– Окота поймал! – обрадовались купцы.Но обрадовались раньше времени. Ошиблись купцы, потому что до сего времени никто из них ни разу не видел Окота. Хотели только, чтобы это был он, хотели, чтобы ханская голова слетела с плеч и скатилась в волчью балку. Быстрые на суд, уже решали купцы, что им делать с ханским телом. И решили посадить его на кол и выставить в степи для устрашения новых команских орд.Хоть голова пленника и его плечи были покрыты чепраком, но сразу увидели люди из дружины, а также тиун Ярослав, что этот человек и мельче, и тоньше хана Окота. И еще подметили, что не стонал бы так жалобно команский хан – зубы сжал бы, зубы свои раскрошил бы, но не стонал. А вернее всего, смеялся бы над ляхом Окот. Игрец же подумал, что видит перед собой Атая, несчастливого хана, и пожалел его опять – на этот раз не отпустит тиун пленника и не про курай будет спрашивать, а про зазубрины на его сабле, про количество стрел в колчане.Довольный, спрыгнул Богуслав с коня. Размотал аркан, освободил руки пленника, сбросил с его головы старый потертый чепрак. И все увидели побитое лицо берендея-шорника.Богуслав сказал:– Хотел скрыться. Петлял, как лис…– Хитрый лис, – согласился Ярослав. – Но и на самого хитрого лиса находится охотник.Здесь шорник тихо опустился перед Ярославом на колени, потом грудью лег на землю, а лицом, разбитым и заплывшим, прижался к пыльному сапогу тиуна.Богуслав пнул берендея в бок:– Я не для того ловил тебя, лисица, в степи, чтобы ты здесь терся о ноги Ярослава. И не для милости волок тебя сюда, а для того, чтобы содрать здесь твою шкуру.И Богуслав взялся за меч.– Отпусти ты его, – попросили купцы. – Не губи еще одну душу.Лях сказал:– Он не тревожился о ваших душах.Воеводы подтвердили:– Этот шорник – враг. Он искал нам большой беды.Тиун высвободил ногу, сказал купцам:– Если бы два дня назад мы поверили берендею, то вы уже сегодня на дне реки кормили бы рыб своими мозгами. Хорошо ли это? И хорошо ли – болботать здесь, не спросясь Ярослава, и судить прежде него?Тут купцы, вспомнив злобный нрав тиуна, испугались и опустили головы. Стояли они и думали, что же такого налгал этот берендей. А люди из Ярославовой чади все рассказали купцам.Монахи-паломники также были здесь и все слышали. На того шорника махнули рукой и не вступились за него, когда купцы между собой решили: «Убьем берендея!»Потом купцы просили тиуна:– Дай нам его!И отдал Ярослав предателя-шорника на расправу купцам.Чади же своей тиун разрешил отдых до полудня. Но шатров сказал не ставить, чтобы к сроку могли быстро сняться с места. Тогда люди расстелили по земле серые шатры и легли на них. Под головы подложили седла. Многие, измученные, тут же уснули, а некоторые еще следили за приготовлениями купцов, которые хотели побыстрее закончить свое дело.Сказали купцы:– Хотел шорник содеять зло. Но не сбылось, и не содеял зла. Как судить его за то?И решили:– По мере задуманного зла.Принесли купцы от реки старую мачту, потом перекинули ее через балку в самом узком месте и свернули петлей прочный половецкий аркан. Всё делали неуклюже, споря и ссорясь. А петлю поправляли несколько раз, пробовали – затянется или нет. Видно, первый раз казнили, волновались купцы. Русь-дружинники над ними посмеивались.Вот приволокли купцы упирающегося берендея и бросили его под мачтой. Сами встали вокруг, решали, что делать дальше. А шорник вскочил на четвереньки и принялся биться головой о землю, и жалобно стенать, и просить пощады. Но купцы как будто не слышали его, галдели, препирались между собой, никак не могли договориться – кому брать грех на душу, кому набрасывать на шорника петлю. Но вот набросили. Перекрестились купцы, побледнели и, взявшись за свободный конец аркана, все вместе его потянули.Дальше Берест не смотрел, отвернулся. А предсмертный крик шорника смутил его душу. Глава 12 У бродника взяли мясо и хлеб, взяли вина и араки. Почти вполовину поредевшим войском продолжали путь. Но других половецких орд ниоткуда не ждали, поэтому не искали пополнений. Местные бродники и посланные вперед всадники говорили, что поле чисто, давно сглажены ветром следы команских коней и стад. А еще говорили всадники – там, дальше на юг, старым идолищам нет числа.И верно, скоро увидели их множество. Стояли идолища на берегах Днепра и при впадении в него речушек, стояли на курганах и холмах, при степных дорогах и в неприметных как будто бы местах. По одному, по двое, а то и по пять–восемь каменных – побогаче, или простых деревянных изваяний. Это были половецкие боги-предки. При оружии – с колчанами, полными стрел, с саблями и луками с налучиями, в доспехах; с длинными усами, кое-где с изображением коней. Были и предки-богини в богатых одеждах, украшенных узорами, в праздничных шапках, с украшениями, с поясами и пряжками, с косами. Все идолища держали в руках сосуды, прижимали их к животам. И все они были очень похожи на своих потомков, на нынешних половцев.Возле идолищ в обилии лежали выбеленные солнцем кости животных – остатки жертв. Кочевники задабривали своих богов, кочевники их благодарили. На многих святилищах резали коней и быков, резали овец и собак. Головами жертвенных животных обкладывали основания идолищ. Потом испрашивали у своих покровителей счастливых дорог, испрашивали хороших пастбищ и уходили. Степной ветерок уныло посвистывал в пустых глазницах черепов. Приходило время, и тот же ветерок приносил дожди, потом пригонял холод и забивал глазницы плотным снегом. А по весне, вместе с потеплевшим влажным ветром, приходили лукоморские половцы и просили у своих богов удачной рыбной путины. И снова резали животных, снова подкатывали головы к каменным ногам. А губы идолищ щедро поливали теплой кровью. Потом, уже с легким сердцем, рыбаки готовили сети, латали огромные бредни…На следующий день каменных богов стало намного больше. Чаще всего они были видны издалека, но иногда попадались и такие, что открывались взору внезапно, словно вырастали из-под земли. И они как бы напоминали русскому путнику: степь здесь не твоя, переяславская или воиньская, степь здесь чужая – Белая Кумания – не дремли, рус, в седле, поглядывай, поглядывай… И поглядывали: нет-нет да увидят на шапке идолища старого орла. Хлопнут всадники в ладоши, спугнут издалека птицу – и глядят-радуются, как над самой землей, взмахами крыльев возмущая травы, улетает орел, торопится скрыться за ближайшим холмом. А еще встретили в степи два-три настоящих святилища. Но не подъезжали к ним, потому что были они далеко в стороне. Видимо, стояли святилища на дорогах половецких. У руси же в этих местах была своя дорога – широкий Днепр.Ярослав сказал, что всякий половец, придя на святилище, понимает язык изваяний, как понимает он речь отца или матери, или речь почитаемых старцев. И спрашивает он идолищ о том, хватит ли стадам корма на зимнике, не задержит ли весенняя распутица переход на южные кочевья, по какому пути нынче растут сочные травы да велик ли будет приплод у овец, не нагрянут ли лютые волки или переяславские полки… Выслушав это, лях Богуслав сказал, что тиун и сам не хуже любого комана сумеет понять тайный смысл каменных идолищ, а также по идолищам сумеет указать, в какую сторону кочевник-пастух гонит свое стадо.Были при этом разговоре пять-шесть человек из апостолов Ярослава, которые осмелились усомниться в правдивости ляха. А лях был злой, не остыл еще после схватки с команской ордой. И вскипел, услышав сомнения, зубами заскрипел и принялся в волнении приглаживать ладонями к подбородку длинные усы. Тогда поспорили апостолы с Богуславом на его репейчатые шпоры, что в речах своих он хватанул с верхом. Если же лях докажет свою правоту, они обещали собрать ему серебряную гривну. И после этого все вместе приблизились к тиуну и просили его:– Скажи, господин, есть ли поблизости коман со стадами?И они показали Ярославу на невысокий холм, на котором бок о бок стояли два идолища, отец и мать половецкие.Ярослав ответил им:– На запад, полдня отсюда, есть большая отара… Должна быть…Все, кто при этом был, удивились такой уверенности тиуна. Но ничего не сказали, боясь оказаться в немилости. А любопытства не могли утаить. Тогда Ярослав решил показать им ту отару, о которой говорил. И оставил он вместо себя одного из сотников, и повелел ему с войском не отходить далеко от каравана, да на месте тоже не стоять – повелел сотнику сделаться волком и рыскать в округе. Сам же Ярослав с десятком любимцев-отроков и с ляхом тем, с игрецом и Эйриком поскакал на запад.Через полдня возликовал Богуслав. Похоже было, что тиун не ошибся – на лугах, что проезжали рысью, стал попадаться свежий овечий помет, а травы во многих местах были дочиста выедены, также встретились вытоптанные овцами временные загоны.Нагнувшись из седла, Богуслав подхватил с земли комочек помета и на глазах у других всадников обнюхал его. Потом засмеялся лях и сказал:– Гривной серебра пахнет!Апостолы не ответили. Но лица их с этого времени стали сумрачными. Ехали, ощупывали кошели. Вздыхали, прикидывали – с кого по сколько пойдет в складчину. А взгляда Богуслава избегали.Скоро увидели и саму отару. Вызвали переполох. Пастушьи псы бросились навстречу всадникам, но пыл их быстро угас. Собаки остановились в отдалении, поджали хвосты, взбугрили загривки, зарычали, однако расступились перед чужаками и потом бежали сзади, скаля клыки. Два малых пастушонка при виде всадников кинулись бежать за холм. Бежали и в страхе кричали: «Рус! Рус!» Но ловкие отроки, посланные Ярославом, перехватили детей. Подцепив их за старые дырявые кафтаны, подняли к себе в седла.– А-а! Последыши…– Держи! Держи крепче! – предостерег тиун. – Гляди, выворачивается из кафтана.– Бей, да не убей!Насмехались над отроками, пока те не могли справиться с детьми.Сказал Богуслав:– Большая отара. Должно быть много пастухов.Тогда тиун указал за холм:– Там пастухи! Возьмем их врасплох…И они разделились надвое: пятеро отроков пошли с Ярославом по правую сторону холма, пятеро с ляхом Богуславой – по левую сторону. Надели шлемы, надвинули стальные маски. Склонили пики, их остриями царапнули землю. И вонзили шпоры в бока коней… Двумя смерчами вылетели из-за холма, двумя смерчами понеслись к кочевью. Коваными копытами сотрясали степь, отточенными пиками резали высокие травы. Кони, как змеи, изогнули шеи, ногами перебирали – не видно было ног…Кочевье состояло из трех шатров-сатыров и большого загона для овец, связанного из сухих жердей. В загоне возле горки свежескошенной травы лежала пара верблюдов. Почуяв лай собак и топот коней, верблюды всполошились, поднялись на ноги и закричали. Но и люди уже услышали всадников, высыпали из тени шатров на солнце и. щурясь, глядели из-под ладоней в степь – кто едет. Сначала рассмотрели, что красиво скачут всадники и красиво блестят на солнце их доспехи. Потом посчитали, что слишком уж много приближается всадников – наверное, не свои, наверное, от соседнего кочевья с вестями. И только потом увидели, что это вовсе не команы едут, а русы.«О, проклятые! Сколько уж лет нет от них покоя! Сколько уж лет рыщут по Кумании, как по своей земле! Всё имеют: и лес, и реки, и горы, и море. Но мало того русам – хотят еще степи иметь…»Бросились бежать кто куда. Но недалеко убежали – злые белолицые всадники окружили их. Пиками подталкивая в затылок, погнали всех обратно к шатрам. Объятые ужасом, плакали-голосили половецкие женщины. Слыша плач матерей, кричали дети.Собрались все возле невиданного всадника-горы, сбились в кучу и сели на землю. Причитая и ни о чем не моля, покорно ждали своей участи. Рукавами утирали слезы; головы сверху покрывали ладонями, будто это могло защитить их от удара меча. А были здесь: старик, старуха, несколько женщин-молодиц в высоких войлочных шапках и с десяток детей от мала до велика, не считая тех двоих пастушков.Ярослав спешился и вошел в ближний шатер. Но никого там не обнаружил тиун и вышел с обратной стороны, прорубив себе мечом выход. А отроки его поступили так же с другими шатрами.Сказал Ярослав:– Воевать здесь не с кем…Спокойно сказал это, но слышны были его слова далеко вокруг. В загоне же оттого опять закричали верблюды. А собаки убежали в степь и больше не подходили.Тиун спросил старика-половца:– Где твои сыновья?– Не знаю, Ярусаб-хан! Не знаю!При этом старик склонил голову, как под удар меча.– С кем они ушли? С Окотом?– Не знаю, Ярусаб-хан! Не знаю! – повторил коман, не поднимая лица.– Э-э! Да ты не скажешь! – Из-под маски тиуна злобно блеснули волчьи глаза. – Тогда я скажу: если с Окотом были твои сыновья, то настало время их оплакивать, старик! Или ты не слышал шума, который был, когда Окот-орда падала с коней?– Река бежит, пороги шумят, – ответил коман. – Громко шумят пороги, я ничего не слышал.Сказал Ярослав:– Скоро змея принесет тебе весть. Приползет она из волчьей балки.– О, Ярусаб!..Здесь иссякли силы старика, и он заплакал:– Сыновей забрали. Сильных и умных зазвали с собой в нору погибели; а я, старый, остался жить. Коней забрали. Больших и красивых увели, не спросясь. Как жить? Рус ходит по степи румяный и сытый, а дети мои – бледные, бескровные лежат среди трав. С костей их спадает мясо. Как жить?Коман упал на землю ничком и вонзил в нее, в мягкий дерн, свои скрюченные пальцы. Коман спрятал лицо в густой траве.– Будь проклят ты, рус Ярусаб! Будь проклята земля, тебя вскормившая! Будь проклята та глина, в которую ты ляжешь!.. О, Ярусаб! Теперь моя участь – умереть среди диких зверей. Но я так стар, что ты даже не будешь рад этой смерти. Зачем, Ярусаб, ты погасил костры моих сыновей?– О чем он говорит? – спросили отроки, не понимавшие языка.– Просит не убивать, – ответил лях Богуслав.Старуха плакала беззвучно. Кривыми ручейками стекали слезы по ее смуглому морщинистому лицу. Старуха шевелила губами и раскачивалась из стороны в сторону.Ярослав спросил комана:– Откуда знаешь меня?Старик глянул исподлобья. Женщины помогли ему встать. И он ответил:– Как не знать? Степь про гору всегда говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50