Иногда это помогало забыться, и на какое-то время сны, казалось, тускнели и
стирались из памяти, тогда Кантору начинало казаться, что жизнь не настолько
паскудна, как он привык считать. Но длилось это недолго. Недобрые мысли, с
садистским упорством сверлившие мозги несчастного мистралийца, надолго не
отлучались. Самой противной из них, вызывавшей у Кантора бессильную злость на
весь белый свет, был незатейливый житейский вопрос: что дальше?
И Кантор, и его внутренний голос отвергали этот вопрос с редкостным единодушием.
Но чем лучше становилось их общее самочувствие, тем наглее и упрямее врывался в
их мысли проклятый вопрос, порожденный все тем же неумолимым течением жизни. И
недалек уже был тот день, когда проблема станет насущной и потребует
немедленного ответа.
Кантор оттягивал сей момент, как только мог. Даже самому себе он не решался
признаться, что этот день, скорей всего, будет окончательным прощанием с
удивительно неправильной девушкой, которая перевернула вверх тормашками его
жизнь, и без того не отличавшуюся устроенностью и упорядоченностью...
В первый день лета они оставались в доме практически одни, если не считать слуг.
Элмар с утра пропадал во дворце - видимо, выяснял отношения с очередным
вороватым казначеем и наводил трепет на подданных. Тереза ушла на работу, Жак
руководил ремонтом в своей разгромленной гостиной, которая была уже отмыта и
больше его не пугала. Несравненная Азиль почему-то не показывалась - может быть,
не хотела нарушать их уединение? Никакие гости не появлялись, за исключением
Стеллы, которая забежала ненадолго, сменила Кантору повязки и убежала, даже ни
разу не нахамив.
Словом, влюбленные были предоставлены сами себе и использовали уединение в свое
удовольствие. Во всяком случае, Кантор именно так воспринимал это
ничегонеделание на ковре и откровенно наслаждался покоем, музыкой и тихой лаской
Ольги. Он в который раз отгонял непрошеные мысли о том, что это счастье не
продлится долго. Максимум до вечера. А ночь приближалась неотвратимо, как
судьба. Вечер означал возвращение в свою комнату, фальшиво-натянутое "спокойной
ночи" Ольге и очередную порцию кошмарных снов. Наблюдая, как за окном сгущаются
сумерки, Кантор с тоской предчувствовал, что ему предстоит в ближайшее время, и
от этого настроение портилось стремительно, как молоко на солнцепеке. Опять все
сначала. Вновь всю ночь носиться по каким-то переулкам, кого-то безуспешно
догонять, искать Ольгу и не находить, пытаться спасти и не успевать, слышать ее
крик и не иметь возможности до нее добраться, беспомощно смотреть, как ее
убивают... Биться о стены, рваться в оковах, умирать от ужаса... И потом просыпаться
с мокрым лицом и трясущимися руками, материться в подушку от бессильной злости
на самого себя и переругиваться с внутренним голосом, который сочувствует и
раздает полезные советы. Кретин озабоченный! Спать не одному, затащить в постель
Ольгу, чтоб не так страшно было? Еще и ее перепугать насмерть, вот будет
красота! И опозориться заодно, чтобы Ольга увидела, в каком состоянии он
просыпается, и приняла его за какого-то слабонервного труса вроде Жака!.. Не
дождешься! Нашел тоже бедненького зайчика! Заведи себе отдельное тело, и спи
тогда, с кем хочешь!
Внутренний голос ухмыльнулся.
"Не разбрасывайся словами, - сказал он. - Я ведь захочу только с Ольгой, и что
мы будем делать, если нас станет двое?"
- Вот тогда я тебя наконец прикончу, - злорадно огрызнулся Кантор.
"Какой же ты зайчик? - печально вздохнул внутренний голос. - Ты злобная кусачая
шавка. Меня называешь озабоченным, а сам?"
Лучшим ответом на последнее замечание было бы съездить по морде, но гадский
голос имел одно вопиюще несправедливое преимущество, которым бесстыже
пользовался. У него не было морды. Зато у Кантора она была, и в течение этого
коротенького разговора в ней, видимо, произошли какие-то изменения,
встревожившие Ольгу.
- Что? - тут же засуетилась девушка, ласково поглаживая "бедненького зайчика"...
Как с ребенком, честное слово! Еще немного, и слуги смеяться начнут. А сказать
как-то неловко...
- Ничего. - Кантор приподнял голову и сделал невинные глаза. - Тебе показалось.
- Просто ты молчишь и о чем-то таком думаешь...
- О каком?
- Тебе лучше знать. Когда ты об этом думаешь, у тебя лицо делается злое и
сердитое.
- Это плохо, - вслух заметил Кантор.
- Чего ж хорошего...
- Нет, плохо, что по моему лицу видно, о чем я думаю... - Это действительно было
хуже некуда. Кантор всегда славился способностью контролировать эмоции при любых
обстоятельствах. Может, не так безупречно, как король, но среди товарищей-
мистралийцев он в этом отношении был лучшим. И на тебе - юная девица читает
мысли по его физиономии, как если бы сия физиономия была красочной вывеской с
огромными рунами... - Не обращай внимания. Мало ли что может прийти в голову.
Как бы в подтверждение того, что голова у товарища Кантора полностью дурная, в
нее тут же пришла непрошеная мысль. А не послушаться ли и в самом деле совета
внутреннего голоса? Хоть разок, для проверки - вдруг он прав? Он, конечно,
полный придурок, голос этот, но Азиль ведь то же самое говорила, а она плохого
не посоветует... И, помнится, когда случалось задремать в таком же положении, как
сейчас, на этом ковре, под заунывное загробное пение очередного безголосого
барда, уложив голову на колени Ольге, ему действительно ничего такого не
снилось. И когда он позорно заснул за ужином на диване, рядом с ней, тоже
спалось прекрасно. Не от водки же! Только ведь предложи - поймет неправильно,
озабоченным посчитает... Хорошо, если откажется, а если согласится... и будет ждать
от него определенных действий... а ему сейчас как-то не до того... Придется простыми
словами доступно объяснять, и получится позорище редкостное!
- Если все время молчать и думать, в голову обязательно будет приходить что-
нибудь подобное, - рассудительно сказала Ольга. - Надо чем-нибудь отвлечься.
"А то я сам не знаю", - подумал Кантор, но вслух этого говорить не стал.
- Расскажи мне сказку, - попросил он, поудобнее устраивая голову у нее на
коленях.
- Опять я? - вздохнула Ольга. - Всегда я... А ты молчишь.
- А что могу рассказать я? - вздохнул Кантор. - Что-то вроде того, о чем я
думаю, когда молчу? Чтобы и тебе о том же думалось? Совсем не хочется...
- Я понимаю, - согласилась Ольга. - Помнится, Костик тоже никогда не рассказывал
про Афган... Но не обязательно же об этом. Ты что, ни одной не знаешь?
- Знаю. Но ты можешь в любой момент взять в королевской библиотеке и прочесть их
в оригинале. А твои сказки из другого мира, и кроме тебя, мне их никто не
расскажет. Или тебе все уже надоели с этими сказками?
- Да нет, мне не жалко. Но все слушатели мне тоже что-нибудь рассказывают. Элмар
- красивые старинные легенды, король - ментовские байки, Азиль - про разных
интересных людей, с которыми она встречалась, Жак - последние сплетни и приколы
из придворной жизни, он каким-то образом всегда их знает. А ты молчишь. Вот, ты
говорил, что был большим любителем музыки и даже знал лично многих выдающихся
бардов. Хоть про них. Ты, наверное, и с моим "мертвым супругом" был знаком, раз
знаешь даже, как он Плаксу за плагиат лупил...
- Был знаком. Но никакого желания об этом говорить.
- Почему? Вы с ним ссорились, или просто ревнуешь?
- Нет, история получится очень и очень печальная. Не хочу. Пусть Азиль
рассказывает, у нее весело выходит.
- Ладно, - вздохнула Ольга. - Только пойдем тогда в спальню, а то ты опять тут и
уснешь, как в тот раз. Ляжешь в постель, выключим свет, и я поведаю тебе про
медвежонка Винни-Пуха.
- В постель пойдем после ужина, - возразил Кантор, опасаясь, что его затея
поспать в библиотеке сейчас накроется кое-чем... э-э... приятным во всех остальных
отношениях, но не в данном случае. - А пока давай поваляемся здесь.
- Почему? Ты любишь спать на полу?
- Не на полу, а на ковре. И не спать, а валяться. Нравится мне здесь, и все, -
уперся Кантор, полагая, что Ольга не станет слишком уж настаивать.
И еще он очень надеялся, что на сей раз это не будет история для детей
дошкольного возраста. А то Ольга, которая в последнее время тщательно избегала
всяческого насилия в своих сказках, исчерпала более-менее взрослые сюжеты и
перешла на откровенно детские, хотя Кантор давно перестал просить, чтобы сказки
были нестрашными. Что самое смешное, опознать по названию, о чем пойдет речь,
было практически невозможно, поскольку все названия имели какое-то наизнанку
вывернутое значение. К примеру, крокодил Гена оказался вовсе не хищным зверем, а
добропорядочным горожанином с повадками рассеянного чудаковатого алхимика. Муми-
тролли ничего общего с троллями не имели, и было совсем непонятно, за что этих
милых зверюшек так обозвали. Зато внешне безобидная сказка о мальчике, который
жил в деревне с котом и собакой, оставила у Кантора очень неприятный осадок.
Видимо, из-за противного кота с его голдианскими замашками. Мистралиец не стал
гадать, чего ожидать от обещанной сказки про медвежонка, хотя варварское имечко
оставляло некоторую надежду, что медвежонок не плюшевый.
- Нет, так не пойдет, - возразила Ольга. - Заснешь на полу, что с тобой потом
делать? Пойдем лучше в комнату. Почему ты так не хочешь туда идти? Что-то не
так?
Объяснить ей, в чем дело, было сложно, и у Кантора не было ни сил, ни желания
напрягать мозги, чтобы облечь это "не так" в понятную словесную форму.
- Я не засну, - пообещал он. - Дождусь ужина, и пойду спать наверх. - Затем
набрался смелости и добавил: - А ты не хочешь составить мне компанию?
- Посидеть с тобой, пока ты уснешь? - с готовностью уточнила она, заботливо
расправляя его спутанные волосы. - Конечно.
- Ну вот... Я усну, а ты уйдешь. Мне так скучно одному. Почему, собственно, мы
стали спать врозь?
Ольга тихо вздохнула:
- Вспомни четверг и не задавай глупых вопросов.
- Но четверг давно прошел! Я уже... вполне ничего...
- Что, настолько? Ой, не знаю, тебе же на спину ложиться нельзя...
Так и есть! Спасибо хоть озабоченным не назвала!
- Да какая разница, настолько или не настолько? Я не это имел в виду! Помнишь,
что сказала Азиль? Что так будет лучше. А ей стоит доверять в подобных вопросах...
- Чем же это может быть лучше? - растерялась Ольга. - Я не нимфа, никаких
целебных свойств у меня нет. Зато я жутко ворочаюсь, пинаюсь во сне и могу
нечаянно заехать тебе по какому-нибудь больному месту, тем более они у тебя
повсюду. Нет, мне не жалко, если ты хочешь... но я боюсь сделать тебе больно.
- Не бойся, - Кантор со вздохом потерся щекой о ее колено. - Это не страшно. Я
развернусь к тебе, и до спины ты не достанешь. А все остальное не так уж сильно
болит.
- Ты и так плохо спишь, - жалобно взглянула на него Ольга. - А тут еще я буду
мешать...
- Наоборот, так будет лучше... Во всяком случае, я надеюсь на это. Проверим,
насколько права несравненная Азиль. Кстати, с чего ты взяла, что я плохо сплю?
И угораздило его задать этот вопрос... Честная Ольга сочувственно похлопала
глазками и очень тихо призналась:
- Так ведь слышно. Ты когда кричишь во сне, весь дом слышет. Элмар запретил к
тебе заходить, вот никто и не прибегает.
"Элмар умница", - печально подумал Кантор. "А ты - болван", - добавил внутренний
голос. Вступать с ним в спор не было желания.
- Пойдем наверх, - предложила Ольга.
- А ты останешься со мной?
- Останусь.
"Женщины... - мимоходом подумал Кантор, обнимая ее здоровой рукой. - Как с вами
все-таки просто. Стоит лишь сделать так, чтобы вам стало нас жалко, и можно
уговорить на что угодно".
Вставать на ноги без посторонней помощи было еще тяжело, для этого приходилось
цепляться за какую-нибудь опору, в данном случае - за Ольгу. Затем еще с минуту
стоять, крепко держась за ближайший предмет мебели или опять же за Ольгу и
ждать, пока пройдет головокружение. А потом уже ковылять, опираясь о ее плечо,
через гостиную и вверх по лестнице. С Элмаром было проще - тот в считаные
секунды дотаскивал страдальца до постели. Но сегодня первого паладина еще не
было, так что добираться до комнаты предстояло самостоятельно.
- А ужин? - напомнил Кантор, приступая к поэтапной процедуре переведения своего
бренного тела в вертикальное положение.
- Тогда давай посидим в гостиной и дождемся Элмара, который должен вернуться.
Можно и так. Хотя какая разница - в гостиной сидеть или в библиотеке? Эти
женщины...
Что ж... сначала встать... осторожно подняться на четвереньки, затем так же
осторожно выпрямиться и уцепиться за кресло... потом опереться на здоровую ногу и
встать... Проклятье, хоть бы не упасть... И как это у него так лихо получилось
самостоятельно выползти на лестницу и запустить в Пассионарно палкой, да еще и
попасть при этом? Со злости, не иначе...
От этих невеселых размышлений Кантора отвлек радостный взвизг Ольги. Он
обернулся, подумав, что вернулся домой его величество Элмар, и тут же поспешно
вцепился в кресло, поскольку от увиденного все поплыло перед глазами. У книжной
полки стоял Шеллар III, такой же, как в пятницу, совсем как живой, только не в
тунике, а в просторной белой рубашке без камзола.
- Нет-нет, - торопливо проговорил гость, предостерегающе вытягивая перед собой
руки, поскольку Ольга по привычке собралась повиснуть у него на шее. - Только не
обниматься.
- Ой... - сконфуженно остановилась Ольга и растерянно опустила руки, не зная, куда
их девать. - Извините, я забыла... Еще болит?
- Не так, как вчера, но обниматься пока нежелательно, - улыбнулся король,
дружески похлопал ее по плечу и обратил свой взор на Кантора. - А у тебя как
дела? Мне рассказывали, ты уже самостоятельно бросаешься костылями? Да что ты на
меня так смотришь, словно в первый раз видишь? Ну, снял я камзол, что тут
такого?
- Сегодня понедельник... - неуверенно выговорил Кантор, из последних сил сжимая
спинку кресла, чтобы как-то удержаться на подгибающихся ногах.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9