старом управляющем взяла верх над всеми опасениями госпо
дского гнева. «Благородный сибарит» убирал стол, хоть на один этот вечер,
гирляндами миртовой и лавровой зелени с несколькими сортами зимних цве
тов.
Около стола помещались широкие скамьи, покрытые соломенными тюфяками с
подушками для возлежания за трапезой по-гречески, что допускалось в ква
ртире рабов по той причине, что на этих же скамьях спали двое сыновей Грец
ина. Их покрывала и наволочки были чисты, но грубы, домашнего тканья.
У этого же стола, при свете глиняной лампы, сидела Тертулла, старая, болезн
енная жена Грецина, теребя прялку с тихим, гнусавым напеванием одной и то
й же песни без конца и начала, где упоминалась какая-то красавица, утопивш
аяся от горя по любимому человеку, Ц быть может, греческая Альциона, иска
женная на римский лад.
Тертулла временами прерывала свою песню ворчаньем на затеи мужа. Болезн
енной, нервозной старухе все казалось в черном цвете:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11