https://wodolei.ru/catalog/leyki_shlangi_dushi/gigienichtskie-leiki/
Вы, разумеется, меня не помните, но я...
Инспектор некоторое время пристально смотрел на комиссара.
– Ну как же, конечно, помню. Комиссар Бальмэн. Вы доставили Дерэ в Нюрнберг и сидели позади него во время процесса.
– А я видел, как вы выступали свидетелем на этом процессе.
– Итак, что у нас здесь имеется?
Лоран, помощник владельца похоронного бюро, снял покрывавшую труп простыню.
Тело мясника Поля было все еще в одежде, его крест-накрест пересекали диагональные красные полосы там, где одежда не была насквозь пропитана кровью. Головы у него не было.
– Поль Момун... или большая его часть, – сказал комиссар. – У вас его досье?
Попиль кивнул:
– Краткое и отвратительное. Он транспортировал евреев из Орлеана. – Инспектор задумчиво посмотрел на труп, обошел вокруг, приподнял руку Поля. Грубая татуировка теперь, на бледной коже, выглядела ярче. Попиль заговорил снова, тихо, словно разговаривал сам с собой: – У него на руках оборонительные травмы, но ссадинам на костяшках уже несколько дней. Он не так давно дрался.
– И к тому же часто, – ответил Роже.
Вмешался его помощник Лоран.
– В прошлое воскресенье подрался в баре, выбил зубы одному мужчине и еще – женщине, – пропищал он и подергал головой, чтобы показать, с какой силой были нанесены удары, высокая прическа «помпадур» подпрыгивала на его маленькой голове.
– Список, пожалуйста. Его недавних противников, – произнес инспектор Попиль. Он наклонился над трупом и принюхался. – Вы ничего не делали с его телом, господин Роже?
– Нет, господин инспектор. Комиссар специально запретил мне это.
Инспектор Попиль жестом подозвал его к бальзамировочному столу. Лоран тоже подошел.
– Что это за запах? Похоже на то, чем вы здесь пользуетесь?
– По-моему, пахнет цианидом, – заметил владелец похоронного бюро. – Значит, его сначала отравили!
– Цианид пахнет жженым миндалем, – возразил Попиль.
– Пахнет, как лекарство от зубной боли, – сказал Лоран, бессознательно потирая щеку.
Роже повернулся к помощнику:
– Ну и кретин! Где же ты увидел его зубы?
– Да. Это – гвоздичное масло, – заключил инспектор Попиль. – Комиссар, можем мы вызвать аптекаря и проверить его регистрационные книги?
* * *
Под руководством шеф-повара Ганнибал запек великолепную рыбу с приправами, обваляв ее в бретонской морской соли прямо в чешуе; теперь он уже вынул ее из духовки. Солевая корка сломалась и отвалилась, как только повар постучал по ней тупой стороной ножа, с коркой вместе отошла и чешуя, и всю кухню заполнил замечательный аромат.
– Смотри-ка, Ганнибал, – сказал шеф-повар. – Самые лучшие куски у рыбы – это щеки. Это относится и ко многим другим существам. Когда разделываешь рыбу за обедом, следует дать одну щеку мадам, а другую – почетному гостю. Но конечно, если ты раскладываешь ее по тарелкам здесь, на кухне, то обе щеки съедаешь сам.
На кухне появился Серж – принес продукты с рынка. Он стал распаковывать их и раскладывать по местам.
Следом за ним в кухню тихо вошла леди Мурасаки.
– Я встретился с Лораном в баре «Petit Zinc» «Маленькая стойка» (фр.).
, – сказал Серж. – Они так и не нашли проклятую голову этого урода-мясника. Лоран сказал, от трупа пахнет – только представьте себе! – гвоздичным маслом, которым зубы лечат. Он сказал...
Ганнибал поспешил проводить леди Мурасаки и Сержа прочь из кухни.
– Вам в самом деле надо бы что-то съесть, миледи. А эта рыба просто очень хороша, – сказал он.
– А я принес с рынка персиковое мороженое, – добавил Серж. – Со свежими персиками.
Леди Мурасаки долгий миг вглядывалась в глаза Ганнибала. Он улыбался ей, совершенно спокойный.
– Персик! – произнес он.
23
Полночь; леди Мурасаки лежит в постели, в открытое окно легкий ветерок доносит аромат мимозы, цветущей внизу, в одном из уголков двора. Она откинула покрывала, чтобы ощутить прохладное дуновение на обнаженных руках и ногах. Глаза ее открыты, взгляд устремлен на неосвещенный потолок, она ощущает, даже слышит, как моргают ее веки.
Внизу, во дворе, старая собака пошевелилась во сне, втянула воздух расширившимися ноздрями. Шкура у нее на лбу морщится на мгновение, но она снова успокаивается и погружается в сладкий сон об охоте, ощущая в пасти вкус крови.
В темноте над спальней леди Мурасаки скрипнул пол на чердаке. Какая-то тяжесть на досках пола, не просто пискнула, пробегая, мышь. Леди Мурасаки глубоко вздохнула и быстро спустила ноги с кровати, встав босиком на каменный пол спальни. Накинула легкое кимоно, коснулась волос, вынула из вазы в передней цветы и, неся в руке лампу со свечой, стала подниматься по лестнице.
Резная маска на чердачной двери улыбнулась ей. Леди Мурасаки приподнялась на носках, приложила к маске руку и толкнула дверь. Она почувствовала, как сквозняк прижал кимоно к спине, легонько подталкивая ее внутрь, и увидела, что в дальнем конце чердака мерцает свет. Леди Мурасаки направилась к нему, свет ее лампы играл на следивших за ней масках театра Но, а марионетки, свисавшие с перекладины, жестикулировали ей вслед в дыхании поколебленного ее приходом воздуха. Мимо плетенных из ивовых прутьев корзин и обклеенных ярлыками чемоданов, скопившихся за годы ее жизни с Робертом, она шла к семейному алтарю и к доспехам, перед которыми горели свечи.
На алтаре, перед доспехами, стоял темный предмет. Леди Мурасаки увидела его силуэт на фоне свечей. Она поставила лампу со свечой на ящик рядом с алтарем и смотрела на темный предмет долго и пристально. Голова мясника Поля стояла в мелкой вазе для цветов. Его лицо было бледно и чисто вымыто, губы целы, но щек на лице не было, и немного крови вылилось изо рта Поля в вазу. Кровь стояла в вазе, будто вода под композицией из цветов. К волосам Поля был прикреплен ярлык. На ярлыке – надпись по-французски, каллиграфическим почерком: «Момун. Магазин „Прекрасное мясо“».
Голова Поля повернута лицом к доспехам, взгляд поднят к маске самурая. Леди Мурасаки тоже повернулась к доспехам, подняла к маске лицо и проговорила по-японски:
– Приветствую тебя, досточтимый предок. Пожалуйста, прости нам этот неподобающий букет. Со всем уважением к тебе должна сказать, что я имела в виду не такую помощь.
Она машинально подняла с пола увядший цветок с ленточкой и положила его в рукав, глаза ее беспрестанно двигались, оглядывая все вокруг. Большой меч висел на месте, боевой топор – тоже. Малого меча на стенде не было.
Леди Мурасаки отступила назад, прошла к окну и открыла раму. Сделала глубокий вдох. В ушах отдавалось биение ее собственного пульса. Ветерок заставлял трепетать ее кимоно и огоньки свечей.
Послышался негромкий шум позади театральных костюмов Но. У одной из масок ожили глаза. Они наблюдали за ней.
– Приветствую тебя, Ганнибал, – сказала она по-японски.
Из темноты послышался ответ, тоже по-японски:
– Приветствую вас, миледи.
– Можно, мы продолжим по-английски, Ганнибал? Есть вещи, которые мне хотелось бы сохранить в тайне от моего предка.
– Как пожелаете, миледи. В любом случае мы уже исчерпали мой запас японских слов.
Он вышел в круг света от лампы, держа в руках малый меч и тряпку, которой он его протирал. Леди Мурасаки подошла к мальчику. Большой меч – на своем месте, она сможет до него дотянуться, если понадобится.
– Я воспользовался бы мясницким ножом, – сказал Ганнибал. – Но я взял меч Масамуне-доно, потому что это показалось мне подобающим случаю. Надеюсь, вы не против. Клянусь, на острие – ни одной щербинки. Мясник был мягкий, как масло.
– Я боюсь за тебя.
– Прошу вас, не тревожьтесь. Я избавлюсь от... нее.
– Ты не должен был совершать такое ради меня.
– Я сделал это ради себя, потому что высоко ценю вас как личность, леди Мурасаки. На вас вовсе нет вины за содеянное мной. Мне кажется, что Масамуне-доно позволил воспользоваться его мечом. Это и в самом деле поразительное орудие боя.
Ганнибал вложил малый меч в ножны и, сделав жест уважения в сторону доспехов, вернул меч на его место на стенде.
– Вы дрожите, миледи, – произнес он. – Вы прекрасно владеете собой, но вы трепещете, словно птичка. Я никогда не приблизился бы к вам без цветов. Я люблю вас, леди Мурасаки.
Внизу, за оградой двора, послышался двунотный звук французской полицейской сирены. Он раздался один раз и смолк. Собака поднялась с места и вышла к воротам – лаять.
Леди Мурасаки бросилась к Ганнибалу, взяла его руки в свои и прижала к щекам его ладони. Поцеловала его в лоб и прошептала – но нервное напряжение слышалось даже в ее шепоте:
– Скорей! Вымой руки, ототри их как следует! У Чио в комнате есть лимоны.
Далеко внизу послышался громкий стук в дверь.
24
Леди Мурасаки спустилась к инспектору Попилю лишь после того, как отсчитала сто ударов собственного сердца. Когда она появилась на лестнице, инспектор вместе с помощником стоял в самом центре просторного, с высоким потолком вестибюля и смотрел вверх, на площадку, где остановилась она. У нее создалось впечатление, что он замер в готовности, словно красивый паук в заплетенной паутиной раме окна, и что за окном она видит бездонную ночь.
Она спускалась по ступеням как бы одним движением, плавно, как будто и не делая никаких шагов. Руки она спрятала в рукава кимоно.
Серж с покрасневшими от волнения глазами отступил в сторону.
– Леди Мурасаки, эти господа – из полиции.
– Добрый вечер.
– Добрый вечер, мадам. Мне жаль беспокоить вас в такой поздний час. Я должен задать несколько вопросов вашему... племяннику?
– Племяннику?.. Могу я увидеть ваше удостоверение?
Ее рука медленным движением освободилась из рукава, обнажив и другую руку. Леди Мурасаки внимательно прочла текст удостоверения и проверила фотографию.
– Инспектор ПОП-иль?
– По-ПИЛЬ, мадам.
– На вашей фотографии я вижу орден Почетного легиона, инспектор.
– Да, мадам.
– Благодарю вас за то, что вы сами приехали к нам.
Когда она возвращала Попилю удостоверение, до него донесся аромат, свежий и чуть заметный. Она внимательно наблюдала за его лицом, ожидая, когда он ощутит этот запах. И заметила – чуть дрогнул и, расширившись, его ноздри, чуть сузились зрачки.
– Мадам?..
– Мурасаки Сикибу.
– Мадам – графиня Лектер, но обычно к ней обращаются, пользуясь ее японским титулом: леди Мурасаки, – отважился объяснить Серж. Для этого потребовалось немало мужества – ведь он разговаривал с полицейским.
– Леди Мурасаки, я хотел бы поговорить с вами наедине, а затем, отдельно, с вашим племянником.
– С должным почтением к вашему чину и должности, инспектор, я все же боюсь, что это не представляется возможным, – ответила леди Мурасаки.
– О, мадам, это абсолютно возможно! – заявил инспектор Попиль.
– Мы с радостью принимаем вас в нашем доме и с удовольствием предоставим вам возможность поговорить с нами обоими – вместе.
С лестничной площадки раздался голос Ганнибала:
– Добрый вечер, господин инспектор.
Попиль повернулся к Ганнибалу:
– Молодой человек, я хочу, чтобы ты поехал со мной.
– Конечно, господин инспектор.
Леди Мурасаки обратилась к Сержу:
– Будьте добры, принесите мою накидку.
– В этом нет необходимости, мадам, – сказал Попиль. – Вы не поедете. Я опрошу вас здесь, в замке, завтра. Я не причиню вреда вашему племяннику, мадам.
– Все хорошо, миледи, – сказал Ганнибал.
Пальцы спрятанных в рукава рук леди Мурасаки чуть расслабились и уже не так сильно сжимали ее запястья.
25
В бальзамировочной было темно и тихо, слышно было лишь, как медленно падают в раковину капли воды из крана. Инспектор Попиль с Ганнибалом остановились в дверях, так и не стряхнув с плеч и башмаков дождевые капли.
Момун точно лежал здесь: Ганнибал чувствовал его запах. Мальчик ждал, чтобы Попиль зажег свет, и думал: «Интересно будет посмотреть, какую паузу этот полицейский сочтет достаточно драматичной...»
– Как ты считаешь, ты узнал бы Поля Момуна, если бы снова его увидел?
– Я постараюсь, господин инспектор.
Попиль зажег свет. Хозяин похоронного бюро уже снял с Момуна одежду и положил в бумажные мешки – как ему было указано. Он зашил ему низ живота грубым швом, подложив внутрь кусок резины от дождевика, и прикрыл обрубок шеи полотенцем.
– Помнишь татуировку на руке мясника?
Ганнибал обошел вокруг стола.
– Да. Только я не читал надпись.
Мальчик пристально смотрел на инспектора Попиля поверх трупа мясника. Он отметил, что в глазах полицейского зажегся огонек понимания.
– Что там написано? – спросил инспектор.
– "Вот моя, а где твоя?"
– Может, точнее было бы написать «Вот твое, а где моя?». «Вот твое первое убийство, а где же моя голова?» Как тебе кажется?
– Мне кажется, это как-то не достойно вас. Во всяком случае, я на это надеюсь. Неужели вы ожидаете, что его раны станут кровоточить в моем присутствии?
– Что такого сказал мясник этой даме, что заставило тебя потерять рассудок?
– Это не заставило меня потерять рассудок, господин инспектор. Грязный рот мясника оскорбил всех, кто это слышал, и меня в том числе. Он был предельно груб.
– Что он сказал, Ганнибал?
– Он спросил, правда ли, что у япошек писяк идет наперекосяк, господин инспектор. Он обратился к леди Мурасаки «Эй, япошка!».
– Наперекосяк. – Инспектор Попиль провел пальцем над швом на животе Поля Момуна, почти касаясь кожи. – Наперекосяк – вроде этого?
Инспектор вглядывался в лицо Ганнибала, словно ища в нем чего-то. Не нашел. Не нашел вообще ничего и задал еще один вопрос:
– Какое чувство ты испытываешь, видя его мертвым?
Ганнибал заглянул под полотенце, прикрывавшее шею.
– Чувство отдаленности, – ответил он.
* * *
Установленный в полицейском участке полиграф деревенские полисмены видели впервые в жизни; неудивительно, что он вызвал у них живейшее любопытство. Оператор, приехавший из Парижа вместе с инспектором Попилем, хлопотал вокруг аппарата, настраивая, прилаживая, подгоняя то одно, то другое, зачастую лишь для пущего театрального эффекта, а по мере того, как нагревались трубки, запах разогревшейся изоляции смешивался с заполнявшим помещение запахом пота и сигаретного дыма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Инспектор некоторое время пристально смотрел на комиссара.
– Ну как же, конечно, помню. Комиссар Бальмэн. Вы доставили Дерэ в Нюрнберг и сидели позади него во время процесса.
– А я видел, как вы выступали свидетелем на этом процессе.
– Итак, что у нас здесь имеется?
Лоран, помощник владельца похоронного бюро, снял покрывавшую труп простыню.
Тело мясника Поля было все еще в одежде, его крест-накрест пересекали диагональные красные полосы там, где одежда не была насквозь пропитана кровью. Головы у него не было.
– Поль Момун... или большая его часть, – сказал комиссар. – У вас его досье?
Попиль кивнул:
– Краткое и отвратительное. Он транспортировал евреев из Орлеана. – Инспектор задумчиво посмотрел на труп, обошел вокруг, приподнял руку Поля. Грубая татуировка теперь, на бледной коже, выглядела ярче. Попиль заговорил снова, тихо, словно разговаривал сам с собой: – У него на руках оборонительные травмы, но ссадинам на костяшках уже несколько дней. Он не так давно дрался.
– И к тому же часто, – ответил Роже.
Вмешался его помощник Лоран.
– В прошлое воскресенье подрался в баре, выбил зубы одному мужчине и еще – женщине, – пропищал он и подергал головой, чтобы показать, с какой силой были нанесены удары, высокая прическа «помпадур» подпрыгивала на его маленькой голове.
– Список, пожалуйста. Его недавних противников, – произнес инспектор Попиль. Он наклонился над трупом и принюхался. – Вы ничего не делали с его телом, господин Роже?
– Нет, господин инспектор. Комиссар специально запретил мне это.
Инспектор Попиль жестом подозвал его к бальзамировочному столу. Лоран тоже подошел.
– Что это за запах? Похоже на то, чем вы здесь пользуетесь?
– По-моему, пахнет цианидом, – заметил владелец похоронного бюро. – Значит, его сначала отравили!
– Цианид пахнет жженым миндалем, – возразил Попиль.
– Пахнет, как лекарство от зубной боли, – сказал Лоран, бессознательно потирая щеку.
Роже повернулся к помощнику:
– Ну и кретин! Где же ты увидел его зубы?
– Да. Это – гвоздичное масло, – заключил инспектор Попиль. – Комиссар, можем мы вызвать аптекаря и проверить его регистрационные книги?
* * *
Под руководством шеф-повара Ганнибал запек великолепную рыбу с приправами, обваляв ее в бретонской морской соли прямо в чешуе; теперь он уже вынул ее из духовки. Солевая корка сломалась и отвалилась, как только повар постучал по ней тупой стороной ножа, с коркой вместе отошла и чешуя, и всю кухню заполнил замечательный аромат.
– Смотри-ка, Ганнибал, – сказал шеф-повар. – Самые лучшие куски у рыбы – это щеки. Это относится и ко многим другим существам. Когда разделываешь рыбу за обедом, следует дать одну щеку мадам, а другую – почетному гостю. Но конечно, если ты раскладываешь ее по тарелкам здесь, на кухне, то обе щеки съедаешь сам.
На кухне появился Серж – принес продукты с рынка. Он стал распаковывать их и раскладывать по местам.
Следом за ним в кухню тихо вошла леди Мурасаки.
– Я встретился с Лораном в баре «Petit Zinc» «Маленькая стойка» (фр.).
, – сказал Серж. – Они так и не нашли проклятую голову этого урода-мясника. Лоран сказал, от трупа пахнет – только представьте себе! – гвоздичным маслом, которым зубы лечат. Он сказал...
Ганнибал поспешил проводить леди Мурасаки и Сержа прочь из кухни.
– Вам в самом деле надо бы что-то съесть, миледи. А эта рыба просто очень хороша, – сказал он.
– А я принес с рынка персиковое мороженое, – добавил Серж. – Со свежими персиками.
Леди Мурасаки долгий миг вглядывалась в глаза Ганнибала. Он улыбался ей, совершенно спокойный.
– Персик! – произнес он.
23
Полночь; леди Мурасаки лежит в постели, в открытое окно легкий ветерок доносит аромат мимозы, цветущей внизу, в одном из уголков двора. Она откинула покрывала, чтобы ощутить прохладное дуновение на обнаженных руках и ногах. Глаза ее открыты, взгляд устремлен на неосвещенный потолок, она ощущает, даже слышит, как моргают ее веки.
Внизу, во дворе, старая собака пошевелилась во сне, втянула воздух расширившимися ноздрями. Шкура у нее на лбу морщится на мгновение, но она снова успокаивается и погружается в сладкий сон об охоте, ощущая в пасти вкус крови.
В темноте над спальней леди Мурасаки скрипнул пол на чердаке. Какая-то тяжесть на досках пола, не просто пискнула, пробегая, мышь. Леди Мурасаки глубоко вздохнула и быстро спустила ноги с кровати, встав босиком на каменный пол спальни. Накинула легкое кимоно, коснулась волос, вынула из вазы в передней цветы и, неся в руке лампу со свечой, стала подниматься по лестнице.
Резная маска на чердачной двери улыбнулась ей. Леди Мурасаки приподнялась на носках, приложила к маске руку и толкнула дверь. Она почувствовала, как сквозняк прижал кимоно к спине, легонько подталкивая ее внутрь, и увидела, что в дальнем конце чердака мерцает свет. Леди Мурасаки направилась к нему, свет ее лампы играл на следивших за ней масках театра Но, а марионетки, свисавшие с перекладины, жестикулировали ей вслед в дыхании поколебленного ее приходом воздуха. Мимо плетенных из ивовых прутьев корзин и обклеенных ярлыками чемоданов, скопившихся за годы ее жизни с Робертом, она шла к семейному алтарю и к доспехам, перед которыми горели свечи.
На алтаре, перед доспехами, стоял темный предмет. Леди Мурасаки увидела его силуэт на фоне свечей. Она поставила лампу со свечой на ящик рядом с алтарем и смотрела на темный предмет долго и пристально. Голова мясника Поля стояла в мелкой вазе для цветов. Его лицо было бледно и чисто вымыто, губы целы, но щек на лице не было, и немного крови вылилось изо рта Поля в вазу. Кровь стояла в вазе, будто вода под композицией из цветов. К волосам Поля был прикреплен ярлык. На ярлыке – надпись по-французски, каллиграфическим почерком: «Момун. Магазин „Прекрасное мясо“».
Голова Поля повернута лицом к доспехам, взгляд поднят к маске самурая. Леди Мурасаки тоже повернулась к доспехам, подняла к маске лицо и проговорила по-японски:
– Приветствую тебя, досточтимый предок. Пожалуйста, прости нам этот неподобающий букет. Со всем уважением к тебе должна сказать, что я имела в виду не такую помощь.
Она машинально подняла с пола увядший цветок с ленточкой и положила его в рукав, глаза ее беспрестанно двигались, оглядывая все вокруг. Большой меч висел на месте, боевой топор – тоже. Малого меча на стенде не было.
Леди Мурасаки отступила назад, прошла к окну и открыла раму. Сделала глубокий вдох. В ушах отдавалось биение ее собственного пульса. Ветерок заставлял трепетать ее кимоно и огоньки свечей.
Послышался негромкий шум позади театральных костюмов Но. У одной из масок ожили глаза. Они наблюдали за ней.
– Приветствую тебя, Ганнибал, – сказала она по-японски.
Из темноты послышался ответ, тоже по-японски:
– Приветствую вас, миледи.
– Можно, мы продолжим по-английски, Ганнибал? Есть вещи, которые мне хотелось бы сохранить в тайне от моего предка.
– Как пожелаете, миледи. В любом случае мы уже исчерпали мой запас японских слов.
Он вышел в круг света от лампы, держа в руках малый меч и тряпку, которой он его протирал. Леди Мурасаки подошла к мальчику. Большой меч – на своем месте, она сможет до него дотянуться, если понадобится.
– Я воспользовался бы мясницким ножом, – сказал Ганнибал. – Но я взял меч Масамуне-доно, потому что это показалось мне подобающим случаю. Надеюсь, вы не против. Клянусь, на острие – ни одной щербинки. Мясник был мягкий, как масло.
– Я боюсь за тебя.
– Прошу вас, не тревожьтесь. Я избавлюсь от... нее.
– Ты не должен был совершать такое ради меня.
– Я сделал это ради себя, потому что высоко ценю вас как личность, леди Мурасаки. На вас вовсе нет вины за содеянное мной. Мне кажется, что Масамуне-доно позволил воспользоваться его мечом. Это и в самом деле поразительное орудие боя.
Ганнибал вложил малый меч в ножны и, сделав жест уважения в сторону доспехов, вернул меч на его место на стенде.
– Вы дрожите, миледи, – произнес он. – Вы прекрасно владеете собой, но вы трепещете, словно птичка. Я никогда не приблизился бы к вам без цветов. Я люблю вас, леди Мурасаки.
Внизу, за оградой двора, послышался двунотный звук французской полицейской сирены. Он раздался один раз и смолк. Собака поднялась с места и вышла к воротам – лаять.
Леди Мурасаки бросилась к Ганнибалу, взяла его руки в свои и прижала к щекам его ладони. Поцеловала его в лоб и прошептала – но нервное напряжение слышалось даже в ее шепоте:
– Скорей! Вымой руки, ототри их как следует! У Чио в комнате есть лимоны.
Далеко внизу послышался громкий стук в дверь.
24
Леди Мурасаки спустилась к инспектору Попилю лишь после того, как отсчитала сто ударов собственного сердца. Когда она появилась на лестнице, инспектор вместе с помощником стоял в самом центре просторного, с высоким потолком вестибюля и смотрел вверх, на площадку, где остановилась она. У нее создалось впечатление, что он замер в готовности, словно красивый паук в заплетенной паутиной раме окна, и что за окном она видит бездонную ночь.
Она спускалась по ступеням как бы одним движением, плавно, как будто и не делая никаких шагов. Руки она спрятала в рукава кимоно.
Серж с покрасневшими от волнения глазами отступил в сторону.
– Леди Мурасаки, эти господа – из полиции.
– Добрый вечер.
– Добрый вечер, мадам. Мне жаль беспокоить вас в такой поздний час. Я должен задать несколько вопросов вашему... племяннику?
– Племяннику?.. Могу я увидеть ваше удостоверение?
Ее рука медленным движением освободилась из рукава, обнажив и другую руку. Леди Мурасаки внимательно прочла текст удостоверения и проверила фотографию.
– Инспектор ПОП-иль?
– По-ПИЛЬ, мадам.
– На вашей фотографии я вижу орден Почетного легиона, инспектор.
– Да, мадам.
– Благодарю вас за то, что вы сами приехали к нам.
Когда она возвращала Попилю удостоверение, до него донесся аромат, свежий и чуть заметный. Она внимательно наблюдала за его лицом, ожидая, когда он ощутит этот запах. И заметила – чуть дрогнул и, расширившись, его ноздри, чуть сузились зрачки.
– Мадам?..
– Мурасаки Сикибу.
– Мадам – графиня Лектер, но обычно к ней обращаются, пользуясь ее японским титулом: леди Мурасаки, – отважился объяснить Серж. Для этого потребовалось немало мужества – ведь он разговаривал с полицейским.
– Леди Мурасаки, я хотел бы поговорить с вами наедине, а затем, отдельно, с вашим племянником.
– С должным почтением к вашему чину и должности, инспектор, я все же боюсь, что это не представляется возможным, – ответила леди Мурасаки.
– О, мадам, это абсолютно возможно! – заявил инспектор Попиль.
– Мы с радостью принимаем вас в нашем доме и с удовольствием предоставим вам возможность поговорить с нами обоими – вместе.
С лестничной площадки раздался голос Ганнибала:
– Добрый вечер, господин инспектор.
Попиль повернулся к Ганнибалу:
– Молодой человек, я хочу, чтобы ты поехал со мной.
– Конечно, господин инспектор.
Леди Мурасаки обратилась к Сержу:
– Будьте добры, принесите мою накидку.
– В этом нет необходимости, мадам, – сказал Попиль. – Вы не поедете. Я опрошу вас здесь, в замке, завтра. Я не причиню вреда вашему племяннику, мадам.
– Все хорошо, миледи, – сказал Ганнибал.
Пальцы спрятанных в рукава рук леди Мурасаки чуть расслабились и уже не так сильно сжимали ее запястья.
25
В бальзамировочной было темно и тихо, слышно было лишь, как медленно падают в раковину капли воды из крана. Инспектор Попиль с Ганнибалом остановились в дверях, так и не стряхнув с плеч и башмаков дождевые капли.
Момун точно лежал здесь: Ганнибал чувствовал его запах. Мальчик ждал, чтобы Попиль зажег свет, и думал: «Интересно будет посмотреть, какую паузу этот полицейский сочтет достаточно драматичной...»
– Как ты считаешь, ты узнал бы Поля Момуна, если бы снова его увидел?
– Я постараюсь, господин инспектор.
Попиль зажег свет. Хозяин похоронного бюро уже снял с Момуна одежду и положил в бумажные мешки – как ему было указано. Он зашил ему низ живота грубым швом, подложив внутрь кусок резины от дождевика, и прикрыл обрубок шеи полотенцем.
– Помнишь татуировку на руке мясника?
Ганнибал обошел вокруг стола.
– Да. Только я не читал надпись.
Мальчик пристально смотрел на инспектора Попиля поверх трупа мясника. Он отметил, что в глазах полицейского зажегся огонек понимания.
– Что там написано? – спросил инспектор.
– "Вот моя, а где твоя?"
– Может, точнее было бы написать «Вот твое, а где моя?». «Вот твое первое убийство, а где же моя голова?» Как тебе кажется?
– Мне кажется, это как-то не достойно вас. Во всяком случае, я на это надеюсь. Неужели вы ожидаете, что его раны станут кровоточить в моем присутствии?
– Что такого сказал мясник этой даме, что заставило тебя потерять рассудок?
– Это не заставило меня потерять рассудок, господин инспектор. Грязный рот мясника оскорбил всех, кто это слышал, и меня в том числе. Он был предельно груб.
– Что он сказал, Ганнибал?
– Он спросил, правда ли, что у япошек писяк идет наперекосяк, господин инспектор. Он обратился к леди Мурасаки «Эй, япошка!».
– Наперекосяк. – Инспектор Попиль провел пальцем над швом на животе Поля Момуна, почти касаясь кожи. – Наперекосяк – вроде этого?
Инспектор вглядывался в лицо Ганнибала, словно ища в нем чего-то. Не нашел. Не нашел вообще ничего и задал еще один вопрос:
– Какое чувство ты испытываешь, видя его мертвым?
Ганнибал заглянул под полотенце, прикрывавшее шею.
– Чувство отдаленности, – ответил он.
* * *
Установленный в полицейском участке полиграф деревенские полисмены видели впервые в жизни; неудивительно, что он вызвал у них живейшее любопытство. Оператор, приехавший из Парижа вместе с инспектором Попилем, хлопотал вокруг аппарата, настраивая, прилаживая, подгоняя то одно, то другое, зачастую лишь для пущего театрального эффекта, а по мере того, как нагревались трубки, запах разогревшейся изоляции смешивался с заполнявшим помещение запахом пота и сигаретного дыма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31